Тоти Даль Монте - Голос над миром

• Название: Голос над миром
• Автор: Тоти Даль Монте
• Издательство: «Искусство»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Тоти Даль Монте — выдающаяся итальянская оперная певица XX века. Настоящее имя и фамилия — Антониетта Менегелли.

Эта книга, изданная в Советском Союзе, является книгой ее воспоминаний.

«Воспоминания Тоти Даль Монте великолепно отражают эмоциональную, непосредственную натуру артистки, бесконечно преданной своей профессии. Здесь мы не найдем глубокого анализа основ итальянского вокального искусства, методологии певческого мастерства. Да автор и не ставил перед собой подобных задач. Это увлекательный рассказ о жизненном и творческом пути, приведшем певицу к вершинам мировой славы.»

---

В мои времена концертмейстер и дирижер оркестра значили куда больше, чем теперь. Тогда, за исключением «Ла Скала», где к руководству спектаклями изредка привлекался Джоаккино Форцано, оперный театр не прибегал к помощи режиссеров. Единственным полновластным режиссером и постановщиком был дирижер оркестра. Очень жаль, мне кажется, что нынешние дирижеры отказались от этой своей прерогативы.

По моему мнению, ни один современный режиссер, итальянский или зарубежный, не сумел бы в своей работе подняться до уровня театральных постановок, скажем, Тосканини, Муньоне, Гуарньери, Маринуцци, Серафина, Добровейна, Гуй, Паолантонио, познавших все «секреты» оперной музыки.

Впрочем, я отнюдь не являюсь ретроградом. Раз и в оперном театре появились свои режиссеры, значит, на то есть серьезные причины, и я принуждена сдаться перед лицом очевидных фактов.

Вот один пример из области режиссуры. Сцена безумия в опере «Лючия ди Ламмермур». В мои годы эту сцену исполняли при ярком освещении, и потому создать нужную атмосферу было куда труднее. Все зависело от дикции и темперамента певиц, их чувства сцены и искусства. Теперь же задача исполнительниц весьма облегчена. Режиссер, используя игру света и тени, помогает передать весь драматизм переживаний героини.

Но так же как в драматическом театре ни одному режиссеру в своей работе не удалось достичь высот мастерства, присущих Элеоноре Дузе, Новелли, Цаккони, Руджери, Бенини, Цаго и другим, так и в опере никто не сумел передать возвышенную, праздничную атмосферу, царившую на прославленных спектаклях Тосканини, Гуарньери, Маринуцци.

Раз уж эту главу я почти целиком посвятила дирижерам и концертмейстерам, мне остается теперь рассказать в следующей о многих крупных певцах, моих товарищах по сцене, которые делили со мной все мои успехи и триумфы.

XXVIII. Знаменитые певцы

Театральная жизнь, особенно в оперном театре, всегда отличалась неизбежным соперничеством, завистью, глубокими и мелочными обидами, роковым непониманием. Но чем большей славы достигает певец благодаря своим вокальным данным, уму и симпатиям зрителя, тем меньше свойственны ему зависть, злоба и всякие неблагородные чувства.

Для каждого, велик он или мал, наступает день испытания правдой, иными словами, рано или поздно становится очевидным, чего человек стоит. И тогда уже не помогут ни блеф, ни всяческие мистификации. Однажды ими можно обмануть зрителя, но они недолговечны и в конце концов наносят непоправимый вред тому, кто к ним прибегает.

К счастью, я всегда знала свои возможности и никогда не страдала такими пороками, как зависть, подозрительность, злоба; впрочем, даже при желании у меня не хватило бы на все это времени, столь напряженной была моя исполнительская деятельность начиная с памятного февраля 1916 года и вплоть до второй мировой войны. За все годы у меня не возникало неприязненных отношений, ссор ни с одним из моих весьма многочисленных товарищей по сцене, а также с дирижерами, импрессарио, критиками. Я никогда не обижалась на своих коллег, даже если мне и случалось слегка повздорить с ними, что, вообще-то говоря, неизбежно при долгой совместной работе. Я и сейчас не собираюсь полемизировать ни с Лаури-Вольпи, ни с покойным Бениамино Джильи, которые в своих воспоминаниях изображают меня своего рода «слепым чудом природы», а не актрисой, сознающей свои возможности и умеющей работать и добиваться совершенства исполнения. Об этих великих тенорах, украшавших мировую оперную сцену, я храню самые хорошие воспоминания, хотя и не согласна с некоторыми их суждениями обо мне.

Я всегда восхищалась их талантом и, выступая с ними, никогда не испытывала низкой зависти. Мне было так радостно петь с тонко понимающим музыку партнером, что для других чувств, кроме бесконечного счастья, просто не оставалось места. Не знаю, понимали ли они это. Хочу думать, что да.

С глубокой нежностью я вспоминаю об Аурелиано Пертиле, одном из наиболее талантливых певцов, обладавшем поистине отточенным мастерством. С ним меня до последних дней его жизни связывала крепкая и верная дружба, основанная на полном взаимном уважении.

С незабываемым триумфом мы оба пели на премьере «Лючии ди Ламмермур», поставленной Тосканини в «Ла Скала».

Огромную радость доставили мне выступления Пертиле в «Лоэнгрине», «Андре Шенье», «Манон», «Паяцах», «Силе судьбы», «Трубадуре». Навсегда запечатлелась в моей душе его «лебединая песня», когда в конце своей блистательной карьеры он спел в «Отелло». Каким драматизмом была проникнута вся роль Отелло в его исполнении! Но вершин мастерства он достигал в третьем акте в арии «Бог, ты мог ниспослать на меня все беды». Придирчивым критикам тембр его голоса мог показаться недостаточно красивым, но сколько в нем было глубины, истинного пафоса; в сочетании с необыкновенным талантом актера это позволяло Пертиле безраздельно властвовать на сцене.

Благодаря редкой интуиции и артистичности любой персонаж, будь то патетичный Де Грие, необузданный Манрико, трагедийный Канио или вдохновенный Лоэнгрин, оживал в исполнении Пертиле, приобретая свои особые черты и краски.

Пертиле никогда не чванился, не разыгрывал из себя гения, он всегда оставался простым, добрым товарищем по сцене, очень вежливым и внимательным к другим. Одна из тайн его неизменного успеха заключалась в редком самообладании, железной воле, неустанном стремлении к совершенствованию и углублению своей общей культуры.

Голос — это еще не все для таких артистов, как я и Пертиле, пришедших в мир искусства из совсем небогатых семей. Из скромного помощника золотых дел мастера Аурелиано Пертиле стал выдающимся певцом. Однако он добился этого не только благодаря уму и таланту, но и силой огромного самопожертвования и страстной любви к искусству. Его преждевременная смерть была для меня большим горем. Все теплые, дружеские чувства, которые я питала к Пертиле-отцу, я перенесла на его детей, особенно на Арнальдо, ставшего известным судьей, глубоко честным, бескорыстным и на редкость вдумчивым.

Еще об одном знаменитом теноре я вспоминаю с большой любовью и уважением. Я говорю о Тито Скипа, этом «властелине властелинов оперной сцены». Какой он был артист!

Голос певца тембром не поражал, но он звучал так мягко, красиво, а артистическое мастерство Скипы было столь законченным, что я назвала бы его стиль исполнения классическим. Ему в высшей степени были присущи музыкальность, изящество и простота фразировки.

Выступая вместе с ним, я чувствовала себя на сцене удивительно легко, и между нами сразу же установилась полнейшая гармония, столь близки друг другу были стили нашего исполнения. Мы вместе стяжали опьяняющий успех в операх «Сомнамбула», «Дон Паскуале», «Любовный напиток», «Севильский цирюльник», «Лючия ди Ламмермур».

Скипа был искренним, верным товарищем и настоящим рыцарем. И вне сцены он оставался с ног до головы джентльменом.

Однажды вечером мы вместе выступали в «Лючии». Я спела сцену безумия и ушла в артистическую уборную переодеваться. Скипе же предстояло еще петь в третьем акте. Внезапно раздался стук в дверь. Вошел Скипа и сказал:

— Тоти, похоже, зрители требуют тебя. Я несколько раз выходил на вызовы, но публика не угомонилась.

Он так настаивал, что пришлось накинуть впопыхах халат и под руку с ним выйти на сцену, чтобы по-братски разделить горячие аплодисменты зрителей. Сомневаюсь, чтобы в наше время могло произойти нечто похожее!

О Бениамино Джильи я уже писала. У него был удивительно мягкий и нежный голос на редкость приятного тембра. Поистине его голос можно назвать чарующим.

Незабываемое впечатление оставлял Джильи в сцене «грёз» в «Манон». А как мелодично и трогательно звучал голос Джильи в «Тоске» (ария «О эти ручки») и в «Лодолетте» («Вновь увидеть ее в этой хижине!»). Как человек и артист Джильи сумел завоевать всеобщую симпатию благодаря своей доброте, простоте манер и чудесному характеру.

Я уже упоминала и о Джакомо Лаури-Вольпи. В противоположность Джильи он отличался резким, неуступчивым нравом, очень часто и беспричинно переходил от спокойствия к гневным вспышкам. Отлично зная, сколь необыкновенно красив его голос и как подкупает зрителя его артистический темперамент, Лаури-Вольпи умел внушить к себе не только восхищение, но и страх. Его капризы и нетерпимость, возможно, заслуживают осуждения, но на сцене правым всегда оказывался он и никто другой.

В наших совместных выступлениях наибольшее впечатление Вольпи оставлял в «Риголетто». Его герцог Мантуанский был живым человеком, а не сценическим персонажем. Лаури-Вольпи с подлинным мастерством пел в «Вильгельме Телле», а в «Трубадуре» его могучий, звонкий голос был разящим, как острие кинжала.

Превосходным тенором был и Дино Борджоли, с которым я не раз пела в Италии и за границей. Все тайны лирического репертуара были для него открыты. Правда, приятного тембра голос был в известной мере «сделанным», но благородство стиля, выразительность фразировки позволяют причислить Дино Борджоли к плеяде выдающихся певцов.