Хюго Клаус - Избранное: Сборник

• Название: Избранное: Сборник
• Автор: Хюго Клаус
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-05-002633-4

Писатель европейского масштаба, прозаик и поэт, автор многочисленных романов, рассказов и эссе, X. Клаус известен также как крупный драматург. Не случайно его книги европейская критика называет «эпопеей национального сознания». Широкую популярность X. Клаусу снискала его готовность браться за самые острые, животрепещущие темы. В сборник вошли антифашистский роман «Удивление», роман «Вокруг И. О.», отличающийся острой антиклерикальной направленностью, а также пьесы и рассказы разных лет.

---

— Им нельзя говорить, — поясняет Антуан, — поняла?

Натали указывает на свои глаза, потом на глаза Ио, который теперь умильно трясет головой и улыбается ей. Затем он сам указывает на свои выпученные глаза и на грудь Натали.

(«Лотье, если дашь мне увидеть тебя раздетой, — говорил ей Де Бюссере, — ты всю войну ни в чем не будешь нуждаться». И за кусок копченого крестьянского окорока она открыла тогда перед ним свою грудь. Сейчас этот Де Бюссере живет в собственной вилле на побережье.)

Ио и Натали показывают присутствующим на свои уши. Потом Ио широко разевает рот, показывая зубы, два из них запломбированы, а Натали склоняется к нему головой. Ио кусает розовую косынку и делает вид, что жует волосы Натали.

— О-го-го! Потише, — говорит Тилли.

Игра окончена.

— Так, так, — говорит Ио и, отдуваясь, встает с дивана.

— Ну, отгадывайте! — верещит Натали.

— Что ты думаешь? — спрашивает Антуан.

Каждый считает, что заслужил стаканчик. Лотье шумно вздыхает, что должно означать крайнее напряжение мысли. Ее муж повторяет свой вопрос.

— Тут что-то насчет еды, — говорит она.

— Глупая коза, — отчеканивает Антуан.

— Я в таких играх не сильна, — оправдывается она.

— Кто не отгадает, платит штраф! — заявляет Натали. — У нас так заведено. Менеер помощник пастора вечно проигрывает.

— А что за штраф? — со смехом спрашивает Тилли.

— Бутылка вина.

Так вот откуда у них полный погреб вина. Очень мило.

— Если не отгадаете, мы заработаем бутылку! — ликует Натали.

— Это Красная Шапочка, — говорит Тилли.

Лотта возмущена.

— Надо было дать нам время подумать, — говорит она.

— Отгадали! — говорит Ио.

— Это игра для маленьких, — говорит Лотта Антуану, но тот не слушает, он переживает сейчас вторую молодость.

— Это прямо вертелось у меня на кончике языка! — весело бросает он.

— И у меня, — быстро прибавляет Лотта. — А ты о чем подумал, Альберт?

— Я подумал о королеве Елизавете, как она ухаживает за ранеными в четырнадцатом году.

— Тоже недурно, — замечает Ио.

Красное вино вызывает отрыжку, зато от него густеет кровь. Лотта пьет не спеша. Тилли и Альберт рука об руку выходят из комнаты. Ио наливает себе значительно больше положенного по этикету — больше двух третей бокала, — залпом выпивает и вытирает губы тыльной стороной ладони.

— Да, дела, — говорит он, — так, так.

— Могу поспорить, что эти двое изобразят что-нибудь насчет ухажорства, — говорит Клод. — А, тетя Жанна?

Жанна помалкивает, с тех самых пор, как ее тунеядец смотал удочки, у нее прямо гора с плеч свалилась, и она сейчас что-то замышляет, а может, просто напилась, это ведь дело нехитрое, она не особенно привыкла пить, они почти нигде не бывают, ни с кем не встречаются, Джакомо чересчур гордый, а сама Жанна слишком безразличная. Лотте кажется, что она постарела. В нашем возрасте каждый годик идет в счет, не так ли, малышка?

Лотту прошибает пот, ей не хватает смелости достать из сумочки духи. Клод что-то шепчет, его губы в двух сантиметрах от розовой мочки уха Ио. Этот Клод сущий злой ангел. Уж лучше всю жизнь прожить без детей, чем заиметь такого, как он. Каждый вечер бегает в кино, а чему он там может научиться…

В игре вышла заминка. Со смущенным видом Альберт и Тилли возвращаются в гостиную и начинают оправдываться, что не смогли ничего придумать — слишком жарко. Под неодобрительный ропот остальных они садятся рядышком на диван, где Волк только что был спящей Бабушкой. Ио наливает им вина.

Теперь очередь за Лоттой. Неистовый бойскаут Антуан тащит ее за собой и, обернувшись в дверях, кричит:

— Подождите немножко! Сейчас мы вам кое-что покажем!

— Полегче, полегче, Антуан, — говорит она ему, когда они очутились в голой, холодной приемной с темно-зелеными обоями, на которых изображены охотники в лесу. Иисус в лиловой хламиде, танцуя, ступает по вспененным волнам, широко раскинув руки.

Антуан шепчет что-то очень тихо, подходит ближе, она пристально смотрит на его жидкие волосы и тремя пальцами убирает их с проплешины.

— Давай поедем домой, мое пальто висит в прихожей, они даже не заметят, — просит она.

— Мне же надо отвезти Альберта и Клода.

Она чует исходящий от него жар, запах пота, который тянется за ним везде и всюду. Много лет назад он как-то признался, что хотел стать зубным врачом, но от этой мысли пришлось отказаться, потому что он не смог избавиться от запаха своего тела.

— Что нам теперь делать? — спрашивает она.

— Ну предложи что-нибудь.

— Я?

— Что, если ты будешь королевой Астрид, которая погибла в автомобильной катастрофе, а я буду Леопольдом[144] за рулем машины?

(Это потому, что его брат только что вспоминал королеву Елизавету!)

— Нет! — говорит она.

— Но ведь это всем понравится, — настаивает он.

— Именно поэтому. Нужно показать что-нибудь такое, что никому не нравится. Такое, о чем трудно догадаться.

— А это трудно придумать.

— Еще бы.

Им так ничего и не приходит в голову.

— Или мы едем домой, или нам нужно придумать что-нибудь сногсшибательное, — говорит Лотта. — Иначе тебя опять все будут считать здесь семейным дурачком.

— Но Альберт тоже ничего не придумал.

— Это его дело, — говорит Лотта. Она напрягает воображение, и ей представляется широкое футбольное поле, усеянное розовыми полевыми цветочками, по полю гоняют мяч пасторы, и вдруг появляется Лана Тернер[145], в кружевном бюстгальтере с эполетами, потом она видит гипсовый бюст императора, какого? Пароход идет ко дну, и моторные лодки подбирают тонущих. У Лотты начинает болеть голова. — Поскорее, — говорит она. — А то они еще бог знает что подумают… — Она хихикает, достаточно громко, чтобы могли услышать сидящие в соседней комнате, ведь они там сейчас все ждут и прислушиваются. (К шороху ее нижнего белья из тафты, к ее грудному воркованию, к тихим стонам и удовлетворенному смешку.)

Наконец она уступает глупой выдумке своего глупого Антуана и предстает в гостиной перед напряженными взорами семейства, в тишине, которая бывает в большой церкви, с зачесанными наискось волосами и усами-гвоздиками, нарисованными под носом синими чернилами. Она словно автомат поднимает и опускает правую руку, вытянув ладонь, на которой, тоже синими чернилами, намалевана свастика, и, стоя навытяжку, издает какие-то гортанные звуки (хотя в этой игре не полагается говорить, но это и не похоже на человеческую речь), а затем повторяет все сначала. Антуан затолкал себе за щеки несколько взятых у нее бумажных платков, нахлобучил шляпу до самых бровей, выпятил живот, в уголке его рта торчит сигара, и, разведя средний и указательный пальцы в виде латинского «ѵ», он показывает их во все стороны: «виктория» — победа!

— А-а-а, — выдыхают члены семейства.

— Тсс, — шипит Натали.

— Подождите, когда кончится, — говорит Тилли.

Антуан толкает Лотту животом в бок и раздвинутыми пальцами бьет ее по голове, Лотта падает, а он ставит ей ногу на живот.

— Зиг хайль! — говорит Ио.

— Это же Гитлер! — восклицает Тилли.

— И Черчилль! — кричит Альберт.

Все находят, что у них получилось очень здорово, и поздравляют Лотту, она снова может смотреть им в глаза, она снова достойный член семейства Хейлен.

— Я сразу узнал его по голове, — говорит Альберт, — точь — в-точь бульдог.

Лотта в изнеможении опускается на диван; она видит сейчас себя глазами молчаливой Жанны. Смертельно усталый Гитлер освобождает от заколок свои волосы (прическа стоила двести пятьдесят франков!) и вливает в желудок холодную, горящую влагу.

— Очень, очень остроумно, — говорит Ио. В комнате пахнет скотным двором, вином, маринадом, а от Клода, как всегда, несет лекарствами. Можно заметить, как, сидя в кругу оживленно болтающего семейства, Ио все больше попадает в сети Хейленов, все охотней отвечает на их жалобы и все меньше понимает, о чем говорит сам. Или все-таки понимает?

Антуан:

— Как ни крути, а вы все ж таки много власти себе забрали.

Ио:

— Власть, власть — это только так говорится.

Антуан:

— Почти пятнадцать миллиардов капитала, с такой суммой можно развернуться.

Ио:

— Пятнадцать миллиардов, а кто их считал?

Антуан:

— И что же, все эти миллиарды так уж вам нужны?

Ио:

— Но я-то с них ничего не имею.

Жанна:

— Правда?

Ио:

— Правда.

Клод:

— Правда, тетя Жанна, ведь есть же определенный порядок расходования.

Ио (с благодарностью в сторону Клода, у которого две души в одном теле, а потом обращаясь к другим, сердито, почти гневно):

— Да, определенный порядок расходования. И я подчиняюсь этому порядку. Ибо мы должны воспитывать в себе безразличие ко всем рукотворным вещам. Это закон нашей жизни. Болезни мы желаем не больше, нежели здоровья, богатства не прежде бедности, нам одинаково безразлично, ждет нас почет или презрение, короткая или долгая жизнь.