Эмине Хелваджи - Дочь Роксоланы

• Название: Дочь Роксоланы
• Автор: Эмине Хелваджи
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-966-14-8140-3,978-966-14-7971-4, 978-966-14-7970-7

Османская империя, ХVI век. По мусульманским поверьям рождение двойни – плохой знак, и второй ребенок – дитя шайтана. Поэтому султан узнал только об одной из дочерей, а маленькая Орыся стала сокровенной тайной прекрасной Роксоланы. Сестры росли во дворце и часто менялись ролями, чудом избегая разоблачения. Однажды они обнаружили в заброшенной башне пленников – молодых и пригожих Тараса и Ежи. Впервые в жизни девушки влюбились и, чтобы быть вместе с любимыми, решили организовать побег. Но в назначенный час только одна из сестер оказалась способна бросить все и пойти за любимым на край света…

---

Только Хаппа сейчас и спит. С рысью этого никогда точно не скажешь, она, как и все кошки, всегда пребывает на грани яви и бодрствования. А девушкам не спится.

Тускло горит ночной светильник, но в нем нет нужды: сейчас полнолуние и свет щедро льется извне, даже сквозь застекленные мелким переплетом, а вдобавок еще и зарешеченные окна.

– Тебе какой больше нравится? – спросила младшая.

– Да ну, вот еще, нравиться они мне должны! – Старшая возмущенно завозилась на тюфяке и тут же очень непоследовательно призналась: – Черненький. С янычарским айдарчиком…

– Он ведь сказал тебе, что его чуб называется… ринга… ну, кемикли балык… рыба такая…

– Оселедец. Видишь, я даже лучше тебя запомнила, – обрадовалась Михримах. – Значит, он и правда мне не на шутку нравится.

– Это хорошо… – задумчиво произнесла Орыся.

– Почему? Потому что тебе второй нравится, да?

– Угадала. Второй, Ежи. Что бы мы делали, окажись все не так!

– Ужас, правда? – весело ответила Михримах.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись.

– А мы им, как думаешь, понравились? И кому какая?

– Спорим, меня янычарчик выберет! Тот, который Тарас!

– А меня – шляхтич с гербом утки!

Девушки снова засмеялись – одновременно, как часто бывало в детстве, а сейчас все реже. Это действительно было очень смешно: они – дочери повелителя Вселенной, а те, кто считает себя (если действительно считает) вправе их выбрать или не выбрать, конечно, славные ребята, но ведь при этом ничтожные пленники. Которых и в башне-то держат лишь до момента торжественного шествия. А потом выведут на набережную Золотого Рога – и…

Эта мысль сразу заставила оборвать смех.

На набережную все участники шествия добираются в целости. Иных даже из тюремного рванья снова переоденут в дорогие одежды, отнятые при пленении. А вот потом, когда мимо них под ликующие крики толпы, рев труб и рокот барабанов проведут караван захваченных судов, тоже пленных, опутанных канатами и с опущенными крестами флагов… потом случается всякое.

Иных могут прямо с набережной на другие суда пересадить, на весла галер-каторг. Этот каторжный исход считается довольно благополучным. Но даже мысль о нем не вызывает смеха.

Кое-кого могут в цепях увести обратно. Других же развезут с набережной по частям: головы – для выставления на пиках вокруг площадей и в центре их, отсеченные руки и ноги – вдоль улиц, вырванным языкам тоже какое-то место найдут.

Кого-то даже возьмут на службу. Тех, кто согласится… на все. Начиная, разумеется, с принятия истинной веры, но и кроме этого на многое придется соглашаться. Но таких, согласившихся, каждый раз оказывается совсем мало. И – девушки понимали это, даже словом друг с другом не обмолвившись, – Тараса с Ежи среди них не будет. Наверняка.

…А другим, тоже немногим, кому особенно не повезет, так и суждено остаться на набережной Золотого Рога. Именно на ней самой. На крюках, вбитых в каменную стену. И можно будет, подойдя к ограде вплотную, посмотреть на них сверху. Как на тех, три года назад.

Орыся вздрогнула – и Пардино насторожил уши. Он, спящий или нет, всегда чувствовал, когда ей не по себе.

Но не по себе было только ей. Сестру сейчас, оказывается, иные мысли занимали. Михримах, вскочив с постели, неслышно прошла босыми ногами по коврам – и вот она уже стоит перед зеркалом.

– Все-таки я ему нравлюсь… – задумчиво сказала она.

– Нашла чему удивляться, – с неожиданной горечью ответила Орыся.

– А вот и нашла. – Михримах, пошарив в темноте, нащупала подсвечник, вынула из него две свечи. Одну зажгла от ночника, вторую от первой. Примостила обе перед зеркалом. Немного покрутилась перед ним, подняв руки.

– Волосы красивые, – заключила она. – А так не очень.

– Волос наших они еще не видели. – Орыся теперь тоже стояла рядом, смотрелась в соседнее зеркало.

– Но им, наверное, понравятся. У наших цвет басак в цене как редкость, а для парней из Роксолании он, наоборот, должен цениться как память о доме. Повезло нам унаследовать его от матушки.

– Да. Не от отца, – коротко ответила Орыся, уставившись в пол, на узор ковра.

– Ты чего? – удивилась сестра.

– Нет-нет, пустяки. Сон один вспомнила. Совсем глупый.

О сне Михримах не стала спрашивать. Она развязала тесьму у горла и вызмеилась из рубахи. Снова, теперь уже обнаженная, с изящной грациозностью – даже самая строгая из наставниц осталась бы довольна – повернулась перед зеркалом. Внимательно изучила отражение.

– А вот это – ну как оно может хоть кому-нибудь понравиться? – с огорчением сказала она, придирчиво ощупывая свое тело, тоненькое, гибкое, с узкой талией и маленькой грудью. – Кормят нас, кормят, а все без толку: нас с тобой вместе сложить надо, чтобы получилась настоящая красавица.

– Ничего. – Младшая из сестер по-прежнему смотрела в пол. – Жених оценит.

– Какой еще жених?!

– Да ладно тебе…

– Ах, ты про этого… Да ну его, глаза бы мои на него не смотрели! И вправду хоть с чубатым янычарчиком сбега́й!

– Слушай… – младшая наконец оторвалась от изучения узора, – а давай к ним сбе́гаем прямо сегодня ночью?

– С ними? – испуганно спросила старшая.

– Да нет, к ним. Не сбежим, что ты, а сбе́гаем. – В глазах младшей появилось то, что Басак-хатун называла «шайтанской искоркой»: то отчаянно-безудержное выражение, вслед за которым у обеих сестер почти всегда следовала некая грандиозная выходка. Потом, правда, временами следовала изрядная взбучка, но это ведь не всегда, а только если попадались. И в любом случае после проделки.

– А давай! – моментально решилась Михримах. Может, она и оробела на какой-то миг, но теперь в глазах у нее зажегся такой же лихой, бесшабашный огонек.

Все-таки они близнецы. Пусть даже Иблисова метка на виске только у одной.

Не медля более ни мгновения, девушки подбежали к большему из сундуков. С крышкой им пришлось повозиться, но вот она уже открыта. Внутри – шелковые и атласные покрывала, простыни, рубахи денные и спальные… аромат лаванды… Верхней одежды тут быть не должно, она совсем в других сундуках хранится. Тем не менее такая одежда в сундуке есть, только она припрятана на самом дне.

Быстро и привычно сестры облачились в яркие шальвары и узкие кафтанчики, скрыли под шапками волосы. Если сейчас кто-нибудь заглянул бы в комнату, он не увидел бы в ней девушек. Посреди спальни стояли два «цветка». Днем их, ярких, как бабочкино крыло, было бы видно за фарсанг[10]. Но, как говорится, «под лунным светом все “цветки” на один цвет».

Проснувшаяся собачонка молча смотрела на них из своей корзинки огромными глазищами. А Пардино-Бей обиженно заурчал. Орыся тут же присела перед ним, гладя пышные бакенбарды, утешая. Что тут поделать: Пардино, конечно, пройдет по всем карнизам, по которым им придется идти, он и более трудный путь одолеет – но всем известно, рядом с кем во дворце можно увидеть рысь. Уж точно не рядом с подростком-евнухом.

* * *

«Цветкам» во дворце можно ходить почти всюду, они невидимки. Не совсем всюду, конечно, и тем более не в любые часы, но если они сумеют проделать это так, чтобы остаться незамеченными, то…

Замечать их, если без крайней нужды, вообще-то, дураков нет. Мало ли чей это «цветок» и по чьему поручению он оказался в неурочное время в запретном – или хотя бы полузапретном – месте. Не по своей ведь воле, ясно. Потом неприятностей не оберешься с его хозяином… или хозяйкой.

Дворец Пушечных Врат стар, но стар по-особому, неодинаково в каждой из своих частей. Он – сплетение крепостных стен и башен, сторожевых и тюремных, а еще жилых построек и парадных палат, внутренних двориков, хозяйственных помещений, служб, псарен и конюшен. Мастерские в нем есть, мечети, больницы и бани. Школа тоже есть: откуда же еще выйдут юноши, готовящиеся принять на себя бремя военного и канцелярского управления? Целый квартал отведен для жизни стражей, причем разные подразделения там, умеющие или пока только обучающиеся приемлемо ладить друг с другом.

Кухонный квартал тем более есть. И квартал разносчиков блюд.

Даже квартал палачей – хотя это только так называется. Слишком большой роскошью было бы для них иметь настоящий квартал, им отведено всего несколько комнат в одном из зданий.

Есть и вкрапления садов. Самые старые деревья еще помнят времена Византии. Впрочем, крепостные башни их тоже помнят.

Полфарсанга ширина дворца в поясе и в плечах, рост же от сапог до тюрбана – чуть менее фарсанга.

Можно сказать, что, не будь эта система кварталов дворцом, она была бы городом, часть которого, причем недавно, выделена под гарем. Словно этого мало для путаницы, ведь гарема сейчас в его прежнем виде, по сути, нет. То есть остается «женское царство», которому принадлежат отдельные от дворцовых дворики, сады, бани и мечети. Но сам гарем блистательная хасеки заменила собой. Как говорят, осторожно и не всякому: «Весь гарем – одна Хюррем».