Эмине Хелваджи - Дочь Роксоланы

• Название: Дочь Роксоланы
• Автор: Эмине Хелваджи
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-966-14-8140-3,978-966-14-7971-4, 978-966-14-7970-7

Османская империя, ХVI век. По мусульманским поверьям рождение двойни – плохой знак, и второй ребенок – дитя шайтана. Поэтому султан узнал только об одной из дочерей, а маленькая Орыся стала сокровенной тайной прекрасной Роксоланы. Сестры росли во дворце и часто менялись ролями, чудом избегая разоблачения. Однажды они обнаружили в заброшенной башне пленников – молодых и пригожих Тараса и Ежи. Впервые в жизни девушки влюбились и, чтобы быть вместе с любимыми, решили организовать побег. Но в назначенный час только одна из сестер оказалась способна бросить все и пойти за любимым на край света…

---

Она проснулась.

Долго лежала, отрешенно глядя в потолок. Сон не улетучился, не исчез, помнилось все в подробностях, особенно рука Ибрагима-паши и его пальцы, вырывающие камень из-под решетки, а потом крепко сжимающиеся на ее запястье…

Что это было? Наваждение? Или вещий сон, открывающий двери?

Как странно… Девушка невольно посмотрела на свою левую руку, словно ожидая увидеть на ней следы от пальцев мертвеца. Ничего, естественно, не обнаружила, но ощущение хватки не проходило, так и мерещились чьи-то пальцы на коже. Вздохнула.

Ибрагим-паша снился ей уже третий раз. Он явно что-то хотел сказать… подсказать… Вот только что?

Говорят, наваждение заведет в тупик даже посреди поля, а вещий сон откроет все двери в любой темнице. Важно только не перепутать.

В темнице?

Ощутив шевеление в полумраке спальни, Орыся быстро села на тюфяке. Вскакивать? Звать на помощь? Кого и от кого?

Но это оказался Пардино-Бей. Неслышно подошел, положил тяжелую голову ей на колени.

Ох, здоровенный он все-таки вырос: добрых полторы киллы[11]. А такой был маленький котеночек… И совсем ведь недавно…

* * *

Жизнь – это искра. Чиркнуло – и возгорелось. Сначала появляется крохотный огонек, потом огонь постепенно набирает жизненную силу, становится все сильнее и сильнее, чтобы в итоге заиграть всеми отблесками и яркими красками неудержимого пламени, рвущегося ввысь, на свободу, за облака.

У человека на это уходит не так много времени, себя он осознает уже на заре детства, если можно так выразиться. Но Аллах создал человека уже после всех земных тварей. А старшим его братьям разума не дал, однако некоторых щедро наделил сообразительностью. Последнее человек часто принимает за разум. Пусть. Это, по воле Аллаха, не так, но близко к истине.

Бей осознал себя как-то сразу, целиком. Была пустота, ничто, колыхалась лишь на дне бытия крохотная искра, и вдруг – запахи, звуки, а потом и свет. Ослепительный, яркий, ни на что не похожий. Бей увидел Мир. Себя. Увидел мать. Брата и сестер. И понял, что надо жить, бороться и нигде никому ни в чем не уступать.

Тут еще, конечно, многое зависит от того, кто ты есть и где родился. В этом смысле Бею повезло. Родился он, положим, уже в плену, но был не кем-нибудь, а пардовой рысью, к тому же самцом: одним из двух в выводке, причем более крупным. Он, конечно, не знал, что это само по себе делает его редкостью, ценимой буквально на вес золота, – впрочем, на него, тогдашнего, не так-то и много бы золота ушло…

Тем паче он не знал, что цена его на момент рождения измеряется не османскими гурушами, а испанскими кастельяно, столь же чистого золота, но на четверть легче.

Их семейство обитало в замке дона Антуана Эстериса Оронцо-и-Асеведо, в отдельном флигеле при псарне (чистый вольер, отборная пища, тщательный уход), который слуги с усмешкой (и украдкой) называли «гаттерера», «кошатник». Разумеется, этого Бей тоже не знал.

Первые дни и недели жизнь казалась ему чем-то сладким, тихим и ровным среди людской суеты и мельтешения: никакого страха перед Миром, лишь любопытство и впитывание нового, а новым было все. Но судьба частенько переменчива к своим отпрыскам. Не миновала чаша сия и Бея. Перемены явились в замок дона Эстериса в виде сановного вида господина, облаченного во все черное. Звали господина дон Гийом де Суньига, и прибыл он в замок с вполне конкретной целью: по королевскому поручению выбрать подарок для турецкого султана.

Сулейман Кануни, чье прозвание в Европе переводили не как Справедливый, а как Великолепный, слыл человеком разборчивым, образованным, педантичным и отличить безделушку от вещи нужной, ценной сумел бы сразу. Тут, учитывая, что ставки очень высоки, нужно было крепко подумать, что именно преподнести в дар султану, чем его поразить и порадовать. К своему давнему другу Эстерису, знатоку и ценителю всяческих диковин, Гийом отправился, пока еще не сделав окончательный выбор. Мысль подарить султану детеныша пардовой рыси пришла ему в голову уже там – и завладела его натурой целиком. К тому же де Суньига был человеком сведущим и имел основания полагать, что у турок тяга и страсть к таким вот «игрушкам», как говорится, в крови.

После обеда (гость прибыл в замок как раз к полудню) они с хозяином вышли во двор и, мирно беседуя, неторопливо направились в сторону «гаттереры».

– Политика, мой друг, исключительно политика, будь она неладна! – промолвил гость, осматриваясь. Давненько он тут не был. Что же, интересно, изменилось? Да почти ничего, все по-прежнему: мощенный булыжником просторный двор, ближе к крепостной стене прохладными шатрами раскинулись кроны олив, хозяйственные постройки не мозолят глаза, все чисто и даже уютно, несмотря на жару и белесые небеса, на которых божьим оком застыло раскаленное солнце. – Вот и прибыл к тебе с нижайшей просьбой. Надеюсь, не откажешь старому другу?

Дон Антуан Эстерис промолчал, ожидая продолжения. И так было понятно: свое путешествие Гийом совершил не просто из дружеских чувств. Особенно в свете того, что он будет сопровождать посла ко двору османского султана, причем отбывает их миссия буквально на днях.

Вообще-то хозяин догадывался, что именно у него попросят, и уже прикидывал, какого из котят отдать. Поскольку речь идет о королевском подарке, прямой выгоды это нынешнему владельцу принести не могло, но… в конечном счете принесет, что там притворяться. Золото имеет привилегию править этим миром. Не будем отступать от столь мудрого изречения.

– Ты же знаешь, что я не только удостоился чести быть включенным в посольство, но еще имею поручение и от Королевской библиотеки, – сказал гость, и дон Эстерис кивнул. – Да, мне поручено по возможности собрать в Турции античные и арабские древние рукописи, коих, насколько нам известно, там достаточно, но, может статься, значительная их часть не представляет интереса для неверных. И чем значимее будет дар, тем больше окажется доверие и расположение их двора… Что скажешь, мой друг?

– Что тут сказать? – после небольшой паузы ответил хозяин. – Я с радостью помогу и послу, и королю, а особенно тебе, Гийом. Речь идет о каком-то из моих гатто пардино последнего выводка, не так ли?

Гость с улыбкой склонил голову.

– Тогда быть посему. Впрочем… Есть одно небольшое затруднение. Моя младшая, Лаура, очень полюбила того из рысят, которого я хочу отдать тебе. А в дар султану пристало поднести именно его, потому что он не просто лучший в нынешнем помете, но и вообще редкостный экземпляр: впервые вижу такого среди пардино, хотя, как тебе известно, разбираюсь в них лучше многих, – сказал дон Эстерис, и гость, понимающе улыбнувшись, приложил руку к сердцу. – Но ребенку наши желания, пусть и имеющие отношение к политике, объяснить сложно, а то и никак невозможно. Я, признаться, не представляю, что ее может утешить в такой ситуации.

– Ну, я думаю, есть одна вещица, которая ее и в самом деле утешит. – Де Суньига опустил руку в карман своего черного камзола. – Вот, полюбуйся, мой благородный друг!

– Что это? – Хозяин удивленно поднял брови при виде какой-то непонятной безделушки.

– О, всего лишь маленькое зеркальце, как раз по ручке юной наследницы. Чтобы в порядок себя привести, причесаться например. И вообще забавная вещица… Уверен, ей понравится, ведь даже маленькая девочка – это прежде всего женщина. Просто она об этом еще не догадывается. Подари ей это сам, как любящий отец: мне, человеку постороннему, это вряд ли удобно.

Дон Эстерис некоторое время разглядывал подарок, мельком бросил взгляд на оправу, совсем уж мимолетно, вскользь посмотрел на украшающие ее камни… Потом усмехнулся и спрятал зеркальце.

– Что ж, вопрос решен, уважаемый Гийом.

…Бей плохо запомнил дорогу. Еще хуже помнил морское путешествие: неподвижно лежал в клетке, тяжело дыша, высунув розовый язык и вытянув лапы, время от времени судорожно сглатывая, когда посольский корабль сотрясался от ударов волн. Берег и неподвижность под лапами встретил пусть и с облегчением, но не настолько, чтобы хоть как-то отреагировать, когда хмурый, неразговорчивый служитель, что ухаживал за рысенком в дороге, надел на него тонкой работы золотой ошейник с серебряной цепью. Бей только зажмурился, помотал головой и услышал, как звякнула цепочка. Отовсюду несло странными незнакомыми запахами, отовсюду бил свет, ослепительно-яркий свет, и было довольно жарко. Но не так, как было там, раньше, рядом с матерью, под белесым небом. Тут небо было синее, будто бездонное. Морской воздух щекотал ноздри – и это было единственным приятным ощущением. Бей все принюхивался. Когда его вынесли на палубу, он впервые увидел море.

Внутренним звериным чутьем Бей осознал, что в его жизни настали перемены. Пока он не знал, какие именно, и потому грозно, как ему казалось, щерился, топорщил усы, и, опять же, как ему казалось, глухо рычал, хотя на самом деле скорее пищал и мяукал. Ему говорили что-то ласковое, пытались даже гладить. Бей не принимал ни ласк, ни поглаживаний. А потом был Дворец, богатство цветов и вычурность звуков, много незнакомых людей и череда непонятных, по-новому странных запахов.