Эмине Хелваджи - Дочь Роксоланы

• Название: Дочь Роксоланы
• Автор: Эмине Хелваджи
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-966-14-8140-3,978-966-14-7971-4, 978-966-14-7970-7

Османская империя, ХVI век. По мусульманским поверьям рождение двойни – плохой знак, и второй ребенок – дитя шайтана. Поэтому султан узнал только об одной из дочерей, а маленькая Орыся стала сокровенной тайной прекрасной Роксоланы. Сестры росли во дворце и часто менялись ролями, чудом избегая разоблачения. Однажды они обнаружили в заброшенной башне пленников – молодых и пригожих Тараса и Ежи. Впервые в жизни девушки влюбились и, чтобы быть вместе с любимыми, решили организовать побег. Но в назначенный час только одна из сестер оказалась способна бросить все и пойти за любимым на край света…

---

Сразу несколько человек с разных сторон назвали имя. Кара, ухмыльнувшись, отрицательно покачал головой и продолжил:

– Братья этого паши умерли, и родители берегли его от горячего и от холодного. А он сидел и ничего не делал, только ел, спал и толстел. Родители нашли ему жену, но наследниками паша обзавестись так и не удосужился – ведь ленивый человек ленив во всем.

Слушатели понимающе расхохотались.

В уголке возле пальмы азартно спорили трое евнухов. Долетали лишь обрывки разговора:

– Восемнадцать служанок на винный погреб? Не многовато?

– Да в самый раз! Великий султан… двадцатипятилетней выдержки…

– А где я возьму…

– Тебя за руку подвести?

Чуть в стороне евнух-сандала, уже пожилой, с седыми висками, сердито говорил молодому семивиру, который, судя по виду, был из вчерашних учеников:

– Высеки ее. Послушай меня, мальчик, высеки без пощады, но чтобы не попортить кожу, сам понимаешь. А то она подведет и тебя, и меня. Сама умрет и нас подведет.

Гюльбарге привычно насторожился и приготовился слушать, но сандала закончил разговор, развернулся и ушел, бормоча под нос нелестные эпитеты в адрес собеседника. Тот, впрочем, тоже поторопился покинуть дворик.

– …И вот однажды жена паши, доведенная до отчаяния его леностью, выхватила из печи пылающее полено и как…

Дворик жил своей привычной жизнью. Жужжала невесть как залетевшая сюда из сада пчела. Бегали, тайком смахивая пот со лба, молоденькие ученики евнухов – парнишки, чье имя заменялось названием какого-нибудь цветка. Большего они пока что не заслуживали. Самого Гюльбарге в свое время звали Маргариткой, хотя наставник часто бурчал: «Тебя бы Чертополохом наречь!» Наставник говорил это всем своим подопечным, так что обижаться было глупо. Впрочем, ученику вообще глупо обижаться, что бы ему ни говорили и что бы с ним ни делали. Мальчишки разносили кофе и курительные смеси для наргиле, время от времени шепотом передавали кому-нибудь сообщения или совали в руки записки. Обычная суета, такая здесь была каждый день.

Евнухи постарше спорили о том, что лучше замедляет рост волос – кашица из куркумы или сок незрелых грецких орехов. Чернявого зазнайку, решившего порекомендовать сок незрелого винограда, высмеяли, хотя он, конечно, был прав. Рассказывали о глупой наложнице, хранившей отвар дурмана для удаления волос на лице и забывшей о том, что он ядовит: «И вот однажды…» Рыжий Серхат поведал о том, как заболел на днях кущи-баши, чиновник, ответственный за пробу султанских блюд, и его ученик чуть не уронил отведанное блюдо с носилок, а красное сукно, которым следовало закрыть носилки, прежде чем запечатать их сургучом и унести с кухни, оказалось не совсем чистым. Переполох, соответственно, поднялся немалый, и, пока разобрались, едва не опоздали с подачей обеда.

– А ведь тогда вместо пахлавы на носилках лежала бы чья-то голова, – угрюмо заметил рябой Тургай, и все согласились – да, лежала бы, и даже можно предугадать, чья именно.

Дела у ленивого паши, о котором рассказывал почтеннейший Кара, тем временем шли на лад. Вынужденный слезть с мягких подушек, избитый и несчастный, паша продемонстрировал недюжинный ум и умение вовремя подать падишаху нужный совет. Ну а поскольку паша всячески избегал лишних движений и жена уже готова была подать на развод, пришлось придумывать что-то с зачатием наследника. Тут слушатели уже вытирали слезы от хохота, потому что умудренный опытом Кара, три десятка лет прослуживший в гареме, мастерски описывал проблемы, возникающие в любовных утехах у толстяков, не привыкших к трудам, пускай даже и постельным. История о запутавшихся в руках, ногах, языках и простынях героях рассказа ненадолго отвлекла Гюльбарге от наблюдения за остальными евнухами. Обернулся он на возмущенный вопль:

– Сколько, ты говоришь, просит этот сын плешивого верблюда и шелудивой ослицы, которая родила его в свои собственные нечистоты и бросила там подыхать, а он с помощью Иблиса выжил?

– Видно, дорого просит, – прервав печальную историю о любовных неудачах паши, сквозь смех проговорил Кара.

Горбоносый Дауд, известный невероятной прижимистостью, обратил на чернокожего великана взгляд огромных темных глаз и еще горестнее воскликнул:

– Дорого? Клянусь Аллахом, слово «дорого», почтенный Кара, меркнет перед запрашиваемой ценой, как разум обычного человека становится ничтожным перед величием Пророка, мир ему! Дорого, ха! Скаредность кровожадных гулей, столетиями копящих сокровища, меркнет перед жадностью стамбульских купцов! Вы представляете?.. Нет, вы не представляете, сколько они хотят за шелковый тюрбан!

– И сколько же? – пряча усмешку в уголках губ, спросил Кара.

Дауд сказал.

– Хм… и впрямь дороговато. – Черный евнух вздохнул и махнул рукой. – Ладно, слушай. Пойдешь в квартал портных, там поищешь лавку безногого Али. Тебе укажут, если вежливо спросишь. Пусть он достанет тебе тюрбан. Он мне должен, я представил его дело нужному человеку.

– Благодарю, почтеннейший! Да пребудет с тобой благословение Аллаха!

Дауд поклонился, умело скрывая досаду. Теперь должником Кары становился не портной, а он сам, и все окружающие это прекрасно понимали. Но отвергнуть щедрый подарок, не рассорившись с набирающим влияние чернокожим евнухом, было невозможно.

Кара благожелательно кивнул и снова продолжил рассказ о попавшем в неприятности паше. В конце концов жена паши сходила к чернокнижнику-магрибцу[4], который продал ей зелье для похудения, и долгожданное зачатие наследника состоялось, а там и паша вошел во вкус… О противостоянии счастливого супруга и магрибца, пожелавшего в качестве оплаты старшего сына, Гюльбарге слушать уже не стал. Наверняка у колдуна найдется хорошенькая дочка или у супруги – умная сестричка. В общем, женщины помогут выкрутиться, как обычно.

Вот что интересно: многоуважаемый Кара рассказывает все это просто забавы ради или метит в какого-нибудь конкретного человечка? Припоминает в сказочной форме былые прегрешения, например… Сам Гюльбарге в старшие евнухи не лез, довольствовался своим местом и не жаждал иного, но жить в гареме, не разбираясь в бесконечной подковерной борьбе за власть и влияние, было так же невозможно, как взмыть в небеса без крыльев или взгромоздить на себя верблюда и целый день таскать его на закорках. Звезда Кары шла вверх, к зениту, и об этом знали все: друзья, враги… да просто все. В том числе…

Взгляд Гюльбарге метнулся к фонтану и дальше – туда, где мирно сидел, попивая кофе и изредка затягиваясь ароматным дымом, узкоглазый евнух, до сих пор не вступавший ни с кем в разговоры, да и вообще никак себя не проявлявший.

Наставник султанской дочери Михримах, почтеннейший Доку-ага. Тот, с кем хотели бы посоветоваться многие, да только вот он дает советы далеко не всем.

* * *

Нугами расслаблялся. Сознательно, неторопливо заставляя каждую мышцу своего тела отдохнуть, стать мягкой и безвольной, пропустить через себя жар, исходящий от нагретых камней дворика, энергию смеющихся людей… пусть они и не совсем полноценные люди – так ведь и он сам теперь не вполне мужчина, так что сойдет.

В этой стране он провел уже полтора десятка лет и все чаще думал о себе не как о Нугами, самурае и сыне самурая, а как о наставнике по имени Доку-ага, доверенном лице султанши Хюррем, примере для подражания будущим янычарам… Была в этом воля Аматэрасу[5] или здешнего Аллаха – он не знал. Прошлое приходило все реже, в горячечных снах, и сны эти Доку-ага не любил. Они означали, что его телом завладела какая-нибудь болезнь.

Таким, как он стал, он стал в бою, а значит, стыдиться нечего, но тогда, два с лишним десятка лет назад, стыд овладел всем его существом, смутив разум, заставив бросить все. Понял ли его даймё[6], принял ли его решение, Нугами не знал, как и не имел представления о судьбе своей семьи. Он бросил их всех, отправившись в скитания, отчаянно желая только одного – обрести себя. Это было. Это в прошлом, но было. Не стоит отрекаться от ошибок, которые совершил, ведь они делают тебя во сто крат мудрее.

Став ронином[7], он перепробовал многое. В основном охранял экспедиции в дальние страны. Искал лекарство, чудодейственное снадобье, заклинание или амулет, позволяющий вернуть утраченное. Конечно, не нашел. Разве кто-либо когда-либо сумел приставить назад руку или ногу? Так чем эта травма отличается от других? Жаль, что понимание пришло слишком поздно, но хорошо, что вообще пришло. Можно жить и уважать себя, прозревшего после нескольких лет душевной слепоты.

К берегам Чосон Нугами привели в равной степени глупость и жадность. Он знал про вако, безжалостных пиратов, грабящих торговые корабли в этих местах. Знал также, что в основном они – его соплеменники, бывшие самураи, как и он сам, а потому надеялся договориться с ними. Может, и договорился бы, но вместо вако корабль на подходе к Чосону подстерегала другая напасть – шторм.