Эдуард Кондратов - Тревожные ночи Самары

• Название: Тревожные ночи Самары
• Автор: Эдуард Кондратов
• Издательство: Куйбышевское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Книга посвящается героическим чекистам, которые сразу же после создания ВЧК встали на защиту завоеваний социализма от посягательств внешней и внутренней контрреволюции. В основе повести — деятельность Самарской губернской ЧК в первые годы Советской власти.

Повесть рассчитана на широкий круг читателей.

---

Задумавшись, Белов словно забыл о собеседнике.

— Товарищ командир, — услышал он умоляющий голос старичка. — Вы разрешите мне уходить?

— Да-да, — рассеянно произнес Белов. — Конечно, идите. Только разрешите на ваш документик взглянуть… Запишу на всякий случай. Может, что уточнить придется.

— К вашим услугам, — с вежливейшим полупоклоном старик подал паспорт. — В любое время, Гюнтер Макс Иванович, проживаю на Соборной улице, в доме Загатовой. Всегда к вашим услугам.

— Макс Иванович Гюнтер, — старательно вспоминая, заморгал Белов. — Это не возле… нет, недалеко от вас нашли?.. Вы еще показания нам давали… Нашему товарищу.

— Да-да, — чуть ли не радостно подхватил Гюнтер. — По поводу одного смертельного эпизода на территории квартала, где я проживаю? Если не секрет, удалось ли что-нибудь выяснить?

— Секрет, Макс Иванович, — весело сказал Белов. — А за помощь вам спасибо от лица чрезвычайной комиссии.

Он протянул ладонь.

— Что вы, что вы… — бормотал Гюнтер, опасливо пожимая чекисту руку, — я так рад…

Когда он ушел, Белов сосредоточился, припоминая.

«Где же я еще слышал эту фамилию — Гюнтер? — Какое-то полустертое воспоминание так и разъедало мозг. — Немец, перец, колбаса… Что немец, так это по разговору слышно, а вот Гюнтер… Гюнтер, Гюнтер, Гюнтер…».

Он даже зажмурился, и тут вдруг так и вспыхнуло перед глазами: листок, исписанный почерком Михаила Ягунина, черновик донесения о фон Вакано, владельцах Жигулевского пивоваренного завода. Эту бумажонку он носил Павлу Павловичу Павлову на экспертизу, как же можно было забыть! Ну, конечно: там, среди лиц австрийской и немецкой национальности, приближенных к Вакано, была фамилия Гюнтер и, кажется… Так-так… Именно мастера-пивовара!..

«Частенько что-то он суется нам под ноги», — промелькнуло у Белова, но размышлять над этим было ему недосуг…

Вторник

1

Когда Иван Шабанов заглянул в лавчонку «Охота и рыболовство. И. И. Семеняка», в полутемной каморке было всего два покупателя — прыщеватый юноша, выбиравший удочку подешевле, и человек потрепанного вида и неопределенного возраста, который, судя по всему, забрел в магазин от жары и от скуки. Парнишку с удочкой Иван переждал, а небритого зеваку пришлось турнуть, иначе он проторчал бы до морковкиного заговенья. Шабанов избрал простой способ: он стал в упор разглядывать бездельника, и тот очень скоро счел за лучшее уйти. Только после того Иван обратился к полнощекому Семеняке с вопросом о любительском обществе «Самарский охотник-спортсмен».

— Нету! — твердо ответил хозяин лавки и энергично потряс напомаженной головой. — Слыхом не слыхивал… Может, «Кустарно-промышленный Союз охотников»? Который открыли недавно, сразу после масляной? Или, может, «Кооперативное рыболовное товарищество»? Так то рыбаки.

— Да нет же, — досадовал Шабанов. — «Самарский охотник-спортсмен», общество любителей, значит, не кооператив никакой.

— Путаете вы, гражданин, — недовольно сказал Семеняка, глядя в сторону, и с некоторой обидой отчеканил: — Потому как или у меня, или же у братца моего на Троицком они кредитуют, все общества эти. У кого же им еще покупать дробь? Иль крючки? Исключительно у нас.

Иван повел могучими плечами.

— Бывайте здоровы, — сказал он, выходя из лавки.

Он побывал и на Троицком рынке, но и там ничего не узнал о загадочном обществе, которое давало объявления в газете. Н. И. Семеняка, точь-в-точь братец, но еще повальяжней — посоветовал Шабанову узнать в губфининспекции, где, как он выразился, «обо всех, с кого можно взять, знают всю подноготную-с».

В инспекции губастенькая девушка за конторкой долго водила пальцем по строчкам в толстом гроссбухе. Заглянула еще в какую-то книжицу. Развела руками.

— Не зарегистрировано, товарищ, — не по-самарски окая, сказала она Ивану. — В губернии такого общества охотников пока что нет.

Иван на всякий случай сунулся и к начальству. Молоденький совчиновник важно поглядел на него из-за стола и, явно рисуясь перед пишбарышней, пророкотал сочным баритончиком:

— На то мы инспекция, чтобы знать. Не морочьте голову, товарищ! Сказано: не числится — и точка! Все, все, товарищ! Привет. Люди работают.

Пришлось Ивану Шабанову ни с чем вернуться в губчека. Как ни странно, Белова его сообщение не только не огорчило, но даже, пожалуй, обрадовало. Он сидел за столом и увлеченно перелистывал газетную подшивку, что-то отчеркивал карандашиком и вставлял бумажные закладки.

— Как там наш Михаил? — спросил он у Шабанова, не отрываясь от газет. — Опять я сегодня к нему не попаду.

— Я загляну к нему вечерком, — отозвался Шабанов. — Нехорошо только, Иван Степанович, с его землячкой вышло.

— А что такое? — удивился Белов.

Выслушав рассказ о том, как Нинка получила у Левкина отставку и в каком виде Шабанов увидел ее после в ресторане, Иван Степанович расстроился.

— Ах ты чертовщина, — сокрушенно пробормотал он и хотел было тотчас позвонить Исаю, но передумал.

— Ты найди, ее, тезка, нынче же… Прежде чем к Михаилу пойдешь. А я с финхозом улажу. Есть?

— Есть, — сказал Шабанов и ушел. Белов же опять с головой окунулся в подшивку «Коммуны». За этим занятием и застал его председатель губчека.

— Слыхали? — спросил его Белов. — Пропал сеттер-лаверак.

— Что? — густые брови Вирна поползли вверх. — Что за штуковина?

— Собачка такая. По-другому называется — английский сеттер. Ценной породы, видать.

Недоумевающий взгляд председателя явно веселил Белова, который продолжал темнить.

— Я думаю, без этого пса нам никак не обойтись, Альберт Генрихович.

Вирн сел у стола Белова, выжидательно глядя. Спросил:

— Кажется, есть новости?

Иван Степанович замигал, улыбнулся:

— Как сказать… Новость не новость, а мыслишка есть. Помните квитанцию в кармане убитого? На газетное объявление про охотников. Вот, полюбуйтесь, в четверг такое же было.

Он подал Вирну газету, где карандашом было отчеркнуто объявление:

«Общество «Самарский охотник-спортсмен» извещает, что баллотировка кандидатов в правление назначается на следующий понедельник, в доме Саврасова».

Увидев, что Вирн прочитал, Белов заметил не без торжества:

— А между прочим, общества такого в Самаре нет. Мы проверили.

— Да? — отнюдь не удивился Вирн. — Думаете, что это их почта?

— Вот именно. И как раз в день, когда эта самая… баллотировка, происходило их совещание в аптеке. Резон или нет?

Председатель губчека ответил совсем не то, чего ждал Белов:

— Опростоволосились мы с буфетчицей. Непростительно.

— Напрямую давайте говорить. Не мы, а я прошляпил, — бросил Белов. — И готов отвечать, как положено.

Председатель губчека промолчал. Белов подвинул к нему подшивку. Пока Альберт Генрихович раскрывал ее на закладках и читал отмеченное, Белов неторопливо рассказывал:

— Я за весь этот год просмотрел. Почта их действует давно. Объявления разные, но везде это самое общество. А трижды попалось такое объявленьице: пропал, мол, английский сеттер, а в скобочках — лаверак. Нашедшего просят обратиться в общество «Самарский охотник-спортсмен», к такому-то. Без адреса. Что за особое собачье объявление, интересно? Скорей всего сигнал. Да вот какой?

Вирн задумчиво потер подбородок.

— М-м… Любопытно…

— Вот и я говорю: очень нужна нам эта собачка, — заключил Белов. — Знать бы только, где ее ловить…

2

— Так прям и сказала? — угрюмо переспросил Ягунин.

— Прям так и сказала, — эхом отозвался Шабанов.

— И ты не дал ей по морде? Тоже мне чекист.

— Ну, ты, брат, совсем очумел, — возмутился Иван. — За что же я простого человека бить стану? Пусть даже пьяная она. Помнишь, как Вирн говорил, что мы, значит, являемся исполнителями диктатуры пролетариата, а не диктатуры над пролетариатом.

— За такие речи ей все равно стоило дать! — зло упрямился Ягунин.

— А какие такие речи? Правду-матку резанула. Что ж, подыхать было ей? Коли уж мы ее турнули, на что надеяться было?

— Я ей таких оскорблениев ни в жисть не прощу. — Ягунин сжал челюсти и насупился. — Предателем не был и не буду, пущай не брешет. Я ж не виноват, что так вышло… С этим моим арестом…

— Ясное дело, что ты не виноват. Да Нинка-то откуда знала? Может, она тебя, дубину, полюбить успела, а ее раз — и коленкой.

Они огорченно помолчали.

— Очень, говоришь, пьяная была? — тихо спросил Михаил.

— Порядком. В пролетку ее господинчик один еле затолкнул, чуть не на руках. Сама не могла, спьянилась… И на кой я сунулся к ней? Только тебя травлю. Одни нелады выходят.