Константин Измайлов - Последний клиент

• Название: Последний клиент
• Автор: Константин Измайлов
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Детектив
• Год: 2000
• ISBN: 5-264-00265-7

После убийства одного из сотрудников Алмазного фонда в руки преступников попадают драгоценные камни и важные документы. За ними начинают охотиться правоохранительные органы и криминальные структуры. Команде Кирилла Семенова удается «перевести стрелки» и загнать «охотников» в расставленные ими же капканы.

---

И только в аэропорту, куда Галлахер уж и не надеялся попасть засветло, ему наконец повезло — в последнем в этот день рейсе на Берн чудом оказалось одно свободное место в салоне первого класса. В любом ином случае отставной сержант САС отказался бы от полета. Но только не сегодня…

Глава 16

Третий день заточения приближался к концу.

— Вдвоем не так грустно? — Инга погасила свет, и ночная бархатная темень укутала, просочившись через невидимый холод стекла, комнату. — На улице так хорошо… И луна…

— Все как везде…

— А вы, Даша… Вы были когда-нибудь в Марселе?

— В Марселе? — Маркова чуть шевельнулась в кресле, выпустив облачко сигаретного дыма, и, не отрывая взора от замершей до утра недалекой лиственницы, качнула головой. — А что мне там делать? Разве что устроиться портовым грузчиком…

— Но там ведь тепло!

— Да, наверное… Как и везде…

— Ну что вы! Вы только посмотрите — на улице мороз! А в Марселе тепло… цветы…

— Перестаньте, милая, какие, к черту, цветы в декабре? Те же, что и здесь, — оранжерейные…

А о чем еще говорить с этой милой, но странной на вид девушкой? О том, как становится тихо, когда на землю ложится снег? И если закрыть глаза и на секунду представить, что вокруг тебя нет никого, становится сперва покойно и уютно, а через минуту… уже терзаешься чувством одиночества… И снова откроешь глаза — а вокруг все те же лица, те же стены, и у тебя два выхода из этого безысходного положения: либо мириться с их присутствием, с существованием этих совершенно напрасных вещей, или заняться чем-то, что заставило бы тебя забыть об окружении… А зима… Она хороша в своем однообразии — отдыхает глаз, особенно короткими вечерами, когда маленькое красное солнце уже свалилось за верхушки елей, а невысокие сугробы отбрасывают на тропинку неоправданно длинные тени… И когда так сахарно похрустывает снег под подметками. А за спиной, совсем близко, именно там, куда можно так быстро добежать, дом… Он представляется каждый раз иным, но всегда бревенчатым, со стеклами, небольшими, покрытыми нежными лапками инея… Над его крышей нависает старая, мудрая ель — ее ветви еще хранят обрывки прошлой новогодней мишуры, и кажется, что знаешь каждый ее сук, каждую ветвь… Кажется, что вы росли вместе, у этого уютного дома, но никто не знает, как это долго продолжалось и сколько еще осталось быть вместе… А в доме всякий раз появлялись бы только те, кого хочется видеть, от чьего присутствия становится удобно и тихо на душе, и не нужно уж более куда-то лететь, разбавляя новыми встречами осадок от предыдущих свиданий, пенять самой себе на собственную неразборчивость и слабоволие… Может быть, это дети? Один или два? Они, вероятно, не могут ни мешать, ни стеснять… Мальчик и девочка. Чтобы они были едва похожи друг на друга и чтобы были зачаты от любимого человека. А дыхание его детей, их детей, наполняло бы смыслом жизнь, и этот призрачный дом, и ель, мудрую, вечную, подчеркивающую своим присутствием чистоту пространства и времени… Сон?

— А я люблю лето! Когда васильки, иван-чай… Я жила в небольшом городке, с папой. Он у меня, знаете ли, инженер. В этом городке есть крепость, старая… Или, может быть, городской сад… В том ресторане я была всего лишь раз, с папой. Мы как-то обедали в нем. Маленький такой, с печкой изразцовой, прямо в зале… А больше в нашем городе не было ничего. Кроме гостиницы. Внизу почта, книжный магазин, мост железный. А вот неподалеку город Дно. Ну не город — он еще меньше нашего — там арестовали царскую семью… Мы с папой один раз там были, знаете ли; не город он вовсе, а какое-то железнодорожное депо. А еще речка. Она называется ласково — Шелонь. Небольшая речка. В городе она некрасивая — ну, знаете ли, неприглядная… А чуть дальше, километрах в трех, мы с мальчишками туда на велосипедах купаться ездили, она очень красива… И церковь на пригорке, вокруг все волнисто, неровно, ракиты вдоль берегов. Взгляд так красоте радуется… А зимой скука — лес далеко. Да и не лес вовсе… Так, перелески — всю ведь землю распахали, лес извели. И ни леса теперь, ничего… Вот разве лен? А детей, говорили, иметь мне нельзя… Да и Володя не очень-то хочет. Говорит — дорого. А я ему ничего сказать не могу — он, знаете ли, моего папу подобрал, с улицы. Он сейчас в соседней комнате. Спит, наверное… Я люблю, когда тепло…

— Может, нам, Инга, выпить по стаканчику? А то размазывать сопли по лицу — снова краситься придется? Как ты относишься к спиртному?

— Я? Никак… Я в кафе работала, официанткой. Давно… Еще до больницы. Нас строго предупредили — ни в коем случае ни на работе, ни перед…

— А нам с тобой на работу-то и не к спеху. Какая, к черту, работа, в этой-то дыре?

— Мы с вами как будто на гособеспечении?

— Не дай нам бог с тобой на подобный харч рассчитывать — одна тут дорога, на погост. А мы с тобой пока девчонки справные. А потому сходи-ка ты вниз, там я бутылочку ликера приметила. И пару рюмок с собой прихвати. Справишься?

— Ну, тетеря, сдавай! А то, как погляжу, совсем руки у тебя не шевелятся! — Грибман был уже изрядно поднабравшись. Сторожить, собственно, было некого, потому как никто, как ни странно, никуда бежать не собирался. Видать, прочно втемяшились предупреждения Кирилла о скоротечности бытия и прочих ужасах, подстерегающих желающих прогуляться всего-то в трехстах шагах от виллы. — Козыри крести, дураки вы вместе! — Сергей шлепнул о стол шестеркой и лукаво взглянул на Галкина — тот уже сидел без штанов и в одном ботинке. Да и Крокин выглядел не лучше — из всего гардероба на нем осталось только пара носков да галстук. — Вы, видно по всему, господа хорошие, в школе ходили в отличниках и в пионерские лагеря добрые папаши-мамаши своих чад не посылали. На дачки, к бабкам под юбку, к манной каше и черной смородине с куста? А подкидной дурак — это искусство, можно сказать! Вот еще валетик… И еще… А теперь вам — раздвиньте ладони…

Идея перекинуться в дурачка Галкину сперва пришлась по вкусу. Когда же от Грибмана поступило предложение сыграть на раздевание, у Володи появился небольшой такой шансик поставить хоть теперь бывшего коллегу в неудобное положение. Третьим без обсуждения был назначен Крокин — Серега грозно посмотрел на него из-под насупленных бровей и указал рукой на дверь — сейчас же на мороз, в эти самые пампасы. Нечего здесь за здорово живешь воздух портить… Крокин приуныл, но, не желая быть раздетым в первую очередь, взялся за игру с не меньшим рвением, чем и два его партнера. Но не судьба: Грибман в дурачка на раздевание собаку съел — всех малознакомых нимфеточек, если таковые раздеваться прилюдно не желали, усаживал за стол, разливал портвейн и хлопал по клеенке растрепанной колодой карт: все выглядело достаточно невинно и весьма демократично. Ну а что следовало далее, не мне вам рассказывать…

— А вот вернусь домой, — мечтал Грибман, подрезая колоду, — куплю на вырученные с продажи вашего барахла домик, размером с почтовый ящик, и займусь сельским хозяйством! Буду самогонку выращивать. Боты резиновые заведу и шляпу с полями… Дама пошла… А ты, Крокин, кино «Титаник» смотрел? С Ди Каприо? Вот у тебя рожа, как у него в последнем кадре, — вроде хотел описаться, да водопроводную систему разморозило. Давай сюда свой галстук, а ты, балбес, налей подполковнику еще стаканчик шерри! — Под шерри Грибов понимал какую-то цветную водку, которую он смешивал с изумительным по цвету ликером. Получалось вкусно и достаточно крепко. — Вот ведь, мать вашу! Первый раз за границей, и сижу с вами, балбесами… На хрена мне, скажем, эти вот ботинки сорокового номера? У меня, слава создателю, с седьмого класса сорок четвертый… И галстук в клеточку… Что я Нинон рассказывать стану? Опять врать придется — ничего, кроме ваших рыл поганых, за последнее время и не увидел. Ну, аэропорт еще и на лимузине прокатился… Швейцария — страна контрастов — сижу тут с вами, с ворьем… — Грибман опрокинул наполненный Галкиным стакан и совсем сник. — На сегодня все. Желающие завтра могут попробовать отыграться… — Собрав со стола и с пола всю одежду, он, слегка покачиваясь, побрел к лестнице, в сторону своей комнаты, насвистывая, нещадно фальшивя, прощальную песнь любимой утонувшего в Атлантике Ди Каприо.

— Ты, сучий хвост! — бросил ему вдогонку Володя. — Брюки-то хоть оставь!

— Ни-ко-гда! — прозвучало в ответ, и источник звука скрылся в проходе.

Берн оказался менее приветливым, чем Амстердам, — несмотря на полное отсутствие ветра, холод сковывал движения Галлахера. Особенно доставалось ногам, вспотевшим за время перелета. В тесных ботинках несчастного ювелира они казались двумя протезами глубокой заморозки. А вот подковки на каблуках действительно пришлись кстати — на редких замерзших лужицах они плотно впивались в ледяную поверхность, оберегая затылок и зад хозяина от незапланированных контактов. Но и кроме ног, у Галлахера было несколько довольно серьезных проблем. Первая состояла в том, что в Берн он попал без снаряжения и оружия. Вторая, не менее серьезная, — Род, разумеется, предполагал, что его таинственный заказчик уже наслышан о его подвигах. И теперь жизнь самого сержанта зависела прежде всего от его собственной изобретательности и осторожности. Но какая жизнь в нищете? Без денег, на которые Род так рассчитывал, он ощущал себя униженным, бессовестно обманутым и обобранным, но по-прежнему верил в собственную удачу. Чтобы вернуть несколько утраченный в собственных глазах авторитет солдата, ему, казалось бы, нужно совсем немного — оружие, время, которое утекало бессмысленно быстро, и транспорт, который доставил бы его туда, где, в этом он не сомневался, спрятан тот волшебный жезл, способный превратить его, Рода Галлахера, в самого счастливого человека на свете. Хотя бы временно.