Александр Бондаренко - Загадочные страницы русской истории

• Название: Загадочные страницы русской истории
• Автор: Александр Бондаренко
• Издательство: Кучково поле
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9950-0007-5

По содержанию и форме подачи материала эту книгу можно было бы считать продолжением выпущенной нашим издательством в минувшем году «Утаенные страницы советской истории», однако она повествует о событиях более ранних — от Древней Руси и даже версий происхождения славянства, до февраля 1917 года. В основу предложенных материалов взяты архивные документы, беседы с ведущими российскими учеными-историками, материалы «круглых столов», проведенных в Институте российской истории РАН и Центральном совете Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК).

---

— Тем более что в те времена не было не только телевидения и газет, но и похвального обыкновения украшать присутственные места, руководящие кабинеты и кабаки государевыми портретами. Кто там кого узнать-то мог?

МОРОЗОВА: Тем более что царевича Дмитрия вообще мало кто видел — его выслали в Углич маленьким мальчиком, и неизвестно, в какого юношу он бы вырос. Возможно, у Отрепьева какая-то отличительная бородавка была, как у Дмитрия, поэтому его и подговорили…

ЛИСЕЙЦЕВ: По всей видимости, он был «заквашен» в Москве, а «выпечен» в польской печке. Иезуитам и папскому престолу такой, конечно, был нужен.

МОРОЗОВА: Поэтому в Польше он сразу нашел тех, кто его поддержал. Это могли быть иезуиты, польская знать, которая постоянно ссорилась с Годуновым за пограничные земли; король, который страшно хотел вернуть Смоленск… Он им все пообещал: Смоленск вернуть, Новгород и Псков отдать в управление Марине Мнишек, католичество ввести — ему ничего не было жалко, лишь бы ему помогли.

— Имя царя Бориса прозвучало уже добрый десяток раз. Однако, что знает про него, кроме Пушкинской трагедии, современный читатель?

КУРУКИН: Борис Годунов был очень грамотный политик — с моей точки зрения, как политик, был выше, чем

Иван Грозный. Если бы династия Годуновых утвердилась на престоле, мы бы сейчас непременно говорили о том, какой мудрый был царь Борис Федорович. Ведь именно он начинал делать кое-что из того, что спустя сто лет сделал Петр I. Например, послал русских детишек учиться за границу — в Оксфорд, Вену и в Любек. Правда, из них только один вернулся.

— Вековая традиция «невозвращенчества»?

МОРОЗОВА: Нет, просто они там жили за счет русской казны. А как началась смута, никто уже денег не присылал, и они вынуждены были приспосабливаться на месте. Потому и не вернулись.

КУРУКИН: Годунов первый стал целенаправленно приглашать иностранцев. Почему, например, у нас есть многие мемуары? Это те люди, которые тогда пришли служить в Россию.

МОРОЗОВА: Его признавали за рубежом — он вел переписку и с королевой Елизаветой, она его называла «братом», и, по-моему, даже с императором Священной Римской империи Рудольфом, который признавал его представителем королевского рода. А русские люди обвиняли его за любовь к иноземцам…

— То обвинение, которое постоянно звучало и в адрес Петра I.

МОРОЗОВА: В искусстве существует «стиль Годуновых» — считается,

что они очень много сделали для развития архитектуры, прикладного искусства, иконописи. До сих пор сохранились замечательные подмосковные постройки. У них была большая книгописная мастерская, и книги свои они дарили в монастыри. Есть «Годуновский псалтырь» — из этой мастерской, очень красиво написанный, украшенный.

РОГОЖИН: Интересна попытка Годунова спасти положение

строительством колокольни Ивана Великого — здесь, кстати, можно вспомнить сталинские «высотки».

Закладывается и строится самая величественная, невероятной по тем временам высоты колокольня, которая, помимо прочего, давала еще заработок многочисленным строителям и отвлекала народное сознание от проблем, бед и голода, царивших в стране. Так что он и тактик был интересный.

МОРОЗОВА: Годунов был просвещенный человек. Он, например, задумал очень плотное строительство в Кремле. Мало кто знает, но он желал построить здесь точные копии Иерусалимского храма Святая Святых и Гроба Господня — и все это было почти построено. Для постройки были отлиты золотые фигуры ангелов, апостолов, и потом, когда свергли Годуновых, начались грабежи, тогда выволокли этих ангелов и все решили, что это образ самого Бориса.

— Почему, если все поначалу было хорошо, потом завершилось крахом?

МОРОЗОВА: Как мне кажется, прежде всего, он вызвал жуткое недовольство своей политикой по отношению к боярству.

КУРУКИН: Годунов действительно был совсем не плохой царь, да только история — штука незапрограммированная. Борис, говоря современным языком, блестяще провел свою избирательную кампанию: человек, не имеющий никаких шансов на престол, становится царем. Он обыграл всех!

МОРОЗОВА: У него, кстати, не было соперников…

КУРУКИН: Все равно! И вот первые два года — великолепно. Добавим к его достижениям прекращение конфронтации на западной границе, широкомасштабную восточную политику — установление связей с Грузией, создание русской крепости на Северном Кавказе, прекрасные отношения с Ираном, куда, кстати, в качестве подарка поставили ко двору шаха Аббаса самогонный аппарат. Первая техническая помощь восточной стране!

ЛИСЕЙЦЕВ: И также идеологическая диверсия против ислама!

КУРУКИН: А потом началась катастрофа. Случилась та самая кризисная ситуация, которые повторяются раз в 100 лет — страшный голод. На Руси неурожай дело обычное, по статистике каждые 7 лет неурожай. Но обычно как? Неурожайный год, потом — нормальный. А тут — три года подряд… Это национальная катастрофа, мы даже не можем подсчитать, сколько людей тогда погибли. Отсюда — логика нормального мышления: почему катастрофа? Да вот царь у нас неправильный. И дальше: если царь неправильный, то кто мог убить царевича Дмитрия? Кто мог быть злодеем?

МОРОЗОВА: Нет, его только обвинили, что он мог покуситься, — раз появился реальный Дмитрий, значит, он только покушался.

КУРУКИН: Но ведь все равно злодей!

МОРОЗОВА: Если бы все были довольны, страна процветала — думаю, никакой Лжедмитрий внутри страны не получил бы поддержки. Если все довольны, зачем он нужен?

КУРУКИН: С Борисом Годуновым произошло самое неприятное, что может произойти для любого политика — утрата доверия. А раз царь «неправильный», значит, по логике мышления человека той поры, где-то есть «правильный», поскольку вообще не быть царя не может. А раз он где-то есть, то должен появиться. Так запускается «механизм самозванчества».

РОГОЖИН: Важно то, что была еще очень сильная поддержка со стороны Польши и заинтересованность со стороны папского престола.

МОРОЗОВА: Естественно, план окатоличевания Руси существовал издавна, да и до сих пор не отменен.

ЛИСЕЙЦЕВ: У нас этот факт почему-то не очень известен, хотя в польской литературе он довольно часто упоминается. Когда войска Сигизмунда вторгались на территорию России, то покровителем похода — «небесным патроном» — назначен был Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов. Римский папа благословил меч и шлем у короля Сигизмунда III, благословляя его в поход против «русских раскольников, схизматиков».

РОГОЖИН: Ну а когда есть деньги, финансирование, то тогда, естественно, находятся и желающие.

КУРУКИН: Однако из всех из них только Лжедмитрий I был единственным, кто стал законным царем — большинство населения все-таки его признавало.

МОРОЗОВА: Ему верили — другим уже не верили.

ЛИСЕЙЦЕВ: Кто же все-таки такой был Лжедмитрий? Мне очень нравится выражение писателя Венедикта Ерофеева: «Самая большая загадка русский истории — убил ли Борис Годунов царевича Дмитрия или как раз наоборот?» Совершенно разные есть версии, в том числе и достаточно фантастические, что это был реальный царевич, который чудесно спасся. Некоторые польские авторы и сегодня поддерживают эту мысль. Но, наверное, это действительно не совсем важно, кто он был на самом деле, очень важен вопрос, почему верили ему?

МОРОЗОВА: Одна из причин в том, что он был «гонимый царевич». По легенде, Борис Годунов хотел его убить, а он где-то скрывался, прятался по монастырям, терпел невзгоды. Все и захотели помочь такому гонимому.

— Как показывает наша история, эта испытанная веками политтехнология беспроигрышна…

ЛИСЕЙЦЕВ: Верили также еще и потому, что сам Лжедмитрий верил в свое особое происхождение. Он, может быть, даже не был самозванцем в строгом смысле слова: по его поступкам просматривается, что кто-то очень основательно убедил его в том, что он и есть царевич. Заведомый самозванец должен вести себя гораздо аккуратнее. По крайней мере не эпатировать, не шокировать москвичей своим совершенно нетрадиционным для русского царя и русского человека вообще поведением. Он же бросает вызов обычаям: не спит после обеда, в баню ходит реже, чем это заведено у русских. Заводит у себя при дворе польские одежду, предметы сервировки стола — вилку ту же самую. Запросто держит себя с простым народом; прыгает в седло по-гусарски, а не подсаживается туда придворными, с рогатиной идет на медведя, в то время как наши цари как максимум травили медведем кого-нибудь; заходит в купеческие лавки, беседует с торговцами. В общем, ведет себя совершенно не как царь. Даже решается на встречу с матерью царевича Дмитрия при огромном стечении народа. Потом это объясняли тем, что ее предварительно запугали. Но если бы монахиня, которая отреклась от мира, выкрикнула: «Не сын это мой!», его попросту бы растерзали!