Александр Карпенко - Грань креста (дилогия)

• Название: Грань креста (дилогия)
• Автор: Александр Карпенко
• Жанр: Альтернативная история

Фельдшер психиатрической бригады «Скорой помощи» шёл на дежурство, а попал в другое место, населённое странными существами, с нестабильной географией и непрерывной войной. Работа та же, больные такие же, но мир сдвинулся…

«Жизнь. Дом. Семья. Любимый человек. Друзья. Маленькие радости, которые позволяет себе каждый в меру своего понимания. Домашние заботы, повседневные хлопоты — пусть скучные, но необходимые… Что получится, если всё это у человека отобрать и оставить только служебные обязанности? Не на день, не на месяц и не на год даже — навсегда. До смерти. Не знаете?

Мы знаем. Получится станция «Скорой помощи» в диком и странном перевёрнутом мире, куда нас заволокли, не спросив ни мнения, ни согласия…»

---

— Тьфу на тебя ещё раз.

— Так точно! — И Патрик налёг на руль, сворачивая на посыпанную красным гравием узкую дорогу, обозначенную при въезде большим плакатом «Частное владение».

Под плакатом красовался на полосатом столбике аккуратный ярко-синий почтовый ящик с надписью белыми готическими буквами «Имение «Ивы». Были в наличии и сами ивы. Их ровный ряд тянулся по правой стороне дороги, склоня к ней аккуратные, однообразные, словно обрезанные под гребёнку, плакучие ветви.

Нас ждали. Огромные затейливо-кованые чугунные ворота были распахнуты настежь, охранник торчал навытяжку возле будки. При виде въезжающего на подопечную территорию нашего побитого и грязного транспорта он вытянулся ещё больше и протянул руку в сторону, показывал, куда рулить.

Мне тут же вспомнились мои давние визиты в далёкий психинтернат. Там один душевнобольной от безделья взялся добровольно работать привратником. Совершенно бескорыстно — просто чтобы скрасить скуку. Днём ли, ночью ли мы приезжали туда — он, обряженный в устаревшего образца армейский китель и полицейскую фуражку без кокарды, незамедлительно выскакивал к воротам, с широкой улыбкой на круглом лице распахивал их и делал вот такой же указующий жест, только не пустой рукой, а самодельным бело-красным жезлом.

Сдаётся мне, здешнему охранничку явно недоставало этакого жезла. Да и улыбки — она хоть чуть, да смягчила бы навязчивую мысль, что у привратника дурдома физиогномия была определённо интеллигентней.

За воротами раскинулся колоссальный регулярный парк в английском стиле — всё почищено, подстрижено и ничуть не напоминает естественное. Каждая клумба и каждый кустик в своём роде произведение искусства — собой намёк на первозданность тщательнейшим образом искоренён. У нас подобные творения садовой архитектуры весьма популярны, а вот в этом мире мне впервые довелось узреть этакое издевательство над живой природой. И слава богу. Всю жизнь сочувствую лужайкам, которые приневолены стричься раз в неделю.

Здесь оказалась не лужайка — огромный, идеально ухоженный газон. Кабы его заасфальтировать — весь колоссальный автопарк нашей «Скорой» безо всяких затруднений устроится на стоянку. Газон взбегал по склону холма к солидному дому с колоннадой, высокой дугообразной лестницей и тёмной черепичной крышей. Круглые башенки по углам придавали ему вид настоящего, замка. Или дворца.

Подъездная дорога, обрамлённая застриженными до состояния зеленного кирпича низкими изгородями из жёстких кустиков, вела вокруг приземистых строений замковых служб. Перед распахнутыми воротами гаража усатый шофёр полировал чёрный лак чуть вытянутого старомодного автомобиля. Блеснула серебром крылатая фигурка на пробке угловатого радиатора.

У мраморного подножия лестницы я вытряхнулся из кабины, нырнул в салон за ящиком и пошлёпал вверх. Люси устроилась на крышке, уцепившись лапками за браслет моих часов. Важный дворецкий проводил нас в сияющую гостиную, где среди зеркальных окон, огромных картин и дорогих ваз ожидала хозяйка — тощая и прямая как палка, холёная дама неопределённого возраста с узкими поджатыми губами. Она церемонно подставила мне руку, украшенную целой коллекцией перстней, явно превышающих ценой зарплату фельдшера за две жизни работы на полторы ставки. Поцеловать сухую тонкую кисть я не решился, подержал её немного, чуть поклонился и щёлкнул каблуками:

— Бригада ПБ-девятнадцать, мадам.

Хозяйка оглядела меня и, похоже, осталась не слишком недовольна увиденным.

— Отрадно, что хорошие манеры ещё не канули в прошлое, — изрекла она, — мой супруг…

Дама вдруг побледнела, расширившиеся глаза её остановились.

Это наша маленькая начальница, пробежав по рукаву, обосновалась на плече, рассматривая мадам Жувре.

— Где больной? — без обиняков приступила к делу мышка.

— Эт… эт… что? В моём доме! Не потерплю! — завизжала хозяйка.

Пришлось вступиться.

— Старшая бригады, доктор Рат, — представил я напарницу.

— Где… слыхано! Мой муж… я… неуважение к традициям дома…

— Может быть, всё-таки займёмся больным? — попыталась направить переливавшуюся всеми оттенками багрового и алого даму в нужное русло Люси.

Я, воспользовавшись тем, что хозяйка отошла к окну и, отвернувшись, судорожно глотает холодный воздух, аккуратно взял мышку и переместил её под халат, в нагрудный карман рубахи.

— Посиди там. Похоже, на тебя здесь неадекватно реагируют.

— Вот ещё! — попыталась выбраться Люси.

— Посиди, посиди. А то, пока мадам будет бушевать, мы до больного не доберёмся.

Мышка, вняв моим доводам, притихла.

Супруга главнокомандующего твёрдым шагом подошла ко мне и с ненавистью объявила:

— О вашем неслыханном поступке, молодой человек, будет доложено вашему руководству.

Я попытался разрядить обстановку:

— Мадам, мы люди подневольные. С кем велят, с тем и работаем. (Люси, услыхав эти слова, негодующе вонзила мне коготки в кожу. Я стерпел.) Как супруга боевого офицера, тем паче военачальника, вы должны, безусловно, понимать значение дисциплинированного подчинения приказам вышестоящих.

Аргумент подействовал. Мадам смягчилась.

— Да, да, разумеется. Я вас понимаю, молодой человек. Дисциплина очень важна. И всё же… Скажите, это существо (с таким выражением лица обыкновенно произносят «дерьмо». Ах да, ей казарменными словами выражаться невместно. Не «дерьмо», a «merde») — действительно врач?

— Да, и высококвалифицированный. — Я решил подпустить немного лести. — Другого к вам бы и не послали.

Полковничиха покивала:

— Да, да. Туземцы в колониях иногда попадаются довольно сообразительные. Когда муж боролся с сепаратистами на островах, в его полку было немало туземных сержантов. Одного черномазого, помнится, даже послали учиться в метрополию, в военную академию. Вернувшись в полк, он дослужился, кажется, до капитана.

Мне пришлось повысить голос, чтобы заглушить возмущённые писки Люси.

— Это, безусловно, заслуга вашего мужа. (Я вообще-то знал о существовании Жувре и его неприглядной роли в оккупации этого мира чисто случайно, из рассказов, что слышали мы в Песках.)

Хозяйка собралась что-то сказать, но я постарался опередить её:

— С огромным интересом выслушаю, мадам, всё, что вы пожелаете мне рассказать. Прикоснуться к деяниям такого знаменитого человека — что может быть восхитительней! Но позволю себе вернуться к текущим делам. Мы здесь в первую очередь для того, чтобы оказать вам посильную помощь, сударыня. — И я вновь склонил голову и щёлкнул каблуками, искренне надеясь, что мадам не слышит доносящееся у меня из-за пазухи:

— Дипломат хренов!

Полковничиха, опираясь на мою руку, поданную ей с наводящей на меня самого тоску галантностью, указывала дорогу, громко сетуя на упадок нравов, царящий ныне в колониях. Я согласно кивал и поддакивал, получая после каждого кивка чувствительный щипок от скрытой под халатом начальницы. У меня сложилось отчётливое впечатление, что от дамы исходил могучий аромат Франции. Причём не столько духов, сколько доброго бренди.

По широкой мраморной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, закреплённой позолоченными перекладинами, мы взошли наверх. Коридор, ведущий в обе стороны от лестницы, поражал шириной и обилием затейливых украшений. Понятно, из-за чего вдову генерала Зака из дома выгнали!

— Вот, — указала хозяйка, — спальня Жана.

Просторная бело-золотая комната с высокими стрельчатыми окнами была стерильно чиста. В ней царил безобразный тоскливый порядок, могущий привести любого в глубокое уныние.

Сразу вспомнились вечно разбросанные игрушки и книги моих троих детей, одежда, оказывающаяся в самых невероятных местах, регулярно теряющиеся тапочки, отчего на ногах у кого-нибудь постоянно оказывались папины, вспомнилось, как наш кот с упоением точил когти о чей-то забытый посреди комнаты портфель. Может быть, у нас дома и бывало грязновато, но уж скучно-то точно никогда не было. Я мысленно пожалел несчастного мальчонку, вынужденного жить в такой безликой обстановке.

Из вороха одеял на широкой кровати выглядывала живая симпатичная мордашка. Малый мне понравился с первого взгляда. Его ясные глазки весело перебегали с грозной фигуры матушки на меня и обратно, конопатый носик смешно морщился. На больного Жан абсолютно не походил. На умирающего и подавно.

Я внимательно посмотрел на хозяйку. Лицо её выражало неподдельную тревогу за здоровье отпрыска.

— Будьте добры, мадам, объясните, что, собственно, случилось.

— Ах, это ужасно. Наш старший сын, Антуан, — дипломат, служит в посольстве метрополии где-то там, в северных колониях. Очень способный мальчик, подаёт большие надежды. Так вот, он прислал ко дню рождения Жана большую банку стерляжьей икры — целый галлон.