Николай Степанов - Гоголь

• Название: Гоголь
• Автор: Николай Степанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Эта книга рассказывает о жизни и творческом пути великого русского писателя.

Жизнь его не изобиловала внешними событиями. Вся она была в напряженной работе, в углубленном внутреннем анализе своих поступков и мыслей. Дело писателя было для Гоголя неразрывно слито с общественной, воспитательной ролью искусства, стало для него творческим подвигом. Об этой трудной подвижнической жизни, завершившейся трагической катастрофой, и повествуется в книге. Биография писателя воссоздана здесь на основе его писем, автобиографических признаний, документов, воспоминаний и свидетельств современников.

Автор этой книги — Николай Леонидович Степанов — родился в 1902 году в семье учителя. Окончил Ленинградский университет по отделению языка и литературы и Институт истории искусств. С 1925 года преподавал в школе и на рабфаке. В эти же годы начал печататься, помещая статьи и рецензии в ленинградских и московских журналах.

Н. Л. Степанову принадлежат книги и статьи по истории русской литературы, прежде всего о творчестве писателей-классиков XIX века: «И. А. Крылов. Жизнь и творчество», «Мастерство Крылова-баснописца», «Лирика Пушкина», «Н. В. Гоголь. Творческий путь», «Н. А. Некрасов». Большая работа велась им по редактированию и комментированию сочинений Гоголя. Ряд книг и статей Н. Л. Степанова переведен на иностранные языки.

---

С его назначением подняла голову и клика Билевича, решив, что пришел ее час, что наступило время расправы с ненавистными им профессорами.

В глубине гимназического сада Гоголь встретил Белоусова. Инспектор пригласил его зайти на квартиру. Простой, со вкусом обставленный кабинет был заставлен полками с книгами по истории, праву, философии, литературе. Николай Григорьевич имел обширную библиотеку и очень ею гордился. Он любил приглашать к себе учеников и беседовать с ними. Этот нескладный, остроносый юноша давно привлекал его внимание своей любовью к литературе и пытливыми вопросами на лекциях.

Гоголь стал рассматривать книги. «Философский словарь» Вольтера, «Общественный договор» Руссо, «Дух законов» Монтескье — первое, что бросилось ему в глаза. Белоусов сел в кресло и спросил:

— Вы, Яновский, по окончании гимназии чем предполагаете заниматься?

— Я думаю о Петербурге, о службе. Я хочу сделать свою жизнь нужной для блага государства, принести, хотя малейшую пользу! — несколько высокопарно отвечал Гоголь, поверяя свои давнишние, заветные мысли.

— Но ведь служба бывает различной? Что же именно привлекает вас?

— Я перебрал в уме все должности в государстве, — смутясь, продолжал Гоголь, — и остановился на одном. На юстиции. Я вижу, что здесь работы будет более всего, что здесь только я могу быть истинно полезен для человечества.

— Но почему же именно? — с интересом спросил Белоусов.

— Неправосудие — величайшее в свете несчастие. Я поклялся ни одной минуты короткой жизни своей не утерять, не сделав блага!

— Вы правы, когда так высоко ставите юстицию! — сказал Белоусов. — Юстиция есть справедливость. Нарушение законов нарушает первоначальные права человека.

— Николай Григорьевич, — продолжал Гоголь, — вы сами на лекциях говорили, что право есть то, чем человек исключительно располагать может, так как оно принадлежит ему с рождения.

— Да, вы верно меня поняли, — с удовольствием сказал Белоусов, — человек имеет право на свое лицо, на свою личную свободу. Он имеет право быть таким, каким природа образовала его душу и тело.

— А вот отец Павел говорил нам, что это противоречит христианской вере. Что человек должен подчиняться воле божьей, а не своим чувствам.

— Отец Павел, — наморщив лоб, с раздражением сказал Белоусов, — невежда. Он ничего в естественном праве не понимает.

— Я уже два года занимаюсь изучением права, — добавил Гоголь, — а сейчас собираюсь познакомиться с отечественными законами.

— Ну, тут вы много не разберете. Наши законы устарели и не считаются с естественным правом человека. Вот прочтите хорошую книгу профессора Куницына «Право естественное», этот профессор был учителем Пушкина.

И Белоусов протянул Гоголю красиво переплетенный в свиную кожу томик. Гоголь поблагодарил и раскланялся. Беседы с Белоусовым всегда волновали его, внушали мысли, которыми он даже не решался делиться с товарищами. Лишь в письме к старому другу Высоцкому, рассказывая о гимназии, он сообщал: «Все возможные удовольствия, забавы, занятия доставлены нам, и этим мы одолжены нашему инспектору. Я не знаю, можно ли достойно выхвалить этого редкого человека. Он обходится со всеми нами совершенно как с друзьями своими, заступается за нас против притязаний конференции нашей и профессоров-школяров. И, признаюсь, ежели бы не он, то у меня недостало бы терпения здесь окончить курс…»

Гоголь не знал только, что его посещения Белоусова не оставались незамеченными. Усердно подсматривающий за учениками Моисеев каждый раз сообщал об этих встречах директору.

МЕЛЬПОМЕНА

На масленой должен был состояться торжественный вечер, к которому готовились задолго. На вечер пригласили всех почетных лиц города, родителей учеников и их знакомых. Концерт и спектакль, поставленные силами самих учащихся, танцы — такова была обширная и увлекательная программа.

Больше всех воодушевлен ею Гоголь. Он и режиссер спектакля, и актер, и художник-декоратор. В актовом зале построена самая настоящая сцена с занавесом и кулисами. Оркестр из десяти человек по вечерам репетирует музыкальные номера. Декорации расписывают сам Гоголь, Базили и Мокрицкий, в котором уже чувствуется будущий художник.

Ставят пьесу Фонвизина «Недоросль» и сценку из украинской народной жизни, сочиненную самими гимназистами во главе с Гоголем. На театральный гардероб ученики жертвуют кто что может. Гоголь написал домой, прося, чтобы из Васильевки прислали полотна для декораций и сшили два-три костюма. Кукольник пожертвовал пару заржавевших, ломаных пистолетов.

Гоголь взял себе роль Простаковой. Он любит играть стариков и старух и вообще предпочитает комические роли. Базили играет Стародума, миловидный Данилевский — Софью, а Кукольник — Митрофанушку. Репетиции происходят на сцене в зале. Каждый день после занятий артисты ""запираются здесь и с увлечением готовятся к спектаклю. Не обходится и без происшествий. Базили играет Стародума дряхлым, еле двигающимся стариком. Гоголь говорит ему, что такому старику место на кладбище, а не в театре: Стародум должен быть поживее и поосновательнее. Базили обижается.

— Тогда играй его сам! Я отказываюсь! — вспыхивает он.

Ссора кажется неминуемой. Но Гоголь превращает все в шутку.

— Ах так! — восклицает он грозно. — Тогда вызываю тебя на дуэль.

Он хватает заржавленные пистолеты, сует один из них Базили и принимает такой грозный и в то же время смешной вид, что Базили не выдерживает и смеется. Все забыто.

Но над спектаклем нависает угроза гораздо серьезнее. Совавший всюду свой нос Билевич нашел и в театральном представлении опасную крамолу. Узнав о приготовлениях к спектаклю, Билевич не преминул составить очередной донос в конференцию, уведомляя, что поелику «таковые театральные представления в учебных заведениях не могут быть допущены без особого дозволения высшего учебного начальства, то дабы мне, как члену конференции гимназии, на которой лежит ответственность смотрения за нравственным воспитанием обучающегося юношества, безвинно не ответствовать за мое о сем молчание перед высшим начальством…». Однако рапорт Билевича не возымел ожидаемого действия. Исполнявший должность директора Шапалинский на его доносе написал, что разрешение «высшего начальства» на устройство спектаклей имеется.

Получив отпор, Билевич не успокоился. Он по нескольку раз на день проходил мимо зала, где шли репетиции, подглядывал и подслушивал в коридоре. Однажды, приметив Гоголя, который старался укрыться от его внимания и спрятался за углом коридора, Билевич быстро направился к нему. Гоголь поспешно бросился к дверям театральной залы и, позвав кого-то изнутри, сказал «свой» и проскользнул, захлопнув за собою двери. Билевич пытался пройти за ним, но дверь оказалась закрытой. Несмотря на громогласные требования, дверь не открывалась. Разгневанный профессор призвал на помощь служителя и вместе с ним вновь стал стучаться и громко кричать: «Отворите!» Только тогда дверь отперли. В зале оказался Гоголь, а за кулисами театра еще трое воспитанников.

Билевич грубо спросил;

— Зачем вы изволили от меня прятаться и не отворяли дверей? Вы, наверное, пьяны!

Обиженный наглым обвинением Билевича, Гоголь резко ответил, что присутствующие здесь имеют разрешение проводить репетиции и в это время зал для посторонних закрыт. Непочтительный ответ еще больше обозлил достойного профессора, и он накричал на дерзкого мальчишку, а возвратившись к себе, написал новое донесение. В своем «рапорте» Билевич сообщал: «Яновский вместо должного вины своей сознания начал с необыкновенною дерзостью отвечать мне свои разные суждения и при этом более, чем позволяют ученические границы благопристойности. Я, видя сильное его разгорячение и даже наглость, в преследовании меня, вместо наставлений ему, до сего деланных, начал уже просить его, чтобы он оставил меня. Но он, как бы не слыша сего, с упорством до дверей и за двери преследуя меня, с необыкновенною дерзостью кричал против меня и сим возродил во мне сомнение: не разгорячен ли он каким-либо крепким напитком? Почему я, обратись к экзекутору, сказал ему: да не пьян ли он?»

Клевета Билевича не имела успеха. Вызванный директором, доктор Фиблиг засвидетельствовал, что пансионер Яновский был «не только трезв, но и без малейшего признака хмельных напитков». Заступничество Белоусова и Шапалинского отвело карающий меч от головы Гоголя, но Билевич затаил против него злобу.

Несмотря на эти помехи, приготовления к спектаклю шли полным ходом. Из-за закрытых дверей слышались смех, громкие возгласы. Гимназисты проносились по коридору с ведрами клея и красок, шились костюмы, царила оживленная праздничная атмосфера.