Михаил Барышев - Весеннее равноденствие

• Название: Весеннее равноденствие
• Автор: Михаил Барышев
• Издательство: Профиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

В книгу вошли две повести, которые во многом связаны друг с другом. Их герои — люди труда. Возвышая самоотверженность в труде и науке, верность своему делу, человеческую порядочность, автор в то же время с едкой иронией бичует приспособленцев и халтурщиков, подхалимов и перестраховщиков.

Произведения рассказывают о связи науки с производством, практике строительства, проблемах управления хозяйством.

---

Личные же просьбы начальства, как известно, строже любых приказов. За невыполнение приказов получают обычно выговоры, строгие и простые, с последним предупреждением или без него.

Неисполнение личных просьб не влечет никаких административных взысканий. Просто через какое-то время нарушивший святую заповедь взаимоотношений между верхом и низом обнаруживает, что вакантное место, на которое он втайне рассчитывал, замещается более подходящим кандидатом, квартира, о которой он вожделел вместе с семейством, заселяется более остро нуждающимся в улучшении жилищных условий, а очередь на покупку «жигуленка» отодвигается в столь туманные дали, в которых теряется не только сам автомобиль, но и мечта о его приобретении.

Спасти в этих случаях может лишь философское осмысление невероятных происшествий, из которых неистребимый барон всегда выходил живым и здоровым, не теряя достоинства и не поступаясь честью.

Павел Станиславович был одним из старейших работников ОКБ, прошедшего за сорок лет существования трудную и сложную жизнь. Оно сливалось и разливалось, усложняло структуру и упрощало ее, передавалось из станкостроительного ведомства в металлургическое, а оттуда переходило в транспортное, чтобы потом возвратиться снова в станкостроительное, меняло профили, присоединялось к институтам и отпочковывалось от них, сокращалось до минимума и увеличивалось до несуразного максимума.

На таком «крестном пути» могли удержаться лишь самые стойкие и приспособленные натуры. Павел Станиславович начал в ОКБ путь рядовым чертежником и, несмотря на все кадровые землетрясения и реорганизационные тайфуны, неуклонно поднимался по служебным лестницам. Честно и достойно. Ему были чужды служебные интриги, делячество, изворотливость и прочие отрицательные качества, помогающие кой-кому делать карьеру.

Должностную лестницу Веретенников одолевал природной смекалкой, весьма не лишней и для конструкторской профессии, трудолюбием, неуклонным соблюдением дисциплины и активным участием в общественной жизни бюро. Еще в годы своей рабочей юности Павел Станиславович усвоил два основополагающих принципа — что всякое плановое задание должно быть выполнено в срок и всякая просьба вышестоящего руководителя представляет интерес общественный и поэтому стоит выше твоих личных интересов.

Исполнительность и добросовестное отношение к служебным обязанностям главного инженера бюро имели ту же степень надежности, какую имеет печь с дровяным отоплением, а это в наше время встречается не так уж часто и оценивается по достоинству.

Павел Станиславович к тому же отлично ориентировался в веяниях быстротекущего времени. В нужный срок «вытянул» заочный институт и достойно занял освободившуюся к моменту получения диплома должность главного инженера. Без внутренних обид и тем более тайного противодействия Веретенников принял молодого начальника ОКБ. По его разумению, кандидат наук был выше его, простого инженера, шишки на начальника валятся в пять раз больше, чем на зама, и нервные расстройства и неприятности, которые доводится испытывать первому лицу, никогда не возместишь тремя, а то и двумя десятками рублей разницы в должностном окладе.

Барон Мюнхгаузен учил, что если с одной стороны на тебя кидается лев, а с другой разевает зубастую пасть крокодил, то самое благоразумное — припасть к земле. Тогда лев окажется в пасти крокодила, а ты спокойно встанешь, отряхнешь со штанов налипшие травинки и потопаешь дальше собственной дорогой.

Сейчас Павел Станиславович сидел в уютном поролоновом гнездышке модернового кресла и слушал рассказ начальника о командировке в Заборск.

— В общем, написал я в акте особое мнение… Нельзя было иначе. Не имеем мы права вводить в эксплуатацию такие тарантасы.

— Габриеляну это особое мнение как кость в горле — ни проглотить и ни выплюнуть, — обеспокоенно перебил Павел Станиславович и вскинул на Готовцева округлые, без ресниц, птичьи глаза.

Взгляд Веретенникова был тревожным. Тревога лежала и на его худощавом, резко очерченном лице с тонкогубым ртом и жесткими морщинами возле него.

— Ну и бог с ним, с Габриеляном, — беспечно откликнулся Готовцев.

— Бог будет с нами, Андрей Алексеевич, когда останемся без документации по смазке и гидравлике. На бога нам тогда придется только и уповать.

— Габриелян тоже не высшие достижения выдает.

— Но выдает.

— Лучше бы не выдавал. Поглядел я в Заборске на их смазочно-моечные творения. Конструкция узлов нуждается в коренной переделке.

— А мойка, Андрей Алексеевич? — подал голос начальник бюро перспективного проектирования Шевлягин, приглашенный на разговор двух руководителей. — Курам на смех… Самим надо заниматься проектированием узлов смазки и гидравлики.

Веретенников неодобрительно покосился на перспективщика. По мнению главного инженера, Шевлягину ни к чему было участвовать в разговоре руководителей ОКБ. Василий Анатольевич не пользовался любовью главного инженера, поскольку до оскомины надоедал Веретенникову настырными и фантастическими просьбами перспективщиков, тогда как главной заботой Павла Станиславовича были не туманные перспективные иллюзии, а строгое соблюдение графика выдачи рабочих чертежей и других проектных материалов.

По врожденной деликатности и дисциплинированности Веретенников не возразил против присутствия в кабинете Шевлягина, решив, что призван перспективщик Готовцевым сюда в роли свидетеля и для подтверждения рассказа.

О случившемся конфликте Веретенников уже знал со вчерашнего дня из рассерженного звонка Габриеляна. Волжский коллега возмущенно заявил, что «особое мнение» — это подлый удар кинжалом в спину родному брату. Но удар этот не смертельный, Габриеляна он не убил, и у него хватит сил, чтобы отплатить за такое неслыханное коварство, что волжане еще заставят москвичей поплясать босиком на снегу, что они еще на коленях приползут к Габриеляну, что потомкам до седьмого колена отзовется такое вероломство.

Разумеется, Шевлягин был приглашен не в подтверждение рассказа о командировке. Просто Готовцев считал, что в ответственном разговоре с главным инженером полезно, как и в любом другом деле, присутствие скептика. Люди же, занятые в основном перспективой, всегда обладают отточенным чувством скептической оценки настоящего. Кроме того, тайный замысел Готовцева, решение, которое он принял для себя, но широкое обнародование которого считал преждевременным, относился именно к перспективе. Развалившийся довольно нахально на диване Шевлягин пока не подозревал, какой значительной фигурой может он стать в самом недалеком будущем, если… «Если» было много, и продраться через их колючие репейники будет нелегко.

— Да, моечку волжане подсуропили в Заборске такую, что от нее не скоро отмоешься, — поддержал Шевлягин замысловатым каламбуром реплику начальника ОКБ.

В непотускневших еще командировочных воспоминаниях Андрея Алексеевича выплыл пролет заборского завода со свежевыкрашенными, незамутненными копотью и едучей металлической пылью стенами и нарисованным в торце огромным панно с пейзажем яркого березового ситчика перелеском и ромашками в зеленой траве, который, по задумке работников научной организации труда, должен обеспечить работающим на пролете невиданную производительность труда, снимать у них моральную усталость и воодушевлять на выполнение суточных заданий.

Готовцев и неизменно вальяжный Золотухин спокойно шли по пролету, еще не зная некоторых эксплуатационных особенностей только что смонтированного оборудования. Это незнание наверняка причинило бы ждущим ущерб материального порядка, если бы не нашлась добрая душа. Выскочив из узкого прохода между ставками, она раскинула руки и загородила, гостям дорогу с такой категоричностью, с какой загораживает путь такси человек, опаздывающий к вылету самолета курсом на Магадан.

— Что такое? — встревожился Золотухин.

— Вообще-то ничего, — ответила добрая душа. — Мойку включили для опробования… Вы бы, товарищи, зашли вон туда, за стеллажи.

Совет оказался не лишним. Золотухин невольно подобрал полы новенького финского плаща, когда заработала мойка, а Готовцев опасливо поглядел на блестящий хром нарядной куртки, за которую он ухнул во время заграничного симпозиума всю валютную наличность.

Сначала в работающей мойке возник натужный вой, потом вдруг вскинулся такой фонтан маслянистых брызг, что Андрей Алексеевич невольно подумал, не содрали ли конструкторы мойки что-нибудь из области достижений по современным дождевальным установкам.

Золотухин, как и подобало представителю авторитетной проектной организации, хладнокровно одолел минутное замешательство и, убедившись в надежности укрытия, расправил полы плаща.