Жорж Перек - W или воспоминание детства

• Название: W или воспоминание детства
• Автор: Жорж Перек
• Издательство: Ювента
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-87399-132-4

Роман известного французского писателя Ж. Перека (1936–1982). Текст, где странным и страшным образом автобиография переплетается с предельной антиутопией; текст, где память тщательно пытается найти затерянные следы, а фантазия — каждым словом утверждает и опровергает ограничения литературного письма.

---

Но система клиентуры так же хрупка, как и жестока. В одну секунду ярость противника или настроение Арбитра может лишить Чемпиона всех его имён, которые он с таким трудом завоевал и с таким остервенением защищал. И тогда масса его приверженцев обратится против него и уйдёт выпрашивать порцию еды, кусок сахара и улыбку у новых Победителей.

XXXIII

У тёти Берты был большой словарь Ларусс в двух томах. Возможно, потому я стал любить словари. Из тётиного Ларусса я помню всего одну цветную иллюстрацию с заголовком «Флаги», которая воспроизводила флаги многих, если не всех независимых государств, включая Сан-Марино и Ватикан. Несомненно, я рассматривал эту иллюстрацию с особым вниманием, потому что в то время мы с Анри изготавливали целую коллекцию американских, английских, французских и русских цветных флажков, с одной стороны, и немецких, с другой (не помню, были ли там ещё другие, например, канадские или югославские), которыми мы отмечали на большой карте Европы, приколотой кнопками к стене, триумфальное наступление союзных армий, о котором нас ежедневно извещала наша газета «Аллоброж» (я гордился тем, что знал, что аллоброги — это народности Савойи и Дофине во времена галлов). Флажки соответствовали армиям, корпусам и дивизиям, причём, кажется, важно было, чтобы на каждом флажке значилось имя какого-нибудь генерала. Я забыл почти все генеральские имена, хотя до сих пор знаю, кто такие Жуков, Эйзенхауэр, Монгомери, Паттон и Омар Брэдли. Моим любимцем был генерал де Лармина. Ещё я питал слабость к Тьерри д’Аржанльё, во-первых, потому что он был единственным известным мне адмиралом, а во-вторых, потому что, по слухам, он был монахом.

* * *

Ещё одно моё воспоминание касается Франсуа Бийу, который также был для меня чем-то вроде идола, особенно с тех пор, как я перестал его путать с Франсуа Бийоном. Его появление в Вилларе стало поводом для гигантского столпотворения. Площадь, в центре которой находился не существующий ныне фонтан, была забита народом. Нам с Анри удалось пробраться к самой трибуне. Анри держал в руках книгу Ильи Эренбурга «Взятие Парижа» (кое-что в этой книге меня удивляло, я никак не мог понять: она была написана русским, а её действие происходило в Париже; в переводе это было не заметно, но каково было в русском тексте читать, например, «улица Кюжа» или «улица Суффло»?). Анри протянул книгу Франсуа Бийу, тот вернул её с автографом. Мне же удалось пожать ему руку, и я, безусловно, был обрадован больше, чем при посещении епископа.

* * *

За газетой я часто ходил на площадь (продавец газет, сигарет, сувениров, почтовых открыток по-прежнему находится на том же месте). В мае 1945 года площадь вновь была забита народом, и я с огромным трудом пробрался в лавку за газетой. На обратном пути я бежал по запруженным восторженной толпой улицам, размахивал газетой «Аллоброж» в вытянутой руке и вопил что было мочи: «Япония капитулировала!»

* * *

Однажды вечером мы пошли в кино — Анри, Берта, Робер, отец Анри, который, кажется, только что приехал из Парижа, чтобы помочь нам туда перебраться, и я. Фильм назывался «Великая белая тишина», и Анри был в восторге от одной мысли о том, что его увидит, — он помнил великолепную историю Кэрвуда, которая носила это название, и весь день рассказывал мне о льдине и эскимосах, о собачьих упряжках и снегоступах, о Клондайке и Лабрадоре. Но первые же кадры жестоко нас разочаровали: великая белая пустыня оказалась не Крайним Севером, а Сахарой, где один молодой офицер по имени Шарль де Фуко, утомлённый похождениями с женщинами дурного поведения (он пил шампанское из туфли), стал миссионером, несмотря на уговоры своего друга генерала Лаперрина, который был тогда ещё только капитаном и слишком поздно прибыл со своим гумом, чтобы спасти его от злодеев-туарегов (в единственном числе: тарги), осадивших его бордж. Я помню смерть Шарля де Фуко: он привязан к столбу, смертельная пуля поражает его прямо в глаз, по щеке течёт кровь.

XXXIV

Граница, отделяющая Спортсменов от Официальных лиц, не является абсолютно непроходимой и потому ещё сильнее маркирована. Обычно крайне лаконичные Законы W — молчание которых уже представляет собой смертельную угрозу подвластным им Атлетам — здесь на удивление пространны: они охотно, тщательно, почти избыточно описывают все те ситуации, которые могут позволить Атлету через нескольких лет соревнований добиться ответственной должности в своей Деревне (Руководитель команды, Тренер, массажист, банщик, парикмахер и т. д.) или на Стадионе, где ему могут предложить целый ряд строго упорядоченных низших должностей (служитель, глашатай, подметальщик, пускатель голубей, носильщик факелов или штандартов, музыкант, писарь, сторож трибун и т. д.

На первый взгляд представляется, что Атлету не очень трудно выполнить надлежащие условия, для того чтобы быть допущенным к той или иной должности и воспользоваться связанными с ней привилегиями; какими бы мизерными они ни казались (освобождение от наряда, разрешение на душ, индивидуальное жильё, постоянный пропуск на Стадион, в раздевалку, в приёмные помещения перед Банкетным залом и т. д.), эти привилегии нередко оказываются необходимыми для элементарного выживания Ветерана. Существует целая система очков, баллов и бонусов, которые учитываются на протяжении всей спортивной карьеры Атлета: суммирование очков происходит таким образом, что, в общем, достаточно четырёх лет регулярных достижений для того, чтобы экс-Чемпион был более или менее уверен в плановом получении привилегированного места. Существуют, однако, различные комбинации Побед, которые позволяют Победителям перейти границу, перескочить барьер в более короткие сроки: за три года, если Атлет возьмёт Брелан, то есть три раза подряд займёт второе или третье место на Олимпиадах; за два года, если он возьмёт Дубль: две олимпийские Победы подряд, достижение, считающееся самым выдающимся, но не подтверждённое в истории W конкретными примерами; всего за один год, за один сезон, если он возьмёт Каре (первое место на классификационном Чемпионате, на двух местных Чемпионатах, в отборочном состязании) или Терц (первое место на классификационном Чемпионате, первое на Отборочных, первое на Олимпиаде), комбинация, которая теоретически кажется наиболее вероятной, но которая на практике встречается крайне редко. Наконец, сообразно духу жизни W, существуют всевозможные системы, скорее всего основанные на чистой случайности: какой-нибудь ничтожный Атлет, закоренелый чурка, абсолютно неспособный ни показать удовлетворительный результат, ни сделать себе Имя, вполне может вмиг стать Официальным лицом: для этого достаточно, например, чтобы его порядковый номер совпал с результатом Победителя.

Изобилие этих Законов, их точность, большое количество и разнообразие предоставляемых ими возможностей могут вызывать впечатление, что Атлету надо сделать совсем немного для того, чтобы стать Официальным лицом. Как если бы Законы W, утверждая желание в равной степени вознаградить расчёт, везение и спортивную заслугу, стремились создать ощущение того, что Атлеты и Официальные лица принадлежат к одной Расе, к одному миру, как если бы все они были одной семьёй, и их объединяла бы одна цель: жизнь во имя Спорта; как если бы ничто их не разделяло: конкуренты соперничают и удваивают свои усилия на гаревых дорожках; толпа товарищей стоит на ступенях и бурно их приветствует или освистывает; Официальные лица сидят на Трибунах; и всех до одного воодушевляет единый дух, возбуждает единый пыл, пронизывает единое исступление!

Но, достаточно хорошо зная мир W, становится понятно, что даже самые мягкие его Законы — это всегда и всего лишь воплощение куда более жестокой иронии. Внешняя щедрость правил, определяющих восхождение к официальным должностям, всякий раз наталкивается на прихоти Иерархии: то, на что указывает Хронометрист, может отказать Арбитр; то, что обещает Арбитр, может запрещать Судья; то, что предполагает Судья, может располагать Директор; то, что дарует один Директор, может отобрать другой. Высшие Официальные лица наделены всей силой власти; они могут дозволить или запретить; они могут ратифицировать волю случая или предпочесть ей случайность собственной воли; они могут вынести решение и в ту же секунду своё решение отменить.

Нет никогда никакой уверенности в том, что в итоге своей карьеры Атлет станет Официальным лицом, а главное — нет никогда никакой уверенности в том, что он им останется. И однако, другого выхода у него нет. Изгнанные из команды и не получившие должности Ветераны, которых называют «ослами», не имеют никаких прав, никаких гарантий. Им запрещено находиться в спальнях, столовых, душевых, раздевалках. Они не имеют права разговаривать, они не имеют права сидеть. Нередко у них отбирают тренировочную форму и обувь. Они толпятся возле мусорных баков, по ночам бродят вокруг виселиц и, не обращая внимания на Охранников, которые стреляют по ним без предупреждения, стараются вырвать несколько кусков плоти из трупов побитых камнями и повешенных побеждённых. Они сбиваются в небольшие группы, тщетно пытаясь согреться и хотя бы на миг обрести в этой ледяной ночи сон.