Андрей Смирнов - Империя Наполеона III

• Название: Империя Наполеона III
• Автор: Андрей Смирнов
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03261-4

При жизни современники называли его «маленьким племянником великого дяди» — Наполеона Бонапарта. В свою очередь простой французский народ боготворил его. Наполеон III… Каков он был на самом деле, соответствует ли действительности характеристика, данная Виктором Гюго этому «императору рецидивисту»? Почему до сих пор политическая элита Франции с нескрываемой ненавистью и неприязнью говорит о последнем французском императоре? На эти и другие вопросы автор попытался ответить своей книгой.

---

Реально к концу 30-х годов режим Июльской монархии держался на махинациях с избирательными бюллетенями и откровенном насилии. Достаточно вспомнить кровавые побоища в Лионе и Париже. В этих условиях, когда будущее не предвещало ничего хорошего, народ обратился к прошлому. Творчество Беранже[2], распространение в огромном количестве медалей и печатных изданий с изображением императора, выпуск исторических альманахов — все это привело к тому, что французский народ был буквально закормлен наполеоновским культом и воспоминаниями об Империи. В отличие от Карла X, Луи-Филипп I не мог призвать на помощь традиционные монархические ценности, поскольку режим Июльской монархии был основан на их отрицании, да и сами эти ценности девальвировались. Зато режим мог использовать в своих интересах патриотическую традицию, зародившуюся в эпоху войн Республики и Империи. С целью усиления своих внутриполитических позиций правительство Луи-Филиппа, обеспокоенное растущей популярностью принца и идей бонапартизма, решает перехватить инициативу. Теряя поддержку внутри страны и отказавшись от активной внешней политики, режим Июльской монархии попытался использовать наполеоновскую легенду в свою пользу. Насаждая культ Наполеона, правительство Луи-Филиппа I добилось, однако, не столько повышения авторитета Июльской монархии, сколько усиления бонапартизма, который после смерти Наполеона II, как казалось, сошел с политической арены. Апогеем этой политики явился возврат в 1840 году останков Наполеона в страну. В 1840 году в ответ на события во Франции Луи-Наполеон разражается политическим памфлетом «Наполеоновская идея», где в эпиграфе он с едкой иронией пишет, что-де не столько останки императора надо было вернуть, сколько позаимствовать его идеи. В памфлете принц прямо обращается к народу: «Наполеоновская идея в течение долгого времени пользовалась симпатией масс, потому что чувства у народов предшествуют осознанию, как сердце чувствует то, о чем разум только догадывается. Целью наполеоновской идеи является воссоздание французского общества, разъединенного пятьюдесятью годами революции, и примирение порядка со свободой, прав народа с принципами государственной власти»{78}. Более того, Луи-Наполеон рассматривал фигуру императора именно в качестве мессии новых идей: «Подобно Христу, он пролил свет и заставил темноту отступить, поскольку он один сумел примирить старые и новые интересы, закрепив победу социальной и политической революций. Только он один сумел понять волю провидения, проникнуться народными чаяниями и повести за собой народ к великой цели»{79}, — утверждал Луи-Наполеон.

Жан Тюлар, французский исследователь жизни и феномена Наполеона в своей, ставшей широко известной в нашей стране, работе «Наполеон, или Миф о спасителе» выявил причины возникновения наполеоновской легенды. Особенно он отмечал роль промышленной революции в разрушении старых социально-экономических структур. «Она, — подчеркивает Тюлар, — привела к резкому снижению заработной платы на рынке рабочей силы, перенасыщенном бывшими солдатами, демобилизованными из Великой Армии. Эти отверженные вспоминали об Империи как о «золотом веке» всеобщей занятости, высоких заработков и дешевого хлеба. Наполеон без труда стал «отцом народа». Так же относились к нему и в деревнях, где крестьяне, во всяком случае до голосования закона о миллиарде для эмигрантов, цепко держались за свою долю национального имущества, приобретенную во время Революции. Наконец, слава Наполеона была и славой завоевавшей Европу армии крестьян. Ветераны, обреченные из-за полученных ранений на праздность, черпали в воспоминаниях, которым они предавались долгими вечерами (как это прекрасно изобразил Бальзак), оправдание своей социальной ненужности. Это они стали верными хранителями культа, подлинными творцами легенды, восполняя своими рассказами отсутствие запрещенных отныне лубочных картинок и уничтоженных новыми мэрами муниципальных подшивок бюллетеней Великой Армии»{80}.

Фигура императора вызывала не только восхищение, но и страх. Страх культа личности, причем уже мертвого человека, посмертная популярность которого могла привести к диктатуре имени. Наперекор общественному мнению и кабинету министров Ламартин — один из наиболее ярких политических деятелей того времени, истинный республиканец — указывал на опасность этого культа силы, которым хотят заменить в сознании нации строгий культ свободы{81}. Он категорически протестовал против возвращения останков императора в Париж, «против этого большого движения, сообщаемого самим правительством чувству народных масс, против этих зрелищ, рассказов, популярных изданий, против этой реабилитации торжествующего деспотизма». И утверждал, что большая опасность грозит не только общественному настроению, но и представительной монархии.

С Ламартином был полностью согласен Ф. Гизо в том, что касается угрозы правящему режиму со стороны наполеоновского культа. Констатируя величие имени Наполеона — величие, которое гипнотизирует массы и не дает правительству Луи-Филиппа свободы маневра как во внешней, так и во внутренней политике, Ф. Гизо прямо заявлял, «что Бонапарт должен быть низвергнут. Его имя, его влияние, все то, что еще продолжает существовать в нас из сделанного им для нас, — все это теперь лишь препятствие на избранном нами поприще; все это отвлекает нас от дел, ослабляет и стесняет нас в борьбе со старым порядком, в содействии созданию конституционного правления». И все же борьба с Бонапартом закончилась для Июльской монархии поражением. Трудно, оказалось, бороться с призраком.

Чтобы отвлечь общественное мнение от внутренних проблем и завоевать престиж в международных делах, Луи-Филипп попытался активизировать свою внешнюю политику. Однако, оказав помощь египетскому паше Мехмет-Али, Франция вновь, как и при Наполеоне, столкнулась с враждебной коалицией. Силы были явно не равны, и король позорно отступил пред лицом всей Европы. Общественное мнение Франции было возмущено малодушием правительства: вновь страна оказалась бессильной и беспомощной. А ведь если бы был жив император, он бы повел себя по-другому! В Париже и ряде городов происходят беспорядки, вызванные антиправительственными манифестациями. Никогда еще Июльская монархия не была так непопулярна и презираема. Казалось, что более удачного момента для осуществления переворота уже не представится, и Луи-Наполеон решает действовать.

Принц был настроен более чем решительно: он нисколько не сомневался в успехе своей миссии, несмотря на отрицательный опыт. «Буду ли я орудием рока или провиденциальным человеком, я не знаю, но я должен жить и умереть для своей миссии», — повторял он одной своей хорошей знакомой. Его фатализм поражал всякое воображение: «Какое мне дело до мнения людей обыденных, которые назовут меня безумцем, если мое предприятие не удастся, и превознесли бы меня до небес, если бы успех был на моей стороне», — писал он матери. И Луи-Наполеон не терял время даром — в августе 1840 года все было готово для его новой высадки во Франции.

На этот раз целью экспедиции была выбрана Булонь, где 6 августа 1840 года высадился принц вместе с группой заговорщиков. Сейчас уже трудно сказать, на что надеялся Луи-Наполеон, ввязываясь в эту авантюру, поскольку, став в 1848 году президентом Республики, он изъял все документы, относящиеся к булонскому делу. Одно время подозревали Тьера в причастности к заговору, но доказать с полной уверенностью что-либо никто не смог. В любом случае правительство знало о готовящейся акции и приняло все необходимые меры предосторожности{82}. Так что булонская экспедиция с самого начала была обречена на провал.

Все свое имущество принц перевел в деньги, на которые нанял в Англии пароход и закупил оружие. Накануне в одной из английских типографий он отпечатал в огромном количестве прокламации к армии и народу. В прокламации к французскому народу содержался призыв к неповиновению и требование восстановления империи. Привожу этот документ полностью:

«Французы!

Что сделали личности, составляющие ваше правительство, чтобы приобрести право на вашу любовь! Они обещали вам мир, а вместо того вызвали гражданскую войну и злополучнейшую войну в Африке! Они обещали облегчение налогов, но все ваше золото не насытило бы их алчности! Они обещали вам честную администрацию, а управляют не иначе как подкупами! Они вам обещали свободу, а сами стоят за привилегии, покровительствуют злоупотреблениям и противятся всяким реформам; они сумели установить только произвол и анархию! Они вам обещали прочные установления, но в десять лет не дали никаких установлений! Везде они продавали нашу честь, нарушали наши права, изменяли нашим интересам! Пора положить конец стольким беззакониям, пора потребовать от них отчета — что они сделали из столь великой и единодушной Франции 1830 года!