Александр Солин - Неон, она и не он

• Название: Неон, она и не он
• Автор: Александр Солин
• Жанр: Русское современное

Это роман для женщин и небольшого числа мужчин, а также избранных читателей особого рода, понимающих толк в самодостаточном перезвоне словесных бус, которыми автор в соответствии со своими вкусами попытался украсить незатейливое пространство романа. Хотелось бы, однако, надеяться, что все читатели, независимо от их предпочтений, будут снисходительны к автору – хотя бы за его стремление нарастить на скелете сюжета упругие метафорические мышцы, чьей игрой он рассчитывал оживить сухую кожу повествования. Автор придерживается того заблуждения, что если задача скульптора и поэта – отсечь от материала лишнее, то в прозе должно быть наоборот: чем больше автор добудет словесного мрамора, тем лучше, и пусть читатель сам отсекает все лишнее.

Следует также предупредить, что роман этот не о любви, а о ее клинических проявлениях, о ее призраке и погоне за ним по той сильно пересеченной местности, которой является современный мир, о той игре чувств, что, разгораясь подобно неоновым фонарям, своими причудливыми переливами и оттенками обязаны, главным образом, неисправимому подземному электричеству российских общественных недр. Автор исходит из того факта, что любовь на необитаемом острове совсем не та, что на обитаемом, тем более если этот остров – Россия. Именно поэтому так любопытна для нас та густая, нелепая тень, которую страна отбрасывает, если можно так выразиться, сама на себя, принуждая ее жителей из числа теплолюбивых искать, как это издавна у нас принято, другие звезды, иные небеса.

Возможно, кто-то упрекнет автора в излишнем внимании к эротическому опыту героев. Надеемся все же, что наше описание этого фундаментального аспекта межполовых отношений, без которого они также пресны, как и безжизненны, скорее чопорное, чем развязное и что неправы будут те, кому вдруг покажется, что чем дальше мы суем нос в нашу историю, тем больше она напоминает прием у сексопатолога.

---

Наташа довольно скоро почувствовала его к ней непрофессиональный интерес. Она даже пожалела, что поддалась на уговоры отца и покинула свой привычный независимый мирок. Впрочем, особой необходимости видеться с Феноменко у нее поначалу не было, а та формальная встреча, на которую он ее вскоре пригласил, была обставлена им с напускной серьезностью и преувеличенной деловитостью. Он сообщил, что рад сотрудничеству с такой успешной и увенчанной годами фирмой (каких, на самом деле, в городе хоть пруд пруди) и ее истинным украшением – Натальей Николаевной, которая теперь, как он надеется, украсит и его бюро. Он упомянул, между прочим, некоторых его клиентов – таких значительных по сравнению с ее клиентурой, что сквозь намеренное упоминание ясно блеснул намек на разницу масштабов. Наташа намек проглотила: а что прикажете делать, когда имеешь дело с акулой? Затем он как бы невзначай похвалил ее за то, что она вовремя разглядела и оставила первого мужа, который впоследствии показал себя на редкость непорядочным человеком и обманул уважаемых людей. Вслед за тем, добавив в тарелку своего любезного лица ложку постного сочувствия, он выразил опоздавшие на два года соболезнования по поводу гибели ее последнего мужа, а также поздравил с приобретением квартиры в престижном месте Васильевского острова.

Что и говорить – такая осведомленность ее впечатлила: оказывается, кое-кому хорошо известно то, что на самом деле представлялось ей делом сугубо личным и непрозрачным! Первой ее мыслью было встать и хлопнуть дверью, потому как этот плотный тип с круглым лицом бульдожьей масти явно перешел границы необходимого любопытства. Какое его собачье дело, с кем она спала и что с ними стало! Зачем ему знать, где и за сколько она купила квартиру! Одно дело навести справки о репутации фирмы (это нормально, это святое!) и совсем другое – копаться в интимных подробностях жизни ее директора! А сколько из того, что он о ней накопал, он не назвал! Да если он еще питается слухами! Нет, нет, встать и уйти, не забыв хлопнуть дверью! Но не встала, не ушла, не хлопнула, а справившись с собой, язвительно сообщила, что ей жаль его драгоценного времени, которое он потратил, собирая о ней сведения – все это она могла рассказать ему сама. Тем более что в жизни ее не было и нет ничего такого, чего бы ей следовало стыдиться. Он в ответ рассмеялся и сказал, что если бы было по-другому, они бы здесь не сидели и так мило не общались.

Далее он намекнул, что в приватном разговоре с ее батюшкой он обещал приобщить ее к настоящим, большим делам международного значения. К чему откладывать – он приглашает ее в Париж, где нужно быть через месяц на полугодовом коллоквиуме Европейской ассоциации юристов, куда входит его бюро. Вот там ей и представится случай рассказать ему о себе. Наверное, прозрачнее попытки склонить ее к постели было трудно вообразить.

«А если я откажусь?» – сухо поинтересовалась она.

«Мы найдем для этого другое время!» – невозмутимо отвечал он.

«Тогда в другой раз, сейчас мне действительно некогда. С учетом того, что я буду отвлекаться, мне нужно настроить мой маленький слабый оркестр, чтобы он мог звучать без моего участия…»

«Это разумно» – с кислой миной поддержал он ее намерения, после чего провел Наташу по комнатам, где представил ее персоналу.

«Наталья Николаевна Ростовцева, наш новый, верный и надежный союзник! Прошу любить и жаловать!» – говорил он. Вышколенный персонал откликался самым вежливым образом, и лишь бесцеремонная Юлька не постеснялась смерить ее с головы до ног и обратно.

Так внезапно и с размахом Наташа вернулась к жизни. Ее возвращение и вправду оказалось увлекательным. Феноменко, надо признать, недаром числился в юридических элитах – дело свое он знал, а оно его боялось. С его чутьем и хваткой бесполезно было соперничать. Его виртуозным приемам пытались следовать, но только затем, чтобы испытать бессильную зависть. Он был многолик и умел предстать перед собеседником в том образе, в котором его желали видеть – качество, совершенно необходимое хорошему политику, актеру и юристу. Обмануть его было невозможно, удивить – нереально. К людям бесполезным он относился равнодушно и невежливо. То, чего Наташа достигала красотой и сердечностью, он, обладатель плоского невыразительного лица, добивался изворотливым умом и хирургической точностью манер. Его коротышка-нос сразу учуял, какой дуэт они могли бы составить.

Завлекая ее на липкую ленту соучастия, Феноменко умно и методично открывал перед ней простор своих интересов. Он стал возить ее на мероприятия презентабельного характера, приучая нужную публику видеть ее рядом с собой. Она не отказывалась – его соседство отвечало ее интересам. С волками жить – по-волчьи выть, решила она, не задумываясь на первых порах, что для того, чтобы стать волчицей, придется не только выть, но и жить с ним. Заботясь о ее развитии, он поручал своей прекрасной ученице запутанные дела, и от этого ей приходилось много времени проводить у него в бюро, каким, возможно, и был его дальний умысел. Он, не скупясь, делился с «Юстинианой» новыми клиентами, принимая на себя ответственность за результаты работы. Это было щедро и благородно. Стоит ли говорить, что Наташино благосостояние от его щедрот резко улучшилось, отчего она позволила себе через полгода обставить квартиру и купить «Туарег». Она так радовалась своей роскошной, лакированной словно рояль игрушке, что когда Феноменко поздравил ее с достойным ее красоты и положения приобретением, она в ответ порывисто и расчетливо поцеловала его в щеку. Феноменко растрогался и смутился, что уже само по себе было необычно.

Надо отдать ему должное – гусарские замашки, с помощью которых, как ей показалось вначале, он собирался ее домогаться, при ближайшем знакомстве не разрослись, а напротив, стушевались. Прошедшие полгода он вел себя терпеливо и сдержанно, выбрав в качестве защиты от самого себя роль мудрого, заботливого шефа. Что ж, в ее поцелуе он мог увидеть первую награду своему смиренному терпению.

С некоторых пор Наташа не обманывалась насчет способа предстоящей благодарности. Когда она однажды впервые об этом подумала, то испугалась. Но не того, куда завела ее неразумная благосклонность, а того равнодушия, с которым она встретила эту мысль. Словно все уже было решено, и осталось только выбрать время и место, чтобы переспать с ним всем назло. Могла ли она этого избежать? Могла, но… не хотела. И в этом была странность ее нового самоуничижительного состояния. То, что он был женат, ее нисколько не смущало. Неужели горе, поразившее ее душу, сделало ее бесчувственной и циничной?

26

В феврале две тысячи пятого он пригласил ее с собой в Париж, где располагалась штаб-квартира ассоциации. Приняв приглашение, она за неделю до отъезда начала принимать противозачаточные таблетки, и завывающим морозным утром отправилась с ним туда, чтобы расплатиться по счетам.

Они остановились в отеле «Бальзак», расположенном в весьма выгодном с точки зрения пошлых восторгов месте. Тут тебе и Елисейские поля, и Триумфальная арка. В другое время и при других обстоятельствах она, возможно, была бы в восторге. В холле, перед тем как зарегистрироваться, он предупредил извиняющимся тоном:

«Наталья Николаевна, у нас один номер, но комнаты смежные. Надеюсь, вы простите мне мою вольность…»

Она, естественно, простила.

Это было ее второе посещение второго по вечности города. Пасмурный и озябший, он вполне соответствовал ее предпродажному состоянию. Ни теплый прием коллег («Алекс, почему вы прятали от нас такое сокровище?»), ни шумное размалеванное варьете «Мулен руж», ни неоновая феерия молодящихся фасадов, ни жадные взгляды местных, похожих на Мишку узкоплечих жеребцов, ни лихорадочная доза «Шато Марго» 1999 года, ни старательные ухаживания самого Феноменко, чья чуткость росла по мере приближения ночи, не могли ослабить в ней напряженного ожидания грядущего позора. Когда в полночь они вернулись в отель, она чувствовала себя пьяной развратной девкой.

Поднялись в номер и разошлись по комнатам, не пожелав друг другу спокойной ночи. Чтобы избавить себя от пошлой процедуры раздевания она голой залезла под одеяло и лежала, подрагивая в ожидании его появления. Наконец разделяющая их дверь приоткрылась и оттуда показалась его голова:

«К вам можно, Наталья Николаевна?»

«Да…» – ответила она, чувствуя, как споткнулось сердце.

В халате до колен, тускло отсвечивая толстыми голыми икрами, он прошел на середину комнаты и остановился:

«Я пришел сказать вам спокойной ночи…»

«Только выключи, пожалуйста, свет…» – ответила она и закрыла глаза.

«Весь?» – спросил он.

«Весь…»

Под веками исчез красноватый сумрак, и она почувствовала, как кровать справа от нее прогнулась. Чужой запах мятной пасты коснулся ее губ. Она замерла, и тут властное головокружение восстало и заслонило все прочие чувства. Глаза ее под веками закатились и она, нащупывая остатками трезвости твердую почву, попыталась унять светло-зеленую пятнистую карусель.