Александр Солин - Неон, она и не он

• Название: Неон, она и не он
• Автор: Александр Солин
• Жанр: Русское современное

Это роман для женщин и небольшого числа мужчин, а также избранных читателей особого рода, понимающих толк в самодостаточном перезвоне словесных бус, которыми автор в соответствии со своими вкусами попытался украсить незатейливое пространство романа. Хотелось бы, однако, надеяться, что все читатели, независимо от их предпочтений, будут снисходительны к автору – хотя бы за его стремление нарастить на скелете сюжета упругие метафорические мышцы, чьей игрой он рассчитывал оживить сухую кожу повествования. Автор придерживается того заблуждения, что если задача скульптора и поэта – отсечь от материала лишнее, то в прозе должно быть наоборот: чем больше автор добудет словесного мрамора, тем лучше, и пусть читатель сам отсекает все лишнее.

Следует также предупредить, что роман этот не о любви, а о ее клинических проявлениях, о ее призраке и погоне за ним по той сильно пересеченной местности, которой является современный мир, о той игре чувств, что, разгораясь подобно неоновым фонарям, своими причудливыми переливами и оттенками обязаны, главным образом, неисправимому подземному электричеству российских общественных недр. Автор исходит из того факта, что любовь на необитаемом острове совсем не та, что на обитаемом, тем более если этот остров – Россия. Именно поэтому так любопытна для нас та густая, нелепая тень, которую страна отбрасывает, если можно так выразиться, сама на себя, принуждая ее жителей из числа теплолюбивых искать, как это издавна у нас принято, другие звезды, иные небеса.

Возможно, кто-то упрекнет автора в излишнем внимании к эротическому опыту героев. Надеемся все же, что наше описание этого фундаментального аспекта межполовых отношений, без которого они также пресны, как и безжизненны, скорее чопорное, чем развязное и что неправы будут те, кому вдруг покажется, что чем дальше мы суем нос в нашу историю, тем больше она напоминает прием у сексопатолога.

---

Галку он увидел вечером. Она незаметно вышла из-за смеющихся лиц и встала у него перед глазами: «Здравствуй, Дима! С приездом!»

О, да! Он приехал не зря, он это сразу понял. Перед ним, отведя плечи назад, как мужчины отводят их вперед, чтобы уравновесить тяжесть рюкзака, стояла, распирая грудью квадратный вырез платья, статная девушка, чьи нынешние прелести лишь отдаленно напоминали ту молоденькую пальму, которую он помнил. Глаза подведены, губы слегка накрашены, легкий загар на свежем лице, шее, открытых плечах и руках. Он смутился, а она подалась вперед и поцеловала его в щеку.

В тот вечер он допоздна сидел на крыльце, запустив пальцы в постаревшую собачью шерсть и глядя на возбужденные звезды. Спал плохо, беспокойно ворочался и сбрасывал во сне одеяло. Томился, словом.

С их компанией Галка, как прежде, уже не водилась – никаких речек, ни скамеечек по вечерам. Днем она работала, вечером оставалась дома. Видя ее, возвращавшуюся с работы, он издали махал ей рукой. Она махала в ответ и уходила в дом. Однажды она остановилась и рукой дала знать, чтобы он приблизился.

«Почему не заходишь в гости? – улыбаясь, спросила она, когда он подбежал и встал напротив. – Пойдем!»

И взяв его за руку, повела за собой.

Никогда раньше он не был у нее дома. Ступив на крыльцо, размерами, перилами и темно-коричневым цветом похожее на дедово, он вслед за ней проследовал сквозь зеленоватое пространство веранды. Она открыла дверь в дом, пропустила его вперед и объявила из-за его спины:

«Мама, смотри, кого я привела!»

На зов вышла ее мать – в меру полная женщина, с открытым милым лицом и гладко зачесанными назад волосами. В прошлые свои приезды он, всякий раз встречая ее на улице, здоровался, а она, пристально глядя на него, улыбалась в ответ и говорила: «Здравствуй, Димочка!»

Она сразу узнала его:

«Господи, вырос-то как! Настоящий жених!»

Они сошлись, и она его поцеловала.

«Совсем на отца не похож!» – то ли пожалела, то ли похвалила она.

Его усадили пить чай, осыпали вопросами, и он остроумно и непринужденно поведал о веселой суматохе городской жизни и о своих взглядах на настоящее, прошедшее и будущее. Провожая, мать поцеловала его и теперь уже решительно пожалела:

«Нет, совсем на отца не похож!»

«Заходи к нам почаще!» – провожая, напутствовала его Галка, откидывая за плечи длинные русые волосы.

Через день она позвала его в кино. Они пошли на последний девятичасовой сеанс, и в темноте зала она взяла его руку и уложила вместе со своей на разделявший их подлокотник. Рука ее была мягкой и нежной, как божественное тесто. Он сидел, смущенный и потный, тесно прижавшись к ее голому, круглому плечику. Домой они вернулись в сумерках. Он проводил ее до калитки, и там она предложила на десерт зайти к ней: ее мать, видите ли, сегодня в ночь. Он согласился и понес в дом свое объятое лихорадкой субботнего вечера сердце.

Она усадила его на диван, включила телевизор, жить которому оставалось от силы час, а сама пошла в другую комнату, где переоделась в похожий на ночную рубашку сарафан. Вернувшись и подобрав и без того короткий подол, она уселась рядом. Чувствуя, как набирает силу мелкая дрожь, он косился на мятые ромашки, что отчаянным ворохом прикрывали ее заповедные места, на сжатые коленки и мерцающий отсвет полуобнаженных бедер, разделенных умопомрачительным глянцевым ущельем, рождавшим невыносимое, мучительное желание спрятать там ладонь. Она подвинулась совсем близко, прижалась к нему цветастым бедром и, взяв его холодную руку, положила себе на голое колено. Повернув к ней побледневшее лицо, он увидел ее глаза с нерастворимой искрой экрана на самом дне и призыв распустившихся губ. Неловко изогнувшись и плохо соображая, он прижался к ним. Она одной рукой обхватила его затылок, другую завела ему за спину. Он сделал то же самое, и принялся поедать ее, полагая, что чем крепче, тем лучше. Она сначала отвечала, затем отодвинулась и, с улыбкой глядя на него, полуутвердительно спросила:

«Ты раньше не целовался?»

«Целовался!» – покраснел он.

«Смотри, как надо…»

Сжав его голову теплыми мягкими ладонями, она нежно прикоснулась к его губам и принялась играть с ними, прихватывая, покусывая и посасывая, после чего покрыла его лицо мелкими поцелуями.

«Вот как надо!» – ласково улыбнулась она, медленно откинулась на спинку дивана и закрыла глаза, приглашая его показать, как он усвоил урок.

Подвернув для удобства ногу, он старательно воспроизвел все, что запомнил, добавив кое-что от сердца. Его одинокий часовой изнывал в тесноте брюк, тело одеревенело. Почувствовав его муку, она сходила в другую комнату, принесла подушку, бросила на диван и легла. Он лег рядом, и ему стало свободно и жарко. Он зацеловал ей лицо, добрался до выреза, откуда выглядывал солидный аванс внушительной груди и, умоляюще попросил: «Сними…»

Она встала, выключила рогатый торшер и телевизор, и пока комната проступала в темноте незнакомыми таинственными чертами, скинула сарафан, извлекла лифчик и осталась в комбинации. Он стащил с себя все, кроме трусов. Легли, и она велела: «Поцелуй мне грудь!». Он отвел бретельки и пустился в кругосветное путешествие с северного полушария на южное – оба знойные, упругие, неизведанные. Она некоторое время молчала, а затем, показав рукой на шоколадные полюса, сказала:

«Целовать надо здесь. Вот так…»

Притянув к себе его голову, она прихватила губами мочку его уха и показала, как надо. Он понял и припал к набухшим полюсам. Обхватив его затылок, она направляла его крепнущее рвение и бормотала:

«Так, так… правильно, Димочка… правильно, мой хороший…»

И в этом месте с ним случился конфуз. Он скрючился, задергался, и она, поняв, что приключилось, заговорила торопливо и успокаивающе: «Все хорошо, мой милый, все хорошо…». Рука ее неожиданно проникла ТУДА и, завладев его вулканом, бесстыдно и ласково укротила извержение. Он же, весь пунцовый, лежал, зажмурившись и неловко уткнувшись лицом в ее плечо.

Потом были сконфуженные хлопоты. Нежно и покровительственно поцеловав его, она забрала трусы и ушла их застирывать. Он сидел на диване с наброшенной на бедра рубахой и на чем свет ругал свою поникшую честь. Она вернулась, и они снова легли.

«Извини…» – уткнувшись ей в плечо, пробормотал он.

«Ну что ты, глупый!» – откликнулась она.

Ее рука бродила по его голове, зарываясь в волосы, как до этого его рука в собачью шерсть. Призрачный свет уличного фонаря, разбавив темноту, остывал на полу, уткнувшись в подножие дивана, как он в ее плечо.

«Откуда ты все знаешь?» – приподняв голову, вдруг спросил он с ревнивой строгостью.

«Глупый ты, Димочка! – спокойно ответила она. – Не могла же я ждать, когда ты соизволишь явиться! Так получилось…»

«Я не хочу, чтобы ты с кем-то еще встречалась, кроме меня, – насупился он. – Теперь ты моя!»

«Твоя, мой хороший, твоя!» – охотно согласилась она.

Он добрался до ее губ и уже знакомыми тропинками спустился на грудь, готовя себя к визиту в неведомую страну, где его ждала сладкая судорога, с которой он был тайно знаком еще подростком. Но почему все так странно устроено? Почему поцелуи и ласки зримы, а кульминацию нужно прикрывать телом и прятать от глаз? И почему это так стыдно и таинственно? Вот теперь он, наконец, и узнает, чем взрослый грех слаще детского!

Часовой занял свой пост. Настырный и ненасытный, как ни одна другая часть тела. Одинокий клинок, мечтающий о ножнах – нежных обнаженных ноженьках. Она почувствовала его силу, сказала: «Подожди», встала и ушла. Возникнув из темноты, протянула ему плоский пакетик: «Вот, надень…»

«Что это?» – не понял он.

«Резинка. Специально для нас купила…»

Она легла, а он уселся к ней спиной и, невзирая на полное невежество, довольно споро управился. Слегка изогнувшись, она подтянула комбинацию и обнажила смутно белеющие трусики, под которыми сквозь щели между кромками и телом, как сквозь жабры дышало неведомое треугольное существо – последнее белое пятно на атласе ее анатомии. У него перехватило дыхание. Неудобно пристроившись, он склонился над священными белыми покровами, взял их за узкие мягкие края и неловко обнажил таинственный черный островок в центре смутно белеющего тела. Не отрывая от него завороженных глаз, он застыл, и тогда Галка перехватила у него трусы, избавилась от них, после чего развела колени и протянула к нему нетерпеливые руки. С сердцем в горле, он неловко навалился на нее и принялся нащупывать вход, каждый раз упираясь во что-то мягкое и неподатливое. Она помогла ему, и он со скрипучим усилием проник в нее.

Подталкиваемый сверху ее рукой, он совершил с десяток неуверенных движений и обмяк.

«Все хорошо, Димочка, все хорошо!» – шептала она, оглаживая его спину.

Через полчаса ему удалось погрузиться на нужную глубину, и его крейсерское плавание началось. Предпринимая все меры, чтобы не дать повода для слухов, они встречались регулярно, и к концу своего пребывания он превратился в опытного и пылкого любовника. Перед отъездом он дал ей слово, что женится на ней, как только окончит институт. Решено было, что он будет приезжать сюда на каникулы, так же, как она к нему в Ленинград, не говоря уже о тех письмах, которые они собирались писать друг другу каждый день.