Роджер Зилазни - Остров мертвых

• Название: Остров мертвых
• Автор: Роджер Зилазни
• Издательство: СПб.: Северо-Запад, 1993.—544 с.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0124-9

Роджер Джозеф Зилазни (р. 1937) — всемирно известный американский писатель-фантаст, один из тех, с кого начался отсчет «новой волны» в англо-американской НФ литературе.

Все произведения Р. Зилазни отличает глубокий психологизм, высокое литературное мастерство и необычность трактовки традиционных научно-фантастических сюжетов.

Предлагаемая книга знакомит читателя с ранним периодом творчества Р. Зилазни — романами «Творец снов» (1966), «Этот Бессмертный» (1966) и «Остров мертвых» (1969), — оказавшими заметное влияние на дальнейшее развитие этого жанра.

В профессиональных переводах эти произведения публикуются впервые.

---

— Ш-ш! — сказала маленькая женщина с красной, сожженной на солнце кожей. Говоря, она быстро открывала и закрывала рот, похожий на трещину в глине.

— Ну что, как Винчестер? — спросил Рендер, когда они медленно шли обратно к отелю.

— Полный порядок.

— Довольна?

— Довольна.

— Хорошо, тогда можно будет отправиться прямо сегодня.

— Ладно.

— В Швейцарию…

Джилл остановилась и потеребила пуговицу у него на пальто.

— А не могли бы мы еще пару дней побродить по старым замкам? В конце концов, только и дел, что перебраться через Ла-Манш, и ты бы мог спокойно дегустировать местные вина, пока я…

— О’кей, — сказал Рендер.

Она подняла голову — лицо ее выражало крайнее изумление.

— Что случилось? Он даже не спорит. — Джилл улыбнулась. — А где же твой пресловутый бойцовский дух? Подозрительная сговорчивость.

Она взяла его за руку, и они пошли дальше.

— Вчера, — сказал Рендер, — когда мы рысью пробегали под этими почтенными сводами, я услышал слабый стон, и затем чей-то голос воскликнул: «Ради всего святого, Монтрезор!» Полагаю, что это и был мой бойцовский дух, поскольку голос был точно мой. Я отрекся от der Geist, der stets verneint[8]. Pax vobiscum![9] Отправляемся во Францию. Alors![10]

— Милый Ренди, всего только на денек-другой…

— Аминь, — сказал Рендер. — Жаль только, что я уже смазал лыжи.

Они сделали все так, как и было решено, однако когда на утро третьего дня Джилл завела речь о замках Испании, Рендер принялся вслух рассуждать о том, что если психологи, выпив, обычно ограничиваются тем, что впадают в раж, то психиатры, как известно, не только впадают в раж, но и начинают бить посуду. Восприняв это как скрытый намек на свою коллекцию веджвудского фарфора, Джилл сложила оружие и согласилась отправиться кататься на лыжах.

«Свобода!» Рендер едва удержался, чтобы не выкрикнуть это слово вслух.

Кровь стучала у него в висках. Он мчался, сжавшись в комок. Вираж налево. Ветер упруго и больно хлестал по лицу; мелкие льдинки, острые, как наждачная крошка, летели ему в лицо, царапая щеки.

Он мчался вперед. Отныне и навсегда — мир кончился в Вайсфлойхе, и Дорфтали лежал далеко внизу.

Его ноги стали двумя светящимися реками, бежавшими по волнистым, замерзшим равнинам; они текли, они двигались, они не могли замерзнуть. Вниз. Его тело было текучим, струящимся. Долой мир, замкнутый в четырех стенах. Прочь от душной рутины буден, прочь от цивилизации, которая кормит тебя с ложечки, от убийственной жвачки насильственных развлечений, придуманных с одной целью — убить стоглавую гидру скуки. Прочь!

И пока он мчался вниз по склону, растворяясь в текучем чувстве движения, его не покидало желание оглянуться, как бы для того, чтобы посмотреть, действительно ли мир, который он оставил там — позади, над собой, — послал ему вослед свой жуткий символ, свою тень, чтобы неотступно следовать за ним и затащить его обратно, в повисший в небе теплый, ярко освещенный гроб и уложить его там на покой, пронзив его волю алюминиевыми остриями и убаюкивая переменными токами его дух.

— Ненавижу, — выдохнул он сквозь стиснутые зубы, и ветер отнес слова назад; потом он засмеялся, ведь он привык анализировать свои эмоции с точки зрения рефлексов, — и добавил: «Те же и Орест, безумный, преследуемый фуриями…»

Склон становился все более пологим, и скоро Рендер притормозил, остановился.

Выкурив сигарету, он вновь полез в гору, чтобы повторить спуск, на этот раз уже не в медицинских целях.

Вечером Рендер сидел у камина в просторном охотничьем домике, чувствуя, как жадно впитывают тепло его усталые мышцы. И пока Джилл массировала ему плечи, он угадывал в огнистых узорах углей фигуры, наподобие Роршаховских таблиц, и в тот момент, когда в пламени ясно обрисовался сверкающий кубок, из Зала Девяти Каминов донесся чей-то знакомый голос.

«Чарльз Рендер!» — произнес голос (хотя это прозвучало скорее как «Шарльц Рандер»). Рендер инстинктивно обернулся, но призрачные узоры еще плясали у него перед глазами, и он не сразу идентифицировал источник звука.

— Морис? — спросил он через секунду. — Бартельметц?

— Он самый, — раздалось в ответ, и Рендер различил знакомое пепельно-серое лицо человека с лысой, как бильярдный шар, головой, практически без шеи, одетого в красно-синий свитер из грубой шерсти, который сидел в обтяжку, не скрывая мощных округлостей похожей на бочонок фигуры. Человек двигался в сторону Джилл и Рендера, ловко пробираясь между лежащими на полу лыжами, палками, составленными в пирамиды, и людьми, которые, подобно Джилл и Рендеру, презирали отдых в кресле.

— Что-то ты потяжелел, — заметил Рендер, оглядывая фигуру Бартельметца. — Нездоровый симптом.

— Ерунда, это сплошные мышцы. Ну, как живешь, как дела?

Он взглянул на Джилл, и она улыбнулась ему в ответ.

— Мисс де Виль, — пояснил Рендер.

— Джилл, — представилась она.

Бартельметц слегка поклонился, отпустив наконец уже занывшую руку Рендера.

— А это — профессор Морис Бартельметц из Вены, — закончил Рендер, — укрывшийся под покровом мрака последователь всех форм диалектического пессимизма и выдающийся первооткрыватель в области невроконтактной терапии, хотя, глядя на него, этого и не скажешь. Я имел счастье быть его учеником в течение года.

Бартельметц утвердительно кивнул, принимая от Рендера фляжку для шнапса, которую тот вынул из маленького пластикового рюкзака, и наполнил свой складной стаканчик до краев.

— Да, ты все еще хороший специалист, — вздохнул он. — Моментально ставишь диагноз и прописываешь правильное лечение. Ваше здоровье.

— Семь лет — залпом, — важно произнес Рендер, вновь наполняя стаканчик.

— Что ж, потянем время — будем пить мелкими глоточками.

Они уселись на полу.

Огонь рычал в камине, дымом уносясь в большую кирпичную трубу; объятые пламенем поленья сгорали: и толстые сучья, и тоненькие веточки, и годовые кольца — кольцо за кольцом.

Рендер разворошил огонь.

— Я читал твою последнюю книгу, — сказал Бар-тельметц как бы невзначай. — Года четыре назад.

— Верно, — утвердительно кивнул Рендер.

— Над чем-нибудь сейчас работаешь?

Рендер лениво ткнул кочергой в горящее полено.

— Да, есть кое-что.

Он бросил беглый взгляд на Джилл, которая дремала, прислонив голову к подлокотнику высокого кожаного кресла, подложив под бок рюкзак Рендера, и алые тени огня выпукло скользили по ее лицу.

— Я столкнулся с довольно необычным явлением и начал работать над темой, о которой давно собирался написать.

— Необычным? В каком смысле?

— Хотя бы в том, что пациентка — слепая от рождения.

— И ты пользуешься МНУ?

— Да. Она хочет стать Ваятелем.

— Verflucht![11] А ты учитываешь возможность обратных воздействий?

— Конечно.

— Ты ничего не знаешь о бедняге Пьере?

— Нет.

— Что ж, значит, им удалось это скрыть. Пьер был студентом-философом в Парижском университете и писал диссертацию об эволюции сознания. В этом году, летом, он решил, что для его работы необходимо исследовать мозг обезьяны — с тем чтобы установить, кта из них, он или обезьяна, более легкомыслен, не иначе. Как бы там ни было, ему удалось получить незаконный доступ к МНУ и к мозгам нашей мохнатой родственницы. Потом так и не удалось установить, насколько он успел ознакомить обезьяну с банком внешних воздействий, но, надо полагать, что именно один из тех сигналов, которые по-разному резонируют в сознании человека и обезьяны, — шум транспорта и тому подобное, — напугал неразумное созданье. Пьер до сих пор сидит в обитой войлоком палате, и реакции у него — точь-в-точь такие, как у испуганной обезьяны.

— Так что, хоть ему и не удалось завершить собственную диссертацию, — закончил свой рассказ Бартельметц, — он вполне может послужить материалом для чужого исследования.

Рендер покачал головой.

— Впечатляющая история, — сказал он мягко, — но в моем случае всё отнюдь не так драматично. Моя пациентка — человек с исключительно стабильной психикой, в конце концов она сама психиатр, прошедший школу обычного психоанализа. Она давно хотела заниматься невроконтактной терапией, но ее удерживал страх перед зрительной травмой. Я постепенно вводил ее в мир зрительных образов. Когда курс будет закончен, она должна полностью свыкнуться с процессом усвоения видеоряда и сможет уделить все внимание невроконтактной терапии, не боясь ослепнуть от зрения, если можно так выразиться. У нас уже было четыре сеанса.

— И?

— …И она держалась прекрасно.

— Ты уверен?

— Да, и думаю, что здесь я достаточно компетентен.

— М-м, — протянул Бартельметц. — Скажи, как по-твоему, — у нее достаточно сильная воля? Я имею в виду, нет ли у нее навязчивого комплекса сопротивляться внешнему принуждению?