Дэвид Кроненберг - Употреблено

• Название: Употреблено
• Автор: Дэвид Кроненберг
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-090080-0

Первый роман знаменитого кинорежиссера Дэвида Кроненберга доказал, что читателя он умеет держать в напряжении не хуже, чем зрителя. Наоми и Натан – любовники и коллеги, они оба журналисты, разъезжают по всему миру в поисках захватывающих сюжетов, а встречаются только в отелях при аэропортах или в интернете. Наоми в Париже и Токио пытается разобраться в судьбе супругов Аростеги, философов, вольнодумцев и распутников. Натан пишет статью о подпольном хирурге из Будапешта, и этот сюжет приводит его в Торонто. Истории Наоми и Натана удивительным и даже пугающим образом переплетаются. В них есть и международный заговор, и изощренные интеллектуальные игры, и не менее изощренный секс.

---

Натан сидел на корточках рядом с каменным фонтаном в виде головы льва, который выплевывал в бассейн минеральную воду. Теперь он встал и, осторожно щелкая затвором, двинулся следом за Дуней – она плавала вдоль бортика в неглубокой части бассейна.

– Доктор Мольнар пустил в ход свои связи. Наверное, труднее всего было договориться, чтобы меня впустили в джинсах. А вы-то сами? Все остальные женщины в голубых шапочках для душа. Так что наряд у вас тоже не вполне соответствующий.

– Дежурная в раздевалке очень строгая, но она тоже наполовину словенка, из Есенице, где родился мой отец. Я рассказала ей, зачем мне специальная шапочка и почему нельзя, чтоб вода попадала в уши. Она расплакалась. Теперь она души во мне не чает.

Дуня и Натан были в купальне отеля “Геллерт” в Буде, на правом, холмистом берегу Дуная. Огромное помещение бассейна походило скорее на пышную бальную залу в стиле модерн: мраморные колонны, соединенные попарно и украшенные замысловатой резьбой, просторные галереи, верхняя – с изящными балкончиками, на которых стояли папоротники в горшках и выглядывали из-за перил. Сквозь сводчатую крышу из желтого стекла пробивался слабый утренний свет.

– А этот купальник? Его вы тоже с собой принесли? – поинтересовался Натан.

– Вам не нравится? Их здесь выдают. Такие, наверное, при Сталине шили.

Где-то в утробе выложенного мозаичной плиткой бассейна заработали насосы, и весь он превратился в пенящееся серное джакузи. Дуня нырнула в пузырящуюся воду и исчезла, а Натан шагал туда-сюда вдоль бортика, высматривая ее среди других купальщиков, которые медленно, методично взбивали воду ногами или подставляли свои тела пульсировавшим на дне струям, лавировал между колоннами и пластиковыми стульями с веерообразными спинками, в беспорядке расставленными в нижней сводчатой галерее. Когда смеющаяся Дуня в антиэротичном купальнике коммунистических времен, прилипшем к ней, как вторая кожа, появилась на поверхности, Натан снова принялся снимать, строчил как из пулемета, а до подозрительных взглядов тех, кто попадал на линию огня, ему не было дела. Не переставая позировать, Дуня вылезла из бассейна, села на стул – очевидно, свой, потому что тут же сняла со спинки полотенце и укуталась в него. Натан взял другой стул, сел рядом.

– Так значит, вы живете здесь, в отеле?

– Это входит в пакет услуг клиники Мольнара, – сказала Дуня. – А еще билет бизнес-класса на самолет венгерских авиалиний. Меня доставили сюда прямо из родного города, из самых дебрей Словении. А вы где остановились?

– В “Холидей Инн”. У меня ограниченный бюджет.

– Хорошо там?

– Как вам сказать… Там можно припарковать целый автобус. Для тех, у кого есть автобус, наверное, хорошо.

Дуня стянула с головы резиновую шапочку – та шлепнулась ей на колени, как медуза, – запустила пальцы в короткие черные волосы, пригладила их.

– Все-таки жаль, что вы не остановились здесь. Хотите взглянуть на номер? Напишете о нем тоже. Можно и фотографии сделать. Он в очень… как бы это сказать… старовенгерском стиле.

– А в термальные ванны вы не пойдете? Они, говорят, очень целебные.

– Я была там, когда в первый раз сюда приезжала. Сейчас мне это вряд ли полезно. Да и Мольнар запретил. Наверное, от горячего пара эти маленькие шарики повылезают у меня из груди, как угри. Завтра мне на прием. Не хочу его огорчать. Даже не буду говорить, что плавала.

Дунин номер разочаровал. Большой, уютный, симпатичный вид из окна: часть горы Геллерт – здешней достопримечательности и стратегической высоты – и раскинувшаяся на ее вершине грозная каменная цитадель. Однако Натан рассчитывал увидеть нечто более оригинальное, чем старый добрый буржуазный комфорт. Например, бассейн или роскошную термальную ванну, переоборудованные в гостиничный номер.

Но не разочаровала Дуня. Накинув вафельный банный халат, она разглядывала себя в зеркале над письменным столом. Халат она распахнула и, обхватив руками груди, ощупывала их со знанием дела, как врач, без всякого сладострастия. Сидя на постели, Натан фотографировал Дуню и ее отражение.

– Да, теперь я настоящий источник радиации. Мне нельзя, например, обниматься с беременной женщиной как минимум месяца три. Что вы на это скажете? Как журналист?

– Не знаю даже. А с небеременным мужчиной можно?

Натан все щелкал. Клацанье фотоаппарата стало частью их бойкого диалога. Спуская затвор, юноша будто отстукивал восклицательные знаки, вопросительные знаки, бил палочкой по ободу барабана.

Дуня обернулась к Натану. Она стояла перед ним в распахнутом халате, обхватив руками груди.

– Натан, я очень больна. Это волнует тебя?

Натан продолжал строчить.

– Я уже говорил, что был студентом медфака, но недоучился. Теперь я медицинский журналист. Видимо, болезни и правда меня волнуют.

Дуня подошла к Натану, бережно взяла фотоаппарат у него из рук и положила на стол позади себя.

– А как насчет смерти? Что, если я умираю? Это тебя заводит?

Дуня взяла руки Натана, положила себе на груди.

– Побаливают. Представь, их пронзило двести пятьдесят титановых гранул. Как метеоритный дождь. Посмотри. Следы от иголок. Можно подумать, я чокнутая наркоманка и подсела на титан, – Дуня засмеялась. – Не стесняйся. Если немного надавить, становится легче.

Натан осторожно сжал ее грудь и поцеловал Дуню.

Вскоре она отстранилась.

– Знаешь, в основном болезнь отталкивает мужчин, особенно когда становится заметной. – Дуня снова взяла руки Натана и положила на свой пах. – Чувствуешь, как увеличились лимфоузлы? Мое тело меняет форму. Перестает быть человеческим. В Любляне я встречалась с мужчиной, целых восемь лет. Однажды он нащупал это и сказал, что у него мороз по коже, – так и сказал, по-словенски, конечно. А потом он заметил и это.

Дуня положила руки Натана себе на горло и провела ими вдоль шеи к подбородку.

– Чувствуешь? Какие они твердые?

– Да. Я заметил их, когда ты плавала.

– Портят мне линию подбородка. Она всегда была четкой, изящной. А теперь бугристая, и я похожа на старую жабу. Нет, хуже, потому что эти бугры еще и несимметричные. Значит, на кособокую старую жабу. Поэтому мой парень бросил меня и сошелся с немецкой туристкой, которой показывал город. Он летом подрабатывал гидом. Теперь живет с ней в Дюссельдорфе. В походы ходят. У Марики отменное здоровье. Прислал мне сборник стихов Генриха Гейне, он там родился. Пишет, что уже очень неплохо говорит по-немецки, надеюсь, говорит, тебя лечат как следует. Очень заботливый, правда?

Руки Натана скользнули вниз, и, нежно обхватив ее шею, он крепко поцеловал Дуню в губы. Она снова отстранилась, на этот раз со смехом.

– Ты, наверное, ненормальный. Или это часть твоей работы? Ты всегда спишь со своими героями?

– Мой герой – доктор Мольнар, не ты. А с ним я спать не собираюсь.

– Можешь спросить у Мольнара, почему увеличиваются лимфоузлы. Он говорил мне, что из-за рака, но в чем конкретно причина, якобы никто толком не знает. По-моему, он что-то скрывает. Думаю, опухоль у меня не только в груди, она уже распространилась по всему телу. Взгляни.

Дуня высвободилась из его объятий, передернув плечами, скинула халат и подняла руки.

– Видишь? В подмышках? Очень большие, как будто еще две груди. – Она опустила руки и пожала плечами. – Хотя, может, тебе чем больше грудей, тем лучше.

Дуня повернулась, пошла к кровати.

– Ты займешься со мной сексом, а кто же будет фотографировать?

Она с томным видом легла на постель, подперла голову рукой.

– Если надо, выход всегда можно найти. Есть, например, автоспуск.

У письменного стола стоял шкаф, на верхней полке которого, в нише между двумя миниатюрными деревянными колоннами с каннелюрами – точно греческий оракул – помещался телевизор. Под телевизором было две дверцы. За ними Натан обнаружил обшарпанный мини-холодильник, а в нем – поднос, полный всякой всячины, съедобной и несъедобной. Порывшись в этой куче, Натан извлек картонный футляр, черный с красными полосками, покрутил в руках – нет ли этикетки.

– Хотя хорошие порноснимки, с интересными ракурсами, будет трудновато сделать. Придется консьержа на помощь звать. А может, у доктора найдется свободная минутка? Он же у нас любитель жанра ню.

– Что ты там ищешь? – спросила Дуня.

– Да вот думаю, нет ли у них здесь специального набора для любовников. Презервативы, смазка и все такое.

Дуня села.

– Брось, Натан. В меня уже и так напихали всякой инородной ерунды, – сказала она мягко.

– Правда? А у тебя нет?..

– Ничего у меня нет. За последние два года меня облучили с головы до пят, вдоль и поперек. Во мне ничего не выжило, уж поверь. А о будущем я особенно не беспокоюсь, поэтому, если у тебя сифилис или что похуже, мне все равно.

Эрве сидел по-турецки на кушетке со стареньким “Макбуком Про” Наоми на коленях. На нем была белая рубашка и трусы от Кельвина Кляйна, галстук болтался на шее. Наоми устроилась на кровати и с коммуникатора писала некой доктору Фан Чинь, лечащему врачу Селестины, чей адрес Эрве ей только что дал. Даже в самых смелых мечтах Наоми не могла вообразить, что мальчишка окажется таким полезным. Похоже, Эрве состоял полицейским осведомителем в Сорбонне и доносил на Аростеги, являвшихся, помимо прочего, еще и активистами партийной оппозиции.