Михаил Каминский - В небе Чукотки. Записки полярного летчика

• Название: В небе Чукотки. Записки полярного летчика
• Автор: Михаил Каминский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1973

В книге «В небе Чукотки» воспроизведены эпизоды героической эпопеи становления и развития советской полярной авиации.

Эту книгу написал человек, который осваивал Арктику и Антарктиду, воевал, в полярную ночь нес дежурства по обеспечению дрейфующей станции у полюса.

«В небе Чукотки» — живой рассказ о слабости и стойкости, о верности долгу и человеческой порядочности. Герои этой книги — люди сильного характера и беззаветной верности долгу, — могут служить примером для молодых, продолжающих дело отцов.

---

Так вот, стараниями Главсевморпути уже в 1935 году началось крупное и хорошо организованное наступление на этот край. Строились авиабазы на северном и южном побережьях, открывались новые полярные станции, ехали изыскатели морских портов и угольных баз, землеустроители, экономисты, врачи, учителя, специалисты–оленеводы, радисты, метеорологи, советские и партийные работники. Разведывать, изыскивать, строить, будоражить вековую темноту, изгонять отсталость! Таким стал девиз тех, кто приехал сюда по партийной мобилизации.

Пятнадцать суток ветеран Дальневосточного флота «Охотск» плыл вне видимости берегов. Великий, или Тихий, океан в начале пути от Владивостока казался добрым и приветливым. Но постепенно он менял свое лицо. Штормы уложили в «твиндеках» * энтузиастов недвижимым балластом.

И вот мы вошли в Анадырский лиман. Я ожидал увидеть бесплодную, суровую, никогда не оттаивающую окраину Арктики во льдах и снегах. А моим глазам предстало многообразие красок арктической осени. Капитан Кудлай ощупью подводил «Охотск» от горла лимана к якорной стоянке против города. Я и Митя стояли на палубе и смотрели во все глаза: не верилось, что мы уже у Полярного круга.

Зеркало лимана отражало скользящий солнечный свет и казалось покрытым радужной эмалью. Почти неуловимое дуновение южного бриза разбило это зеркало на бесчисленное число сверкающих осколков. К южному берегу уходила чешуйчатая солнечная дорожка, и от нее слепило глаза.

— Миша, смотри! Вот она, гора Дионисия, о которой писали каманинцы!

Как странный каприз природы, на плоской равнине с юга возвышалась одинокая конусообразная сопка.

— Уточняю, Митя! Гора Святого Дионисия! Видимо, уже борцы с религиозными предрассудками отсекли «святого». А я бы оставил так, как обозначено на карте.

— По–моему, это не имеет значения.

— Напрасно так думаешь! Представь, что храм Василия Блаженного станут именовать просто храмом Василия. Сразу потеряется очарование этого словосочетания. Мы еще увидим с тобой залив Святого Креста, бухту Провидения, залив Святого Лаврентия. Все это не просто названия. Это памятники мужеству и романтике парусного флота.

— Наверное, ты прав. А это что за индустриальное чудо? Можно подумать, что радиостанция Коминтерна имеет здесь филиал, — спросил он, указывая на ажурную радиовышку.

— Вот этого я не знаю, но мы сейчас спросим. Товарищ! — обратился я к стоящему невдалеке пожилому пассажиру. — Не можете сказать, что это за ажурные металлические мачты на горе, за поселком?

Пассажир ответил с живостью:

— Во–первых, молодой человек, это не поселок, как вы изволили выразиться, а знаменитый град Анадырь. Форпост великой России на самых дальних берегах Тихого океана. Центр огромного округа, какие имеются только в нашей стране. Да, да, только в нашей!.. Что касается этих вышек, то это уже почти легенда. Еще в давние времена американцы едва не выхлопотали у царя концессию на прокладку радиотелеграфной линии от Америки до Петербурга. Они уже начали ее строить, но успели собрать лишь эти мачты. Слава богу, нашлись люди, которые воспротивились этому и не позволили американцам грабить страну в полосе отчуждения…

Ветер истории прошелестел забытыми страницами. Мы ничего не знали о прошлом этого края и по молодости стеснялись показывать свое незнание. Но наш собеседник был проницательным человеком. Не желая смущать нас своей эрудицией, он после небольшой паузы заключил:

— Вот так–то, молодые люди. Надеюсь, мы с вами еще встретимся. Моя фамилия Тулупов. Будете в Уэлене — милости прошу!

Поклонившись, Тулупов отошел, а к нам обратился палубный сосед, привлекший мое внимание своей интеллигентной внешностью, сдержанностью и учтивостью. В массе людей, довольно разношерстных и к тому же поставленных в далекие от комфорта условия, каждый, сохранивший элементарную опрятность, был заметен. Одним из таких был этот начинающий лысеть человек, чуть старше меня годами.

— Извините, пожалуйста, но я слышал ваш разговор с товарищем Тулуповым и, если позволите, хотел бы его продолжить. Разрешите представиться: Марголин. Экономист, еду в командировку от Главсевморпути. С этим пароходом я вернусь на материк. Вы, как я догадываюсь, летчики и останетесь здесь зимовать? — Эта фраза, хотя и сказанная в вопросительной форме, ответа не требовала, и Марголин продолжал: — Откровенно говоря, я вам завидую. Уже не первый год занимаюсь экономическими проблемами Севера, но влюблен в Чукотку и жду от нее чуда. Убежден, что это чудо явится. Быть может, вам выпадет счастье первыми увидеть это.

Чтобы поддержать обещающую быть интересной беседу, я спросил:

— А в каком же обличье возможны проявления этого чуда?

— В богатствах, скрытых в недрах. Вот посмотрите на север, — Марголин сделал широкий лекторский жест. — Перед вами горный массив. А знаете, как он называется?

— Золотой хребет.

— Великолепно. Но это не случайное название. На золото сюда слеталось в разное время немало любителей скорой наживы. Об этом вы еще здесь услышите. Мне думается, есть здесь и другие металлы, поважнее золота.,. А знаете ли вы, сколько квадратных километров в стране, именуемой Чукоткой?

— ??

— А сколько в ней жителей?

— ??

— Я так и знал. Так вот, эта страна занимает три четверти миллиона квадратных километров — больше трех процентов площади всего Союза. И на каждого жителя Чукотки приходится не меньше тридцати пяти квадратных километров. Позволю себе заметить, что эти километры означают неисследованные хребты и совершенно бездорожные тундры. Стало быть, проблема транспорта для Чукотки — проблема номер один. И решить ее можете только вы, летчики! А вот и товарищ Железов! — Марголин, обращаясь к нам, сообщил; — Николай Алексеевич, научный работник, оленевод.

Мы обменялись рукопожатиями. Я легко выжимал до десяти раз двухпудовую гирю, и рука у меня была крепкая, но в руке Железова моя ладонь едва не расплющилась. Скрывая боль, я заметил ему;

— Железо чувствуется не только в вашей фамилии, Николай Алексеевич.

— Извините, это от избытка дружелюбия. В этот момент раздался хриплый голос корабельной сирены, и в клюзах загремела якорная цепь. «Охотск» Подошел к стоянке. Марголин заторопился и, пожимая Нам руки, сказал, обращаясь ко всем:

— Поверьте, я знаю цену труду врача, учителя, работника культурного фронта. Знаю, что вы заняты решением коренной экономической проблемы сегодняшней Чукотки. Но в каждом деле надо находить решающее звено. По моему убеждению, таким звеном в развитии этого края является преодоление разобщенности его районов, создание надежных транспортных коммуникаций. Согласитесь, что на этой территории только авиация способна решить столь нелегкую задачу. И я от души желаю летчикам счастливых полетов. А сейчас извините, что задержал вас. У меня мало времени, первым катером я съеду на берег.

За время пути на пароходе среди пассажиров при шлось увидеть разных людей, едущих в Арктику. Были такие, которые симпатий не вызывали.

Свет в твиндеках не гасился круглые сутки, и так же без перерыва в двух–трех углах шла азартная игра на деньги. Эти страсти не остывали даже в шторм. На мой вопрос бухгалтер из Уэлена, возвращавшийся из командировки, сообщил, что это шулера чистят карманы простаков от авансов и командировочных.

— Как же они попали сюда?

— Кем–то оформились, а когда приедут на место, то «заболеют» или найдут другой повод рассчитаться и поедут обратно за свой счет. Их цель — поживиться на сезонниках рыбных промыслов и возвращающихся из Арктики зимовщиках. Одного из этих «деятелей» я приметил в свою прошлогоднюю командировку.

Освободившихся из мест заключения я распознал без посторонней помощи. Они вербовались рабочими на промыслы или стройки, которые начинались в Арктике. Некоторые ехали с честными намерениями начать жизнь заново, но были и такие, которые явно не дорожили обретенной свободой. Постоянно «на хмеле» пели блатные песни, без стеснения «выражались», лезли в драку с теми, кто решался их останавливать. Были и другие разновидности «накипи на полярном энтузиазме».

Упоминаю об этих наблюдениях потому, что после ухода Марголина к нашей группе, по–моряцки переваливаясь, подошли два парня. Один, как и большинство пассажиров, был в простом ватнике, другой — в синей японской курточке, простеганной красными нитками, со множеством карманов. Весь их вид — глубоко засунутые в карманы руки, прилипшие к губам окурки — выражал презрение ко всему на свете. По ухватке то были парни, которых в Одессе зовут жоржиками, а во Владивостоке — бичкомерами.

Тот, что был одет в синюю куртку, с показным шиком выплюнул окурок так, что он прилип к мачте, и t панибратской небрежностью в голосе произнес:

— Штой–то тот бердичевский полярник вам напел? Наверное…