Тарас Шевченко - Кобзарь: Стихотворения и поэмы

• Название: Кобзарь: Стихотворения и поэмы
• Автор: Тарас Шевченко
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

В сборник вошли поэтические произведения великого украинского поэта Т. Г. Шевченко (1814–1861).

Большой мир национального и всечеловеческого бытия встает с пламенеющих страниц "Кобзаря". Картины народной жизни, с многообразием ее человеческих типов и лиц, ее драмами и трагедиями, так же как и с ее редкостными поэтически светлыми моментами, с ее горестным настоящим и трудным, но героическим прошлым, с ее обычаями и преданиями, красота родной земли и ее пейзажей — все это художественно дано Шевченко для последующих поколений с той "отцовской" первоначальностью, щедростью и непреложностью, которая роднит его в литературах XIX века прежде всего с Пушкиным и Мицкевичем.

Вступительная статья М. Рыльского.

Примечания И. Айзенштока.

Иллюстрации Т. Шевченко.

---

[Орская крепость, 1847]

Нижний Новгород, 1858, марта 8

А. О. Козачковскому («Бывало, в школе я когда-то...») Перевод Л. Вьшеславского

{247}
Бывало, в школе я когда-то,
Лишь зазевается дьячок,
Стяну тихонько пятачок.
Ходил я весь тогда в заплатах,
Таким был бедным — и куплю
Листок бумаги. И скреплю
Я ниткой книжечку. Крестами
И тонкой рамкою с цветами
Кругом страницы обведу,
Перепишу Сковороду{248}
Или «Три царие со дары».{249}
И от дороги в стороне,
Чтоб обо мне кто не судачил,
Пою себе и плачу.
И довелося снова мне
Под старость с виршами таиться,
Опять исписывать страницы,
И петь, и плакать в тишине.
И тяжко плакать. Я не знаю,
За что меня господь карает?
Учеником я в муках рос,
Учеником седеть пришлось,
Учеником и закопают.
Все это из-за пятачка,
Украденного у дьячка.
Вот так господь меня карает.

Слушай же, мой голубь сизый,
Орел мой, казак мой!
Как страдаю я в неволе,
Как томлюсь на свете.
Слушай, брат, и накажи ты
Своим малым детям.
Накажи, чтоб с малолетства
Стихов не писали.
Если же кому придется, —
Чтоб люди не знали,
Пусть себе он в уголочке
И плачет и пишет,
Чтоб и бог его не видел,
Чтоб и ты не слышал,
Чтоб ему не привелося
Маяться, страдая,
Как страдаю я в неволе
Без конца, без края.

А в день воскресный я за валами,
Как вор, прокрадываюсь в поле.
Талами выйду я вдоль Урала{250}
В простор широкий, как на волю.
И разбитое, больное
Сердце встрепенется,
Словно рыбка над водою,
Тихо усмехнется.
И полетит голубкою
Над чужим раздольем,
И я словно оживаю
На поле, на воле.
И на гору высокую
Взойти тороплюся,
Вспоминаю Украину
И вспомнить боюся.
И там степи, и тут степи,
Да тут не такие —
Все рыжие, багряные,
А там голубые,
Зеленые, расшитые
Нивами, полями,
Высокими курганами,
Темными лугами.
А тут — талы, песок, репей…
Хоть где б нибудь курган-могила
О давнем прошлом говорила.
Здесь будто не было людей.
С начала мира и поныне
Таилась от людей пустыня,
Но все же добрались мы к ней.
Остроги возвели повсюду,
А значит, и могилы будут,
Теперь дела пойдут быстрей!
О, край родной мой! Моя судьбина!
Когда я вырвусь на Украину?
Иль, может, о боже,
Тут я и сгину!
И почернеет красное поле…
«Айда 5 казармы! Айда в неволю!» —
Как будто крикнет кто надо мною.
И вдруг очнусь я, и под горою
Крадуся вором я за валами
И возвращаюсь вновь вдоль Урала.

Вот так-то праздную в мученье
Я здесь святое воскресенье.

А понедельник?… Но покуда
Всю ночь в казарме душной будут
Тревожить думы. Разобьют
Надежду, сердце вместе с нею
И то, что вымолвить не смею…
И все на свете разметут.
Ночь остановят. И веками
Часы глухие потекут,
И я кровавыми слезами
Не раз подушку омочу.

Дни и года пересчитаю,
Кому добро я сотворил?
Кого я, где, когда любил?
Добра не делал, любви не знаю,
Как будто по лесу ходил!
Была когда-то воля, сила,
Долгами силу задавило,
А воля пьяной напилась,
У Николая очутилась{251}…
И напиваться зареклась.

Не поможет, милый боже,
Не дождешься. «Кайся, —
Так говорит пословица, —
Да не зарекайся».

Молю я бога, чтоб светало,
И, как свободы, солнца жду.
Сверчок замолкнет; зорю бьет.
Молю я бога, чтоб смеркалось, —
Ведь дурня старого ведут
Солдатским шагом поле мерить,
Чтоб знал он, как в свободу верить.
Чтоб знал, что дурня всюду бьют.

Пора минула молодая,
Минуло счастье, но святая
Надежда силу придает.
А горе вновь меня терзает,
Покоя сердцу не дает.
А может, все ж увижу волю?
Слезами горе перемою
Да из Днепра воды напьюсь,
К тебе, товарищ мой, вернусь.
И обниму тебя, родного,
И в нашей старой хате снова
Мы время проведем. Боюсь!
Боюсь о том промолвить слово!
Совершится ли все это,
Иль с небес высоких
Я взгляну на Украину,
На тебя, мой сокол?
А иногда так бывает,
Что слез вдруг не станет,
И просил бы я о смерти…
Так ты и Украина,
Днепр с крутыми берегами,
Надежда святая,
Господа просить о смерти
Мне не позволяют.

[Орская крепость, 1847

Москва, 1858] 16 марта

Солдатов колодец (Вариант 1847 г.) Перевод А. Суркова

Я. Кухаренко{252}

«Зачем, ей-богу, жить на свете?…»
«Что ж, утопись…» —
«А как же дети, Жена?» —
«Ну, то-то, не бреши,
А сядь-ка лучше, запиши
Одну бывальщину… Быть может,
Она кой-что понять поможет.

_____

Пиши вот так: цвело
Село…
Да чтоб не шляться по чужбине,
Пиши: у нас, на Украине.
А в том селе вдова жила,
А у вдовицы дочь была
И сын семилеток.
Имеючи деток,
При достатке хвалишь бога…
А вдове убогой
Где молиться много?…
Ну, словом, так вдове досталось, —
Едва не пропала:
Думала в черницы
Или утопиться.
Так жаль ей малых деток стало!
Известно, мать, что и сказать,
Быть может, снился ей и зять:
Уже Катруся подрастала…
Что ж, ей без пары вековать,
Напрасно молодость теряя?…
Нет, девушка она не та!
В селенье том же у хозяев
(Сироты, говорят, — лентяи.
Неверно!) вырос сирота
Прилежный,
Хоть жилось не сладко,
Но так и сяк
Поднакопил батрак деньжат,
Одежду справил для порядка.
Да не отсель и не оттоль —
С того сиротского достатка
Сад небольшой купил и хатку,
Сказал спасибо за хлеб-соль
И за науку добрым людям,
Да к вдовьей дочке прямиком
Тотчас же и пустился.
Не то что барин, — не рядился
Со сватами, договорился
Без торга всякого с попом.
И обвенчался сиротина —
Вот чудеса! — за три полтины!..

Глаза просохли у вдовы.
Вот так-то и живите вы,
И весело на свете будет,
И будет толк на свете жить,
Когда научишься любить.
Хоть и твердят тебе, быть может:
Люби себя — и бог поможет.
А как придется умирать?
Сдыхать над золотом? Нет, все же
Любовь — господня благодать.
Люби, мой друг, жену, ребяток,
Дели с убогими достаток,
Так легче будет добывать.

_____

Повенчались горемыки,
Удивлялись люди:
Как безродный, бесталанный
Жить на свете будет?
Год прошел, другой проходит —
Снова удивлялись,
Что сиротские достатки
Быстро умножались.
И на поле, и в застолье,
И в дому обновы;
И сыночки, как цветочки,
Сами чернобровы,
Принаряжены, гуляют,
Нищих зазывают
На обед, а богатеи
И так посещают.
Посещали себялюбы,
Сирот осуждали,
Что сироты таким добром
Нищих угощали.
«Если гниет, так продали б.
У них-то ведь дети!..»
Ты послушай-ка, что часто
Делают на свете
Люди в зависти несытой!
Ходили, ходили
Да, жалея, темной ночью
Хату подпалили.
Не мудрено, что злоба гложет
Панка, ученого вельможу,
Не диво и не жаль — ведь так?
Так нет же, серый наш серяк
Лютует тоже. Брат, несладко
Седым узнать людей повадку.
Горше смолоду поддаться
На гадючьи чары:
Очарует змеиными
Карими очами.
Фу-ты пропасть! Забыл дурень,
Что смерть за плечами.

_____

Хата, дети — все сгорело;
Ни добра, ни сада.
А соседи — и богатый
И убогий — рады.
Богатеи, вишь, довольны,
Что богаче стали,
А убогие довольны,
Что с собой сравняли.
Собрались на пепелище,
Охали, рядили:
«Жалко, жалко! Кабы ведать,
Деньги бы копили,
Вот и было б так и этак.
Что ж, Максим, тужить-то?
(Сироту Максимом звали.)
Продавай пожиток,
Приходи рядиться внаймы.
Что будет, то будет,
Снова, брат, зачумакуем,
Пока выйдешь в люди,
А там вновь…» Сказал спасибо
Максим за советы:
«Погляжу, как дальше будет,
Подожду с ответом;
Не уладится, придется
Наниматься снова…
Посоветоваться б с Катрей
Моей чернобровой…
Что всегда мне помогала
И теперь рассудит!..
Но совет ее последний
Мне помехой будет».
Волы твои и коровы
Вскоре разом пали,
А солдаты Катерину
С собой в поход взяли.

_____

Теперь вот так напишешь: что же
Максим? Погоревал немного,
Подумал, помолился богу,
Промолвил дважды: — Боже, боже! —
Ни слова больше…
От царицы
Пришел указ{253} — в солдаты брить.
«Не дал вдовице утопиться,
Не дам же и с сумой ходить!» —
Сказал Максим, село покинул;
У той вдовы-то, видишь, сына
В солдаты община сдала.
Такие темные дела
Творят везде тишком и ладом,
А вас, ученых, бить бы надо,
Чтоб не кричали: «Ах, аллах!
На этом свете нет отрады!»
Что ж темный не начнет кричать?

Второй