Наталия Гуревич - Осенний Донжуан

• Название: Осенний Донжуан
• Автор: Наталия Гуревич
• Жанр: Современные любовные романы

---

Так, он рассказывал, как профессор такой-то пролил слезы умиления над его гениальной головой и предложил возглавить подразделение большого проекта, который начинается по особому заказу Организации объединенных наций, и наверное, придется ехать в командировку… куда там… в Брюссель, что ли… ну, это должно решиться на следующей неделе. На следующей неделе, если кто-нибудь спрашивал, решение откладывалось до следующего месяца, потом (если приставала все еще не забывал) еще на месяц, пока наконец неугомонному любопыту не сообщалось, что все уже было на мази, но в последний момент Президент не велел российскому люду участвовать в этом проекте совсем. И вся эта история на самом деле могла вырасти из одной мимоходом брошенной кем-то фразы о том, что профессор такой-то (который сейчас занимается таким-то проектом) осведомлялся, собирается ли, в конце концов, студент Нелюбов (у которого задолженность по зачету) зайти к нему на кафедру.

Своей непоколебимой уверенностью, что у замечательного Нелюбова все, как и дОлжно, идет замечательно, он шокировал и притягивал. Поэтому знакомых у него было множество. Всех их он называл друзьями. Достаточно раз пересечься с Нелюбовым – и можно рассчитывать на его всемерное участие. Он ходил среди ночи пешком на другой конец города, чтобы утешить кем-то внезапно брошенную женщину (имя этой женщины вспоминалось под утро, а то и вовсе не вспоминалось, но зато точно было известно, что она – человек хороший, раз угощала Нелюбова пивом на бардовском фестивале, случившемся прошлым летом). Он поднимал всех, кого мог, чтобы найти ночлег для заплутавшего автостопщика (который полтора года назад оказал аналогичную услугу Нелюбову, бывшему таким же проездом в одном из украинских поселений). Он безвозмездно замещал всех знакомых ночных сторожей (не тушуясь ни моргов, ни кладбищ, - тот кладбищенский jam session надолго остался в народной памяти).

Он считал, что невозможного для человека мало, а преграды существуют лишь для того, кто их замечает. Поэтому его не смущали ни триппер, подцепленный от утешенной женщины, ни скандал в семействе того, кого он уговорил вписать неизвестного автостопщика, оказавшегося законченным шизофреником, ни увольнение кладбищенского сторожа. И уж конечно, он не смущался отсутствием у себя практического опыта в депрессиях, когда ехал осуществлять терапию к захандрившему ненаходителю Великого Ответа на Вопрос о Смысле Жизни или к жертве сплоховавшего Купидона.

К случаю Полины и Глеба отнеслись серьезно. Не ограничиваясь спасительными беседами, делали попытки примирить их. В частности, старалась Чуча, которая только начала переживать потерю Левушки, и которой вдруг приглянулась роль щедрой барыни. Она раз за разом сводила Глеба с Полиной – то в компании многих, то в компании себя одной, - лавировала в беседе меж опасными темами, то и дело взглядывая на Полину со значением: «Чего ж ты сидишь? Видишь, я ведь могу мужика себе забрать, а я тем не менее, для тебя стараюсь!». И вот когда Полина была готова сдаться обстоятельствам, использовать поддержку общества, снова шагнуть навстречу Глебу, - сдалась, не выдержала Чуча. И Полина, забежавшая к ней просить еще раз организовать встречу с Глебом, обнаружила, что просить уже не надо: Глеб здесь. Он вышел вслед за Чучей в коридор, эротично-растрепанный и в пуловере на голое тело. Чуча, которой было сильно неловко перед подругой, но которая все-таки не считала себя в чем-либо виноватой, посмотрела на Полину расширенными (чтобы очевиднее была невиноватость) глазами.

- Войдешь? – без особого энтузиазма спросила она.

- Почему бы нет?

Пропуская Полину, Чуча отступила и спиной коснулась Глеба. Глеб обнял ее, уткнулся подбородком в плечо. Но Полина сделала вид, будто не замечает закрытого переезда, будто не для нее опустили ярко раскрашенный шлагбаум. Она прошла в кухню, сама поставила чайник на плиту, достала хлеб из хлебницы и масло из холодильника, приготовила чай и бутерброды. Когда стол был почти накрыт, вошла Чуча, остановилась в дверях. Полина ждала, что Чуча начнет оправдываться, Чуча ждала, что Полина станет упрекать. Не дождались. Пришел Глеб. Молча сели за стол. Полина уронила бутерброд, Чуча расплескала чай, Глеб руками препарировал случившийся поблизости кусок вчерашней кулебяки.

- Ну, я пойду, - сказала Полина.

- Ну, давай, - сказала Чуча.

- Вот так значит, да?

- А что такое?

- Сама знаешь, подруга. Все ты сама прекрасно знаешь.

С этими словами Полина ушла. Она рассказала Алене, какая Чуча сука. Алена вспомнила, как Чуча всегда неуважительно относилась к чужим связям, и согласилась с Полиной. Еще Алене вспомнилось, как ее третировали, и, кстати, Чуча за нее не вступалась, а единственным человеком, не оставившим ее в одиночестве, был Нелюбов.

- Да он же пользовал тебя, как хотел! – кричала Полина.

- Ничего подобного! Это все остальные всегда пользовали! И, кстати, продолжают! – кричала Алена.

И надо же было Левушке именно в этот день зайти к ней перезанять небольшую сумму рублей. Это было очень несвоевременно, - зашедший получил от ворот поворот, с лекцией в придачу (о необходимости активнее трудиться, жить по средствам и еще – о том, что мужчине у женщины занимать неприлично). Левушка посетовал на Алену Нелюбову, который округлил глаза и возопил:

- Так вот, значит, что она на самом деле обо мне думает!

Левушка неуклюже отшутился, сказав, что так о Нелюбове думают многие, да чего там – все.

- Неужели? – прищурился Нелюбов. – Полагаешь, о тебе все думают лучше? Ладно все – спроси, что о тебе думает твоя жена. Спроси, что она думает о твоем постельном темпераменте… точнее, о его отсутствии!

Нелюбова Левушка выгнал, а жену спросил, с какой стати она говорит про их семейную постель с каким-то там ничтожеством Нелюбовым.

- Ничтожество – это ты, - выдала темноволосая Галя. – А Нелюбов – единственный человек, с которым я чувствую себя женщиной!

Левушка взял поллитра и пошел к Варягу. Катя проворно собрала на стол и деликатно покинула кухню, изредка, впрочем, забегая – поменять на столе посуду, подложить огурчиков, дорезать колбаски.

- Да потаскуха твоя Галя! – И хмельной Варяг, приобняв Левушку, похлопал его по плечу. – Все они потаскухи. Но знаешь, при каком условии? Если их дома не трахают с достаточной регулярностью. Так что ты, брат, на нее не обижайся, - сам виноват.

Катя, как раз домывавшая очередные тарелки, подзависла у мойки, потом направилась было на выход, но в дверях остановилась – будь Варяг потрезвее, он уже при взгляде на Катину спину заподозрил бы неладное. Но Варяг продолжал увлеченно объяснять Левушке природу женского блядства.

Катя обернулась.

- Слушай, ты, самец-чемпион. Мне твой шовинизм этот несчастный – вот уже где. Ты-то чего выступаешь, жалость жалкая? Тебе, что ли, есть чем гордиться?

- Кать, ты чего? – одновременно удивились Варяг и Левушка.

- А ничего! Надоела эта прямота гусарская! Портим воздух грязненькими, гнусненькими мыслишками – и прямо лопаемся от гордости: о как мы правду-матку режем! Во какие мы проницательные, постигли суть вещей и вам, дуракам, сейчас рассказываем! Правдолюбы хрЕновы, тьфу. Что же ты, великий правдознатель, не расскажешь своему другу, что со всем твоим удовольствием и ничем не стесняючись имел его жену тоже? А? По-честному так по-честному!

- Обана, - сказал Левушка. Встал, похлопал Варяга по плечу и ушел. Вернулся домой. Зашел в комнату, где черноволосая Галя, натянув одеяло до подбородка, притворялась спящей, и долго-долго сидел на подоконнике, смотрел на полно-круглую, подернутую туманами, голову луны. Так долго, что Галя устала притворяться и в самом деле заснула, а когда проснулась – уже за полдень – не было в доме ни Левушки, ни его большого походного рюкзака.

Галя выдерживала характер несколько дней. Кстати, в эти несколько дней все выдерживали характеры: Полина не разговаривала с Чучей, Варяг – с Катей (Катя – с Варягом), Нелюбов – с Аленой, Алена – со всеми, но главным образом, с Чучей, а Чуча – тоже со всеми, но главным образом, с Глебом, с которым она разругалась смертельно в тот же злосчастный вечер, причем почти сразу после ухода Полины.

- Она никогда не умела принимать данность как должное, - заметила Чуча.

- Ты говоришь об этом с излишним самодовольством, - заметил Глеб.

- Мое самодовольство излишне только в том случае, если ты жалеешь об ее уходе. Ты жалеешь?

- Пожалуй.

Желал ли Глеб уязвить женское естество Чучи или он принес себя в жертву божеству правдолюбия – неизвестно. Но только Чуча таких вещей не прощала никому, и вскоре девятый вал ее гнева вынес Глеба из квартиры.

Чуча привычно набрала номер Алены - поделиться. Однако вместо привычного сочувствия получила обвинения в эгоцентризме, после чего и решила обидеться на весь свет.

Так, обижаючись, все и прожили несколько дней, пока у Варяжьего порога не появилась заплаканная Галя с известием, что Левушка пропал и возвращаться не собирается, и что же делать… Катя увела ее в кухню отпаивать ледяной водкой, а Варяг позвонил Нелюбову. Через полтора часа общество в полном составе заседало на квартире Варяга, имело вид генерального штаба и разрабатывало план по нахождению Левушки. План, может быть, получился хорошим, только не пригодился – когда Галя посреди ночи вернулась домой, то обнаружила там свою пропажу, прихрюкивающую в кухне над банкой консервированного салата из овощей с родительского огорода.