Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2

• Название: Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2
• Автор: Дмитрий Быстролётов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-93675-200-1 (том 2)

Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.

---

Борис Владимирович отступил на шаг, шутливо перекрестился и расхохотался:

— Боже, благодарю за милость! В условиях лагеря ты воскресил меня глотком живой воды — судом над Сталиным, да еще с возможностью участвовать в нем в качестве присяжного! Теперь я не умру! Нет!

Он тряс мои руки.

— А если и умру, это не беда: я уже понял все и сам смело выношу приговор. Вот он: Сталин…

— Молчите! — Я сделал вид, что закрываю ему рот рукой. — Будущий всенародный суд, вероятно, решит: «Несмотря на ряд болезненных черт в характере, обвиняемый все же вменяем и отвечает за свои поступки. Он виновен». Но для нас с вами этого мало: мы участники и соучастники трагедии. Поэтому не шумите и не спешите окончить разговор так опрометчиво: слово — не воробей, упустишь — будешь каяться. Сядьте! Успокойтесь! Книжечку случайно затащила сюда вольный врач. Я нашел в ней психиатрический анализ, удивительно, просто потрясающе подходящий к характеру интересующего нас больного. Это — моя счастливая находка, моя гордость, моя радость: я подобрал ключ к могильному склепу. То, что я прочел, — материал, вернее — беглая наметка, для будущего исследования. Оно будет когда-нибудь написано, но для нас не это главное. Характер Иосифа Джугашвили умрет с ним, это явление временное, а нам надо думать о нас самих. Как мы попали за проволоку? Как удалось одному человеку натворить столько бед?

Я помолчал, ища слова для выражения своих мыслей.

— Но… — яростно прохрипел Борис Владимирович.

— Дослушайте же до конца! Не торопитесь! Как свидетели мы не интересны. Мы слишком мало знаем: можем пока что свидетельствовать только горьким плачем и показом синяков, а этого недостаточно. Да, этого мало, Борис Владимирович! А в судьи нам тем более соваться нечего. Этим мы с вами только забежали бы рысцой вперед и попытались бы предвосхитить суд истории, когда разумный и справедливый приговор громовым голосом произнесет единственный правомочный судья на земле — великий и славный советский народ: он укажет виновника и назовет его подручных, ибо именно эти последние всемерно раздували поклонение вождю для своих собственных темных целей, и что еще важнее — великий судья объяснит всем людям труда историю прошлых ошибок и меры их предупреждения на вечные времена. Это будет суд не только карающий, но и исцеляющий, это будет раскрепощение грандиозных творческих сил! А что получилось бы у нас с вами? Политический смысл большой исторической драмы мы хотя и поняли, но поправить положение не в силах. С позиции лично ущемленных Сталиным людей мы видим не среду и общественного деятеля, а лишь его сапоги. Человек, у которого еще болит синяк на заднем месте, — пристрастный судья, и участвовать в суде над сапогами мы не должны — у нас есть честь и гордость!

Борис Владимирович потускнел, провел по лицу рукой и опустился на стул: первый порыв восторга у него прошел,

А я собрался с мыслями и стал говорить дальше:

— Все основное в нашей всенародной трагедии вытекает из прочтенного мною — по книге и из нашего личного опыта. Профессор Жолондзь — человек с определенными отклонениями в психике. Они проявляются тогда, когда обстоятельства требуют обостренной борьбы за существование. Так как профессор занят только собой, то и творимое им зло невелико и не выходит за пределы непосредственного окружения. Удалой — ярко выраженный психопат. Он малограмотен и жалок, но и он борется за себя, за коллективную свободу всех «настоящих людей». Нарушения в его психике выражены гораздо более резко. Удалой находится ближе к границе вменяемости, он опасен: его зло распространяется уже на ряд городов. Однако, среди нас живут и действуют люди с такими же кривыми душами, и они занимают самое высокое положение. Это — творцы зла во всенародном масштабе.

Как же это получилось и почему?

Некий человек с прогрессирующим душевным заболеванием верит, что он — Единственный, что он в своей особе воплощает чудесную и благую идею спасения мира от всех зол. Он — Демиург, творец нового мира. Не для себя, а для пользы человечества ему нужно обеспечить себе самовластие. Это вполне логично, правда? А так как этого нельзя достичь моральным и законным путем, то ради возвышенной идеи Единственный переступает сначала через мораль, а потом и через закон: победа все спишет, жертвы — это накладные расходы, усушка-утруска. Ослепленный идеей Единственный не замечает живых людей, он выше них. Начинается построение добра через зло. Тщательно выискиваются жолондзи и становятся в положение, когда заложенные в них низменные инстинкты дают пышные всходы и обуславливают формирование антисоциапьных характеров: жолондзи сознательно перевоспитываются в удалых. То же стало и с удалыми: они повзрослели, окультурились, взошли на самый верх социальной лестницы и превратились в Лаврентиев Павловичей. Теперь это столпы, на которые опирается Единственный, его безотказные руки. Конечно, он сам видит творимые ими беззакония, но они нужны для прекрасной идеи — они отрывают удалых всех ростов и видов от общества, привязывают их к Нему, к Хозяину, а это значит — укрепляют строительство земного рая. А сами удалые, естественно, охотно идут туда, куда их толкает хозяин: это соответствует их характеру, снимает ответственность и ставит Единственного в зависимое от них положение. Создается круговая порука, государство в государстве. Обе стороны крепко держат друг друга в руках и взаимно эксплуатируют самые низменные человеческие свойства — хозяин пользуется преступными наклонностями слуг, а те подсыпают ему побольше заговоров, чтобы играть на его болезненной подозрительности, и тем самым превращают самодержца и Единственного в своего собственного слепого исполнителя. Недаром мой следователь любил повторять: «Сначала я ежовец, а потом коммунист!»

А сам Единственный?

Душевнобольной Демиург, возводящий чистое и белое здание земного рая грязными и черными руками им же самим созданных бесов!

Зрелище потрясающее, грандиозное, поистине космическое!

С минуту я стоял посреди комнаты с широко разведенными руками, как некий проповедник. Все молчали.

— Однако вернемся к нашему психиатрическому анализу.

Теперь вы видите, почему и зачем человеку с болезненным характером понадобилось самовластие и как он сумел с помощью мишек удалых, поднятых до уровня Лаврентиев Павловичей, обеспечить достижение этой цели. Но разве только этим можно объяснить такое всенародное несчастье? Нет! Я повторяю и кричу: Нет!!! На каждого злодея Удалого нашелся бы свой благородный Борис Владимирович или Георгий Давыдович, чтобы его вовремя обезвредить, — в этом фильтрующее значение всякого общественного устройства, и советского — прежде всего.

А тут фильтра не оказалось… Почему?

Ни Сталин один, ни Сталин вкупе с удалыми и бериями не несет полной ответственности за возникновение всех несчастий: поклонение вождю понемногу строили все советские люди. Каждый человек. Я и вы. Мы, именно мы сами построили своими руками эти лагеря и сами же посадили себя за проволоку, потому что лагеря — это неизбежное последствие нашей прекраснодушной и доверчивой слепоты. Страшно сознаться? Да. Но нужно — надо быть честными! Не мы ли заживо ставили Единственному памятники, как земному богу? И я лично был таким простаком вместе с миллионами других борцов: мы все одинаковы. В нас пока говорят только разочарование и обида, а пора бы сменить их на другое чувство, гораздо более достойное, — на стыд!

Борис Владимирович и Георгий Давыдович опустили головы.

— Поклонение личности Сталина складывалось постепенно, в условиях огромных побед. Ну, вспомните-ка! Каждый год, месяц и день советские люди видели свои гигантские шаги вперед, свои поразительные достижения и каждое утро, прочтя газету, и каждый вечер, прожив удивительный день, советский человек должен был бы закричать: «Да здравствую я!», потому что у нас все трудятся и все имеют законное право радоваться общим успехам и считать себя лично их участником и причиной. Мы все были такими! На площадях в дни праздников миллионные ряды строителей социализма должны были бы радостно кричать: «Да здравствуем мы!» Но каждый понимает, что толпа энтузиастов превращается в армию строителей тогда, когда она будет организована. Победа народа — это победа Коммунистической партии. Она своими усилиями глыбы строительного материала превращает в великолепное здание социализма. Значит, выходит, что нужно в порыве законного восторга крикнуть: «Да здравствует наша партия»? Конечно, так все и делали. Вы и я. Но самой партия руководится Центральным Комитетом, а во главе него стоит Сталин. Поэтому-то и получилось, что каждый честный советский человек, каждый активный строитель социалистической родины, видя ее успехи, стал провозглашать славу Сталину, прославляя этим народ, партию и самого себя. Советский заключенный, который не понял этого, никогда не поймет, как он очутился за проволокой! Пока что для нас эта мысль — самая главная!