Семён Раич - Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

• Название: Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
• Автор: Семён Раич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

---

Сатин справедливо писал о поэте: «Бахтурин, без сомнения, имел талант… но недостаток образования, пустая жизнь и нужда в деньгах погубили его. Стих его был гладок и звучен, фантазии у него было более, чем у Соколовского; но он не умел управлять ею»[150].

Неустроенность, беспорядочная жизнь, пьянство в конце концов совершенно расстроили здоровье поэта. Он умер 32-х лет от роду. Известие о его кончине, последовавшей 19 января 1841 года, напечатал журнал «Репертуар русского театра».

232. «Я помню дни, — не зная славы…»

Я помню дни, — не зная славы,
Ни неги страсти роковой,
Когда младенчества забавы
Едва рассталися со мной,
Уж бог задумчивости сладкой
Меня в прогулках посещал,
И предо мной летал украдкой
Какой-то дивный идеал, —
К нему стремились все мечтанья,
Как другу я ему вверял
И сердца темные желанья,
И всё, чем жил и чем дышал.
Я верил с детской простотою,
Что мне неведомый сулил, —
И он с волшебною мечтою
Меня ребенком подружил!..
Но вскоре в неге упоений
Утоп я пылкою душой;
Меня покинул добрый гений
В пороках жизни молодой!
От взоров скрылся мир воздушный
Моей причудливой мечты, —
И я стал зритель равнодушный
Даров ума и красоты!..
Когда ж опять во мне проснутся
Порывы чистые весны?
Когда же чувства отзовутся
В заветных звуках старины?
Ужели буйные набеги
Минутных, бешеных страстей
Союз священный тихой неги
С душой расторгнули моей?
Но вы, минуты вдохновенья,
Вы мне оставили свой след:
Печаль и жажду песнопенья —
Плоды таинственных бесед!
И вот они, восторги песен,
Погибший шепот светлых дум;
Но их вместить — я сердцем тесен,
И свыкся с праздностью мой ум.
Ни прежних чувств, ни прежней силы
Уже в мечтах не нахожу
И, как на братские могилы,
На песни юности гляжу!

<1836>

233. РИМ

Рим, самовластный бич народов и царей!
Где слава прежняя твоих цветущих дней?
Где гордые сыны и Брута и Камилла?
Ответствуй, грозного могущества могила!
Почто гражда́н твоих вольнолюбивый дух,
Столетья озарив, в столетиях потух?
Ужель завет судьбы рукою своенравной
Низверг сей ко́лосс сил, свободный, но державный?
Нет, избранный народ, ты сам себя сразил:
Ты гибель с роскошью в отчизне водворил,
В сердцах изнеженных разлился яд разврата!..
Междоусобием и завистью Сената
Свобода скрылася, пренебрежен закон,—
И гордый человек шагнул за Рубикон,
Который средь шатров в безмолвном отдаленье
Давно Республики обдумывал паденье.
Уж хищник на чело корону возлагал, —
Но Брут был жив еще — и властолюбец пал.
Он пал — и Рим воскрес, и гордая свобода
Отозвалась в сердцах великого народа!..
Но быстро пролетел восторгов общий глас:
Потомок Ромула душою вновь угас!
Вот ставки бранные Антония, Лепида!
Уже смерть Цезаря друзьями позабыта;
Не Бруту пылкому они готовят месть,—
Нет, цель у них одна: отечество угнесть,
Под благородною мечтая скрыть личиной
Коварные сердца и бой несправедливый.

Уже Филиппополь сраженьем оглашен;
В нем Рим последнего римлянина лишен!
С тех пор иль золото, иль воинов пристрастие
Владели родиной…

<1836>

234. НАСИЛЬНЫЙ БРАК

Я видел страшный твой обряд,
Обряд насильственный венчальный,
Послушной жертвы взор печальный
С трудом, с трудом мой вынес взгляд!
В раздумьи, с мрачною душою
Я наблюдал ее черты:
Какой небесною тоскою
Сияла дева красоты!
С каким рассеяньем глядели
Глаза невесты на налой;
Блуждая тускло, вдруг горели
Слезами жаркими порой!..
Ее сопутник в жизни новой
Стоял с бесчувственным лицом,
Как бы скучая под венцом,
Как бы к венцу всегда готовый.
Бездушный взор его очей,
К подруге юной устремленный,
Был чужд и радости священной,
И тихой горести лучей.

Но вот окончено венчанье;
Едва холодное лобзанье
Супруг ей с гордостью дарит, —
Она трепещет! Снег ланит
Денницы пурпуром покрыло,
Как будто ужас наводило
Его лобзанье на нее!
Как будто сердце ей твердило:
«Погибло счастие твое!»
Насильно слов уста искали,
Грудь поднялась — и как ручей,
Из голубых ее очей,
Сверкая, слезы побежали!..
Я видел страшный твой обряд,
Обряд насильственный венчальный,
Послушной жертвы взор печальный
С трудом, с трудом мой вынес взгляд!

<1836>

235. ГЕНИЮ-ПОЭТУ

Горит, горит воображенье!
Небес я слышу тайный зов!
Мне подарил благословенье
Самодержавный сын богов!
Увитый лаврами, в сияньи
Веков нетленного венца,
Он обратил свое вниманье
На неизвестного певца!
Меня вознес он над толпою
Своей могучей похвалой, —
И мир поэзии святой
Ясней открылся предо мною!
Ясней ума и сердца сны
Лучом небес озарены!
Живых восторгов наслажденья
Властна ль лишить меня тюрьма,
Когда диктатор вдохновенья,
Диктатор чувства и ума,
Мои ласкает песнопенья?..

<1836>

236. ВЫСОКИЕ ГРУДИ И ЧЕРНЫЕ ОЧИ

Высокие груди и черные очи!
Вы долго, вы долго ласкали меня!
Вы были отрадой и в сумраке ночи,
И в блеске веселом счастливого дня!

Высокие груди и черные очи!
Кто вами владеет, кто вами живет,
Кто вас лобызает под сумраком ночи,—
Тот днем наслажденье в мечтаниях пьет!

Высокие груди и черные очи!
Когда вас забуду? Когда вы меня
Не будете мучить ни в сумраке ночи,
Ни в блеске докучном печального дня?

<1836>

237. ЦЫГАНКЕ

Лобзай, лобзай меня, цыганка,
Буди восторг в груди моей, —
Пускай порочная приманка
Твоих объятий и речей
В меня вливает жар мгновенный!..
Мне нужен он! Пусть упоенный
Твоей продажной красотой —
Сдружу забвенье я с мечтой!..
Хотя бы ты, раба разврата,
Могла занять меня в глуши:
Страшусь я грозного возврата
Священной горести души!
Пускай, в твои вглядевшись очи,
Забуду я тот нежный взор,
Который днем и в мра́ке ночи
Глядит, как совести укор,
В мою измученную душу!..
Пускай с тобою я разрушу
Порывы чистые мои,
Следы томительной любви!..
Лобзай, лобзай меня, цыганка!
Буди восторг в груди моей!
Нужна мне жалкая приманка
Твоих объятий и речей.

<1836>

238. <ХОР РАЗБОЙНИКОВ ИЗ ДРАМЫ «КОЗЬМА РОЩИН, РЯЗАНСКИЙ РАЗБОЙНИК»>

Не леса шумят, не погодушка
                            Разыгралася!
Нет, рязанская наша волюшка
                            Разгулялася!
Родились мы врозь, породнились вдруг,
                            Ночкой темною!
Съединил друзей закадышный друг
                            Свахой острою!
Мы реку пронырнем, сквозь огонь мы пройдем
                            Шайкой целою,
Что ножом не возьмем, то огнем доберем
                            Рукой смелою!
Не леса шумят, не погодушка
                            Разыгралася!
Нет, рязанская наша волюшка
                            Разгулялася!

<1836>

239. <ГИМН КАТРИЦЕ ИЗ ДРАМЫ «МОЛДАВАНСКАЯ ЦЫГАНКА, ИЛИ ЗОЛОТО И КИНЖАЛ»>

Солнце в блеске выступает
На лазурные поля,
Небо радостью пылает,
Но печалится земля.
Луч блестит в волнах потока,
Сквозь деревья брызжет свет,
Солнце неба — на востоке,
Но земного солнца нет.

Взор туманится, не видит,
Что там на небе горит,
Луч златой доколь не выйдет
И земли не озарит.

Встань, прекрасная Катрица,
Встань, жемчужина любви!
Обрати к нам, как денница,
Очи томные свои.
Пусть роскошные мечтанья
В взоре плавают твоем
И, как в первый день созданья,
Радость царствует на нем!

Не таись, звезда востока,
Под ревнивой пеленой,
Светлооких дев Пророка
Пристыди своей красой!

<1836>

240. «Однообразные досуги…»