Вячеслав Сухнев - Грязные игры

• Название: Грязные игры
• Автор: Вячеслав Сухнев
• Жанр: Детектив

---

- Надо, надо! - заторопился лейтенант Олейников, бывший компьютерный хулиган. - В случае чего деньги у "Примы" можно назад свистнуть.

Шаповалов приостановился, озадаченный, в двери.

- Любопытно-о... Только объясни, что подразумевается под этим техническим термином - "свистнуть"?

- Ну, отыграть! Вот смотрите... Последний счет алмазников копируем сюда, сбрасываем на актив, меняем файл, сбрасываем в петельку, даем команду обратного отсчета... Во, пошло, пошло!

- Стой! - застонал Шаповалов. - Ну, детский сад... Останови!

- Вы чо, товарищ майор? - удивился Гога. - Это же имитация на нашей копии. А то я порядков не знаю...

- В инфаркт вгонишь, имитатор, - вытер лоб начальник группы. - Не можешь по-людски объяснить?

- А я чо делаю! - обиделся Гога. - Говорю же, последний счет копируем, сбрасываем на актив, потом в петельку...

- Помолчи! - поднял руку Толмачев. - Борис, ты читал последний доклад по обеспечению информационной безопасности?

- Читал, - насторожился Шаповалов. - Так там же говорится об информационной диверсии!

- То, что предлагает наш юный друг, и есть информационная диверсия. С помощью программы Гоги можно раздеть любой банк до трусов. Была бы возможность войти в сеть учета и ведения операций.

- Так, - почесал переносицу Шаповалов. - А в группе мониторинга могли до этого додуматься?

- Уже додумались, - буркнул Гога. - Только насчет петельки не сообразили. А без нее останутся следы. Им проще, в мониторинге. Они в сеть врезаются и пасутся.

- А ты, значит, не пасешься? - прищурился Шаповалов.

- Не дают, козлы! - огорченно сказал Олейников.

- Какая жалость... Набросайте предложение насчет банка и трусов. Коротко и внятно. Без петелек! Чтобы даже я понял. Полчаса хватит? Заодно и покажу полковнику. Может, наш вариант продвинет операцию. Чем черт не шутит...

Гога подождал, пока за начальником закроется дверь, и сказал:

- Вот хороший он, Борис Викторович, душевный. И ученый, и экономист. А компьютера боится. Я уже заметил, Николай Андреевич, что все старики боятся компьютеров. Тут, блин, наблюдается психологическая детерминация, а вовсе не возрастная.

Если...

- Кончай трепаться, - одернул его Толмачев. - Мне тоже не двадцать лет. И даже не тридцать. Так что без намеков! Давай работать...

Олейников скрылся за компьютером - писать, а Толмачев встал за его спиной - редактировать по ходу...

Как в воду глядел: отпуск откладывался на неопределенное время. Теперь группа уходила с работы поздно вечером. А по утрам на оперативных совещаниях Кардапольцев раздраженно намекал всем о чувстве ответственности. Под этот нервный шум майор Шаповалов, боявшийся компьютеров, вознамерился оборудовать группу по последнему слову техники. И благословил Гогу как специалиста на разбой. Специалист тряс пожилого подполковника, отвечающего за материально-техническое обеспечение.

- У вас в группе и так только черта лысого не хватает! - слабо отбивался подполковник. - Смету жрете, как черви яблоко...

У него давно шла кругом голова от бардака, а под ним он понимал чудовищное несоответствие штатных должностей званиям, несоответствие, мало представимое в нормальном армейском подразделении, но вполне обычное в ОБЭП. Подполковник лейтенанта Гогу, л е т е х у, крикуна лохматого, ходившего, сунув руки в брюки, не решался поставить на место - вдруг этого обормота завтра назначат руководителем группы.

Окруженный мигающей, тикающей, попискивающей и рычащей техникой, лейтенант блаженствовал, вдыхая с отрешенным взглядом наркомана запах изоляции, припоя и разогретых панелей.

Именно так представлял он в армии и в институте рай. Поначалу Толмачев, наблюдая угрожающую активность Олейникова, опасался, что мальчишку понесет в безудержное изобретательство, в выдумывание очередного перпетуум-мобиле, только на компьютерном уровне. Однако вооруженный до зубов Гога иногда выдавал предложения, от которых завистливо ежились технари из группы прослушивания и мониторинга. Грубый майор Спесивцев, начальник "слухачей", потребовал вскоре перевода Олейникова "по принадлежности", то есть под свое начало. Шаповалов смог убедить Кардапольцева, что изобретательство лишь хобби лейтенанта, приработок, что Гога обладает блестящими задатками аналитика и негоже зарывать в землю этот талант. Под руководством же майора Спесивцева юное дарование быстро превратится в шабашника, научится выпивать, не закусывая, сквернословить и растеряет аналитические способности, каковые они, Шаповалов и Толмачев, всячески взращивают, пестуют и холят. Гогу "слухачам" не отдали.

Почти год назад, когда Толмачева перевели в новый отдел без названия и точных функций, он затосковал. Ему нравилась прежняя работа, пусть и суматошная, разъездная, но основательная, по профилю. Она давала повод и для самоутверждения, и для самоуважения. Слаб человек - кому не хочется потешить тщеславие... Кроме того, прежняя работа не с неба свалилась, а трудами немалыми досталась.

Толмачев к ней поднимался жестко и целеустремленно, отказываясь от мелких радостей, лепя из себя, деревенского недоучки, штучную личность.

Не достиг, правда, высоких степеней и званий, не получил даже кафедры, о которой, был грех, одно время мечтал, но все равно вышел в научную элиту и свои мозги привык уважать. Он знал, что, работая в открытой тематике, давно добился бы и высоких научных степеней, и приличествующего тем степеням положения. Однако теперь ему хватало одного знания...

После тихой родной деревни он попал в отдельную дивизию ПВО в Алма-Ате. И носился тудасюда весь срок службы, как письмо без адреса. Командировки у него были вдоль южной границы - от Красноводска до Благовещенска. Вернулся после дембеля домой, устроился электриком в совхозе.

Днем по столбам лазил, ночью за учебниками сидел, угрюмо сознавая собственное ничтожество.

Оказывается, квадрат катетов равен квадрату гипотенузы. А деепричастный оборот выделяется запятыми. Кстати, что за зверь такой - деепричастный оборот? Ведь в школе проходил.

Тем не менее через год поступил с первого захода в Менделеевский институт. Не потому, что с детства мечтал стать химиком, а потому, что название понравилось - имени Менделеева. Который периодическую систему элементов придумал. И еще было одно соображение: после института в село не пошлют, химику-технологу там делать нечего. А деревня надоела. Молодежи не осталось, в кино надо за шесть километров топать. К тому же мать-пенсионерку старшая сестра надумала забрать к себе в райцентр.

В институте пришлось снова плотно садиться за учебники. Повышенную стипендию, как отличник, он задницей высиживал. В сутках было тридцать три часа, а завтрак заменял ужин. И наоборот. Даже на выездах в подшефный совхоз - на сенокос, на уборку картошки - он не расставался с книгами.

И в попойках по случаю стипендии не участвовал.

Во-первых, потому, что лишь на нее, стипендию болезную, и жил, во-вторых, не хотел терять время по пустякам.

Барином себя почувствовал, когда попал в город Ступино, на химкомбинат, стажером начальника смены. Он тут преддипломную практику проходил понравилось. Учли пожелание отличника учебы при распределении.

В тихом зеленом Ступине было хорошо - цивилизации навалом и Москва рядом. Быстро привык к городу, замирающему после девяти часов у телевизоров, привык к грязноватым цехам комбината, втянулся в неторопливое чтение мудрых книг, после которых не надо было сдавать зачеты. Еще он привязался к преподавательнице русского языка и литературы Аллочке, которая ему духовный мир раздвигала не по дням, а по часам. Однокомнатную квартиру получил. Будущий тесть, из ступинских шишек, помог, расстарался для молодого, растущего специалиста. А чего там!

От постоянного духоподъемного образа жизни изобрел Толмачев любопытный катализатор, научную и производственную ценность которого смогли оценить три человека в стране. Ну, восемь. Одним из этих людей оказался аналитик Управления, почитывающий закрытые малотиражные рефераты не только от скуки. Поскольку Толмачев во всех анкетах еще писал на законном основании "холост", а Управление любило работать с холостой перспективной молодежью, то его вскоре и вызвали в Москву, в родной институт, и предложили готовить документы в аспирантуру.

Пришлось на время отложить забрезжившее было бракосочетание. Аллочка, умница, все поняла правильно. Учеба и семья несовместимы. Подожду, мол. И целых три месяца ждала. А может, все четыре. И вышла замуж. То ли за милиционера, то ли за миллионера. Толмачев не расслышал - в телефонной трубке трещало, как на пожаре. Это догорала любовь, понял потом Толмачев.

Аспирантуру он заканчивал, уже будучи в группе аналитиков Управления, на должности разработчика. Так он на этой должности и сидел. Раз в тричетыре года к нему приходил седенький Шлычкин из кадров, молча подсовывал на подпись копию приказа. Так Толмачев узнавал о присвоении ему очередного звания.