Марк Дюген - Дорога великанов

• Название: Дорога великанов
• Автор: Марк Дюген
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-88353-565-8

Главный герой Эл Кеннер – изверг и серийный убийца, у которого IQ выше, чем у Эйнштейна, а жажда крови сильнее, чем у вампира. Его жизнь – сплошная психологическая западня, череда неудавшихся отношений, мучительных схваток с самим собой и приступов холодной ярости.

Всего в романе десять трупов, десять изуродованных тел, в том числе бабушка и дедушка главного героя, – их Эл Кеннер убил будучи ребенком. Кто же учинил расправу над остальными жертвами? Безумный маньяк-потрошитель? Или кто-то другой?

Загадка личности Эдмунда Кемпера, реального человека, который всё еще здравствует на этой Земле, хоть и приговорен к трем срокам пожизненного заключения, превращает кровавый триллер Марка Дюгена в неординарную биографическую драму. Экшн для любителей «реалити-шоу» или психологическая беллетристика для интеллектуалов. Кажется, российский читатель нашел золотую жилу.

---

Эва со мной соглашалась. Она жила без видимой цели. Ничто ее особенно не увлекало. Она ненавидела спорт, но с удовольствием подолгу гуляла на природе, среди холмов, поросших травой и хвойными деревьями, за которыми прятались медведи и олени. Мы болтали о всякой ерунде, и мне это было по душе. Она держалась просто – не то что самовлюбленные девчонки, то и дело зудящие о конкурсах красоты. Она часто отвозила меня домой на машине, и, в отличие от ее родителей, внимательных ко мне, моя бабушка едва кивала ей головой, презрительно и равнодушно. Моя бабушка вообще не любезничала с людьми и вовсе обходила стороной женщин, если только не сгорала от любопытства. Мы с Эвой наслаждались одиночеством и жизнью без будущего.

Дружить с Эвой я перестал неожиданно, за неделю до памятного 22 ноября. Мы отправились на прогулку, но чувствовал я себя нехорошо: голова гудела, и я не мог наслаждаться природой. Начался дождь, внезапный и сильный; он бил по пыльной земле, иссушенной осенним солнцем. Мы укрылись в деревянной хижине, служившей, вероятно, пристанищем для искателей золота прошлого века. Дверные створки ходили ходуном. Внутри было дико, но чисто. У одного из окон стояло сиденье лимузина. В углу красовался стол из досок.

Мы присели. Через какое-то время Эва положила руку мне на бедро. Я не знал, как реагировать. Видя, что я неподвижен как истукан, Эва продвинула руку ближе к моему паху и подставила губы для поцелуя – всё в правильном порядке. Я не мог ее поцеловать. Я послушно терпел ее ласки. Но – ничего. Совсем. Она предложила раздеться, я счел идею нелепой. Позволил ей расстегнуть ширинку и вытащить пенис. Она взяла его в руку, словно малиновку, разбившуюся об оконное стекло. Птица не оживала, связь между моим телом и духом словно прервалась. Молча она долго смотрела на мое бессилие. Я хотел заплакать, но гордость не позволяла.

Я аккуратно отстранил ее руку, застегнул ширинку и покинул хижину. Мы спустились по горе, не сказав друг другу ни слова. Перед домом ее родителей я помахал ей рукой и пошел прочь. Мне хотелось биться головой о деревья, которые высились вдоль дороги. Я вдруг понял, что реальность мне недоступна, и я не представлял себе почему. В течение недели, отделявшей нас от 22 ноября, я старательно избегал Эву в колледже.

3

Я зарядил винтовку и надел сапоги, но всё еще не знал, хочу ли охотиться. Наш старый пес пританцовывал перед дверью, постукивая когтями по полу, и я понимал, что скоро крикливая старуха прибежит с воплями: мол, нельзя впускать собаку в дом – как будто я впускаю. Я спустился по лестнице в сопровождении пса, который дважды чуть не навернулся на гладких, натертых до блеска ступенях. Я не верил в то, что детский иллюстратор и писатель может быть таким маньяком. По-моему, люди, одержимые уборкой, просто не способны навести порядок у себя в головах. И уж конечно, настоящих писателей не заботит видимая чистота. Я вышел из дому без предупреждения, за мной по пятам вразвалочку топала собака.

Ни дуновения ветерка на моем пути, шаги отзывались эхом. Я брел вдоль бабушкиного огорода. Земля выглядела черной, рыхлой и влажной. На грядках сидели три кролика. Я заметил их прежде, чем собака. Надо сказать, запашок еще тот. Я дважды прицелился, но не выстрелил. Не из жалости – просто не хотел угождать бабуле. На сарай опустилась птичка, похожая на снегиря. Я прицелился и выстрелил, но ничего не увидел. Не знаю, убил ли я птицу. Просто почувствовал вдруг ту самую ярость, которая настигла и не покидала меня, с тех пор как я приехал сюда четыре месяца назад и увидел черную, мягкую, жирную засеянную почву.

Я подумал об отце, и слезы тотчас навернулись на глаза. Вспомнился единственный счастливый момент в моей жизни, когда я добирался из Хелены[12], где жила мать, к отцу в Лос-Анджелес. Я проделал весь путь автостопом, и сердце у меня замирало в ожидании земли обетованной. Я часами катил по дороге в компании крепких парней. С притворным интересом слушал их истории и поддакивал. Иногда подолгу простаивал в пустынных местах с протянутой рукой: эй, водилы, подбросьте меня! Внезапно мне вспомнился один из самых отвратительных моментов в моей жизни – я говорю один из, потому что их было достаточно.

Отец появился на пороге моей комнаты в маленьком деревянном выцветшем домике, окруженном садом и расположенном прямо у самой оживленной автотрассы Лос-Анджелеса, ведущей куда угодно – и никуда. Слышимость меня поражала, но я успел привыкнуть к страшному грохоту: это я-то – уроженец штата, где малейший шум считался оскорблением Творца. Лето начинало утомлять людей. И хотя жара и загазованный воздух угнетали астматиков, меня климат очень даже устраивал. Я еще не раздвинул занавески, а солнце уже упрямо просачивалось сквозь невидимые зазоры. Чем займусь днем, я точно не знал. Я проснулся с похмельем, поскольку накануне чуток выпил, и выглянул на кухню, чтобы утолить жажду и успокоить изжогу. Я взял из пакета горсть овсяных хлопьев. Проверил, есть ли кофе в кофеварке. Нет. А самому варить лень. Я вернулся в комнату. Дом казался пустым. Обычно, когда отец со своей новой женой куда-то уходил, он меня предупреждал. Я в принципе не интересовался их планами, но привык знать, где они и когда придут.

Вдруг все исчезли – и мне это не понравилось: я почувствовал себя нехорошо. Решил, что меня бросили, как собачонку, которая утомила хозяев. Видимо, пьянка накануне вечером сыграла свою роль и усилила мою тревогу. Я поспешил в спальню отца. Даже не подумал постучаться и оказался нос к носу с папиной супругой. Она стояла перед зеркалом. Спиной ко мне. Обнаженная. Ее светло-серебристые волосы ниспадали на худые плечи. Немыслимые изгибы бедер, еще не загубленных целлюлитом, который виднелся кое-где на ногах, меня буквально заворожили. Я не страдаю ностальгией, но, вспоминая тот момент, не могу не признаться себе в том, что смотрел на голую женщину первый и последний раз в жизни. В зеркале я видел ее лицо, хотя одновременно внимательно разглядывал грудь. От удивления глаза у нее вылезли на лоб – и я захлопнул дверь, прежде чем она успела открыть рот. Наверное, я долго пялился на папину жену, иначе он потом не устроил бы скандала. Отец утверждал, что дело не только в досадном недоразумении; по его словам, якобы супругу пугало мое тяжелое молчание, и она чувствовала себя в опасности, находясь со мной в одном доме.

– В какой еще опасности? – спросил я.

– Не знаю. В опасности. Ты не можешь здесь больше оставаться, понятно?

Мне было понятно и кое-что другое – то, о чем мы не хотели говорить; то, о чем я не смел говорить, не желая расстраивать отца. Он боялся существовать бок о бок, под одной крышей, с единственным свидетелем пыток, на которые его обрекала моя мать. Он боялся, что я всё расскажу его новой жене, и она изменит о нем мнение, перестанет воспринимать его как мужчину. Но я никогда не подвел бы отца.

– Мне здесь хорошо.

– Я этого не вижу, Эл. Нет, правда, ты не можешь здесь оставаться.

Я знал, что отец не передумает, и не хотел с ним ссориться, это не в нашем стиле. Конечно, он не планировал проститься со мной навсегда, но я чувствовал, что этот месяц для нас последний.

Когда мачеха отправилась к парикмахеру, отец позвонил матери. Он выглядел бледным, мышцы его лица нервно подергивались. Я понял, что мать не хочет брать меня к себе, и обрадовался. Лучше скитаться, чем возвратиться в Монтану. В результате родители договорились отправить меня к бабушке с дедушкой в Сьерра-Неваду. Забавно, что всякий раз, когда мои родители о чем-то договаривались, за этим следовала катастрофа.

4

Я положил винчестер рядом с собой в гостиной, снял сапоги и взял голову в руки. Я не дрожал, но мне казалось, что дрожу. Я странно себя чувствовал. Я совершил огромную глупость – одну из тех, которую непременно совершают в подростковом возрасте – в возрасте флирта с миром и с его гранями. Так я думаю сейчас – тогда я так не думал, тогда я вообще ни о чем не думал. Вдруг стало холодно: своим пышным телом бабка закрыла обогреватель. Я хотел увеличить температуру, но тогда пришлось бы потревожить старуху – а я этого не желал.

Я включил телевизор и решил, пока в комнате холодно, совершить набег на кухню. Опустошил полки, забрал всё готовое, всё съестное и упаковку пива впридачу. Пиво я точно заслужил. Мои шаги звучали странно: прежде я этого не замечал. Я открыл бутылку зубами (видел такое в кино) и разлегся на диване, свешиваясь с него по обе стороны.

Вскоре я поднялся, чтобы сделать телевизор погромче: стреляли в президента США. То факт, что какой-то парень позволил себе подобную роскошь, показалось мне просто невероятным. В новостях упоминался только один стрелок. Я не мог в это поверить. Неужели простой парень вдруг почувствовал в себе такие силы, что решил: «Сегодня я прикончу президента США»? Думаю, тысячи людей желали ему смерти, но осмелился только этот парень – и получилось только у него. Удивительно! Я пока не знал, насколько план удался: президент еще не умер от тяжелых ранений.