Маркус Зусак - Братья Волф

• Название: Братья Волф
• Автор: Маркус Зусак
• Издательство: Livebook
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9905810-3-1

Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще — тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить. Мы братья Волф, волчьи подростки, мы бежим, мы стоим за своих, мы выслеживаем жизнь, одолевая страх. И если не справимся, винить некого.

---

— Да, — сказал я себе. — Ага.

Я поискал в городской газете — пришлось просить Руба сходить и купить ее мне, — но ничего подходящего не предлагали. Все было убогое. Работы. Люди. Ценности. Никто не искал новых людей и вещей. И я дошел до того, что задумал немыслимое — попроситься к отцу подрабатывать у него по субботам.

— Еще чего, — ответил отец, когда я к нему подкатил. — Я сантехник, а не клоун и не смотритель зверинца. — Это было за обедом. Он воздел нож: — Если бы я был…

— Да ладно тебе, пап. Я буду помогать.

Тут свое веское слово сказала мама.

— Слушай, Клифф, пусть парень попробует.

Он вздохнул, чуть ли не застонал.

Решение:

— Лады. — Но он тут же помахал вилкой у меня перед носом. — Единственный косяк, дурацкая шуточка, бестолковый поступок — и ты гуляешь.

— Лады.

Я улыбнулся.

Улыбнулся маме, но она расправлялась с ужином.

Я улыбнулся маме, Рубу, Саре и даже Стиву, но они все расправлялись с ужином, ведь дело решилось, да и по-настоящему-то оно не волновало никого. Только меня.

Даже на подхвате по субботам папаша не особо-то был рад меня занимать. Первое, что он заставил меня сделать — сунуть руку в унитаз какой-то старухи и выковырять засор. Это правда, я чуть не сблевал тут же прямо в тот унитаз.

— Вот чертова срань, — скрипнул я себе под нос, а старик только усмехнулся.

— Вступаешь в жизнь, сынок, — сказал он и до конца дня больше не улыбался мне. Потом он поручал мне всю тупую работу типа снять трубы с крыши фургончика, вырыть канаву под домом, перекрыть воду, собрать и почистить инструменты. А в конце дня выдал мне двадцать баксов, да еще и спасибо сказал.

— Спасибо за помощь, сын.

Я обалдел.

Счастье.

— Хотя, конечно, ты и впрямь не шибко шустрый, — он тут же вернул меня на землю. — И не забудь, как вернемся, принять душ…

Прикольный был обед. Мы сидели в фургончике на перевернутых ведрах, и отец заставил меня читать газету. Он выдернул себе странички с воскресным приложением, а остальное бросил мне.

— Читай, — сказал он мне.

— Зачем?

— Затем, что ничему не научишься, если нет у тебя терпения читать. Телик этого не дает. Он крадет у тебя ум.

Незачем и говорить, что я тут же сунул голову в газету и стал читать. Папаша в два счета уволит за то, что не читаешь, когда велено.

Самое главное было, что я не облажался, ну и обогатился на двадцать долларов.

— Ну, через неделю? — спросил я, когда мы вернулись домой.

Отец кивнул.

Заметьте, я и не догадывался, что эта субботняя работа приведет меня к ногам девушки даже прекраснее зубной медсестры. До этого оставалось еще несколько недель, но когда это случилось, что-то перевернулось во мне.

Ну, а в ту первую субботу я вышел на крыльцо весьма гордый собой. И пошел в подвал: там комната Стива, а в субботу вечером его никогда не бывает, и я включил его старое стерео и чуток подергался под него. Подпевал, как подпевают все жалкие олухи, когда никто не видит, и плясал, как конченный балбес. Если никого нет, то и не стыдно.

Я не заметил, как вошел Руб.

И смотрел.

— Жалкое зрелище.

Его голос меня перепугал.

Я замер.

— Жалкое зрелище, — повторил Руб, притворил дверь и неспешно двинул вниз по древним истертым ступеням.

Следом за ним пришел отец со словами:

— У меня для вас четыре новости, ребята. Во-первых, ужин готов. Во-вторых, бегом в душ. Третье… — Тут он посмотрел на Руба, — тебе — побриться. — Я глянул на Руба и заметил клочки бороды, пробившиеся на его лице. Они только начали густеть и сливаться в одно целое. — И четвертое: вечером мы смотрим «Хороший, плохой, злой», и, если кто-то из вас хотел смотреть что-нибудь еще, не повезло — телик занят.

— Нам без разницы, — заверил его Руб.

— Ну, чтобы потом никто не ныли.

— Чтобы никто не ныл, — поправил я.

Крупная ошибка.

— Ты чем-то недоволен? — Старик вытянул палец и сделал шаг ко мне.

— Да почему…

Он сдал назад.

— Вот и ладно. Короче, пошли ужинать, — и, едва мы двинулись к двери, напомнил: — Не забывайте, что ваш старик еще может отвесить вам крепкого пинка, если вздумаете умничать.

Но он, вообще-то, в шутку. Я порадовался.

В дверях я сказал:

— Может, буду копить на стерео, как у Стива. А то и получше.

Отец кивнул.

— Неплохая мысль.

Как бы сурово папаня с нами ни обходился, думаю, ему нравилось, что я ничего не выпрашивал себе просто так. Он видел, что я хочу сам заработать.

Я и хотел.

Бесплатного мне не надо было.

Все равно в нашем доме ничего не давалось бесплатно.

Встрял Руб.

— Ты зачем стерео хочешь, мальчонка? Чтоб так же бессмысленно кривляться и в нашей комнате?

Отец придержал шаг, оглянулся на Руба и схватил его за ухо.

— По крайней мере парень хочет работать, а вот про тебя я даже этого сказать не могу, — и, бросив Руба, закончил: — А сейчас ужинать.

Мы поднялись следом за ним, и мне нужно было вытащить к ужину Сару из ее комнаты. Она была там с дружком, он ее тискал, прижав к шкафу.

Сцена из кино: у меня на шее петля, сейчас будут вешать. Я сижу на лошади. Веревка привязана к толстому суку. Поодаль верхом мой отец, ждет со стволом в руке.

Я знаю, что за мою голову назначили награду и довольно давно, и мы с отцом придумали план: он сдает меня, забирает деньги, а когда меня станут вешать, пулей перебивает веревку. После этого я как-то убегу, и мы все повторим еще и еще в разных городах по всей округе.

Я все сижу с веревкой на шее, в шикарном ковбойском облачении. Шериф, или полицейский, или кто он там, читает мне смертный приговор, и все эти заскорузлые фермеры-табакожуи громко радуются, потому как знают: мне сейчас конец.

— Последнее слово? — спрашивают они меня, но я только смеюсь в ответ.

Потом, еще смеясь, говорю:

— Счастливо. — И, язвительно: — С богом.

Выстрел должен раздаться в следующий миг.

Но нет.

Я нервничаю.

Я дергаюсь.

Озираюсь, вижу его.

Лошадь шлепают, она рвет с места, и через миг я вишу в петле и умираю от удушья.

Руки у меня связаны спереди, я тянусь связанными руками ослабить веревку на горле. Бесполезно. Отчаянно хватаю воздух, хрипя:

— Ну! Ну!

И наконец.

Выстрел.

Все по-прежнему.

— Задыхаюсь! — шиплю я, но отец уже скачет к толпе. Стреляет еще — на этот раз веревка лопается, и я падаю.

Шлепаюсь оземь.

Глотаю воздух.

Дышу.

Красота.

Вокруг свистят пули.

Я протягиваю руки отцу, он на скаку закидывает меня на лошадь.

Общий план (на камере).

Смена кадра.

Кругом все тихо, отец сжимает в кулаке с дюжину сотенных бумажек. Одну дает мне.

— Одну!

— Все верно.

— Послушай, — говорю я, — я думаю, мне хоть как полагается больше — в конце концов, это я болтался там в петле.

Отец улыбается и отшвыривает жеваный окурок сигары.

Отвечает:

— Ага, зато я отстреливаю веревку.

Я стою посреди пустыни и только сейчас чувствую, как болит спина после падения.

Отец уехал, я один, целую банкноту и говорю:

— Чтоб тебя, приятель.

И куда-то бреду, жду следующего раза и надеюсь, что до него доживу.

3

Я и забыл, что они там.

Вспомнил, что они там, только когда на следующее утро лежал в кровати с дикой болью в спине от вчерашнего рытья канав. Не знаю, почему вспомнил. Просто вспомнил, и все. Картинки. Фотки.

Спрятанные под кроватью.

«Картинки», — сказал я себе и, не задумываясь ни на миг, слез с кровати в темноте, хотя уже понемногу светлело, и достал картинки. Фотки всех женщин, что были в каталоге купальников, который нам прислали по почте на Рождество. Я его тогда прибрал.

Улегшись снова, я рассматривал всех этих девиц, с выгнутыми спинами, улыбками, волосами, губами, бедрами, ногами и всем прочим.

Я видел там зубную сестру — ну, не по правде, конечно. Представил ее там. Она бы туда подошла.

— Господи боже, — прошептал я, долистав до одной. Я глядел на нее, и мне было по-настоящему стыдно оттого, что… не знаю, отчего. Просто это показалось мне вдруг какой-то гадостью — проснувшись затемно, первым делом, пока весь дом еще спит, глазеть на фотки женщин. В рождественском каталоге, не где-то. Рождество было почти полгода назад. Но я все равно листал и смотрел. Руб на своей половине комнаты еще храпел без задних ног.