Маркус Зусак - Братья Волф

• Название: Братья Волф
• Автор: Маркус Зусак
• Издательство: Livebook
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9905810-3-1

Наши чувства странны нам самим, поступки стихийны, а мысли обо всём на свете: о верности крови, о музыке девушек, о руках братьев. Мы улыбаемся родителям, чтобы они думали: всё в порядке. Не всякий поймет, чем мы живем: собачьи бега, кража дорожных знаков в ночи или и того хлеще — тайные поединки на ринге. Мы голодны. Голод терзает нас изнутри, заставляет рваться вперед. Мы должны вырасти; ползти и стонать, грызть, лаять на любого, кто вздумает нам помешать или приручить. Мы братья Волф, волчьи подростки, мы бежим, мы стоим за своих, мы выслеживаем жизнь, одолевая страх. И если не справимся, винить некого.

---

Должен заметить, пока это все происходило, я молился за Ребекку Конлон и ее семью. И это довело меня до того, что я стал молиться и о своих. Я молился о том, чтобы больше никогда не подводить маму, чтобы отец не наваливал на себя столько работы, а то и до сорока пяти не дотянет. Я молился, чтобы Стив выздоровел. Молился, чтобы из Руба когда-нибудь вышел толк. Чтобы Саре было хорошо прямо здесь и сейчас, чтобы у них с Брюсом все тоже было хорошо. Хорошо. Все хорошо. Я тыщу раз это сказал. Я сказал это и начал молиться за весь глупый человеческий род и за всех, кто страдает или голодает, или кого насилуют вот в этот самый миг.

«Пусть у них все будет хорошо, — просил я Бога. — У всех, кто болеет СПИДом и всяким другим. Пусть им вот сейчас будет хорошо, и этим бездомным чувакам с бородами и в лохмотьях, в драной обуви и с гнилыми зубами. Пусть у них все будет хорошо… Но главное, пусть все будет хорошо у Ребекки Конлон».

От этого я начинал с ума сходить.

Правда.

Пока Сара с Брюсом не видели, я глазел на них и удивлялся, как это всего несколько недель, дней назад они не могли друг от друга оторваться.

Я думал, как все могло так поменяться.

Это меня пугало.

Господи, прошу тебя, благослови Ребекку Конлон. Пусть с ней все будет хорошо…

Как так все меняется в один миг?

Позже, уже в нашей с Рубом комнате, я слышал за стеной, в комнате Сары, жужжание их с Брюсом разговора. В городе было темно, только окна светились — как болячки, словно с кожи города посрывали пластыри.

Единственное, что, похоже, никогда не поменяется, — город в его переходный час между днем и вечером. Он неизменно становится сумрачным и чужеватым, отстраненным от происходящих событий. В городе тысячи домов и квартир, и во всех что-то происходит. В каждой какая-то своя история, но не для зрителей. Никто ее не знает. И никому нет дела. Никто, кроме нас, не знает про Брюса Паттерсона и Сару Волф, никого не волнует лодыжка Стивена Волфа. Никто во всем остальном мире не молится о них и не молится без передышки о Ребекке Конлон. Никто.

В общем, я понял, что только я и остался. Только я и мог бы волноваться о том, что происходит здесь, в стенах моей жизни. У других людей свои миры, о которых стоит волноваться, и в итоге они должны думать о своих делах, как и мы.

Я нарезал круги.

Молился.

Беспокоился о Саре.

Молился, как полоумный дурак.

Это короткая глава, но сделай я ее длиннее, стал бы вруном.

Все, что помню о том вечере: молитвы, треп про вонючую подушку, ногу Стива и напряжение, повисшее между Сарой и Брюсом.

И город снаружи. Это тоже помню.

Будущее: пора отдохнуть.

Мы на краю города, рядом с ним; кажется, протянешь руку — и потрогаешь дома, дотянешься и потушишь огни, что бьют нам в глаза, стараясь ослепить.

Мы рыбачим, мы с Рубом.

Раньше мы никогда не рыбачили, а сегодня вот взялись и рыбачим весь вечер.

Пески у нас уходят в какое-то огромное темно-синее озеро, из которого выныривают звезды.

Вода в озере тихая, но живая. Мы чувствуем, как она колышется под днищем старой потрепанной лодки, которую мы арендовали у какого-то жулика. Нас то и дело качает вверх-вниз. Поначалу нам это не страшно: конечно, ничего не может быть абсолютно устойчивым, но мы знаем, где мы, и озеро дышит не слишком шустро.

Не ловится.

Ничего.

Совершенно. Ничего.

— Бесполезняк чертов, — заводит беседу Руб.

— Говорил тебе, не надо было рыбачить. Кто знает, что в этом озере?

— Души городских мертвецов, — Руб улыбается с какой-то ехидной радостью. — Что будем делать, если кто-нибудь из них попадется на крючок?

— За борт прыгать, чувак.

— Вот уж, на фиг, точно.

Вода опять колышется, и откуда-то, не видно, откуда именно медленно катятся волны. Они подымаются и захлестывают лодку. Они все выше.

И какой-то запах.

— Запах?

— Да, ты что, не чуешь? — спрашиваю я Руба.

Говорю так, будто виню в чем-то.

— Теперь вот ты сказал, и я чувствую.

Озеро уже ходит ходуном, и наша лодка вместе с ним: вверх-вниз, вверх-вниз. Волна бьет мне в лицо, полный рот воды. На вкус она, вот фантастика, жгучая. По лицу Руба я понимаю, что он тоже глотнул.

— Бензин, — говорит он.

— О господи.

Волны немного улеглись, и я оборачиваюсь к лодке, что стоит ближе к городу, почти у самого берега. В ней парень с девчонкой. Парень выходит из лодки на берег, и у него что-то в руке.

Что-то рдеет.

— Нет!

Я вскакиваю и вскидываю руки.

Он не слушает. Сигарета.

Он не слушает, а я вижу, как еще кто-то гребет к берегу, отчаянно. Кто это? Я не знаю и вижу еще лодку, которая тоже спешит, там мужчина и женщина средних лет.

Парень бросает сигарету в озеро. Красно-желтое катится мне в глаза.

Забытье.

7

В четверг Руб еще подбил меня на новую выходку — кое-что отличное от наших обычных грабительских налетов.

Дорожные знаки.

Это и был его новый план.

Еще не свечерело, а он уже все обдумал и сообщил мне, какой знак хочет спереть.

— «Уступи дорогу». На Маршалл-стрит. — Улыбнулся. — Двинем где-то, скажем, часиков в одиннадцать, прихватим ключ у батяни — ну, такой, который регулируется колесиком наверху…

— Разводной?

— Ага, его… Надеваем кенгурухи, идем такие, как ни при чем, типа Марк Во[1] с битой, я влезу тебе на спину, и мы свинтим знак.

— А зачем?

— В каком именно смысле зачем?

— Я спрашиваю, в чем смысл?

— Смысл? — Руб… как бы это сказать?.. Вышел из себя. Возмутился. — Нам не нужен смысл, сынок. Мы малолетки, мы поганцы, у нас нет подружек, полный нос соплей, в глотке скребет как черт-те что, мы в коросте, на нас нападают прыщи, подружек нет у нас — это я говорил? — денег нет, мы на ужин через день жрем грибы, толченные, чтоб были похожи на мясо, заливаем их томатным соусом, чтобы не чувствовать вкус. Какие тебе еще причины? — Брат откинулся на кровати и устремил безнадежный взгляд в потолок. — Мы не просим много, милый Боженька! Ты же знаешь!

Вот и порешили.

Наш следующий набег.

Клянусь, в тот вечер мы были сущие дикари, как и описал Руб в своем словоизлиянии. Сначала меня покоробило, что Руб думает о нас так. Как и я думал. Только Руб этим гордился.

Может, мы и не знали, кто мы, но мы знали, каковы мы, и Рубу всякий вандализм типа кражи дорожного знака виделся для нас таких вполне подходящим предприятием. Уж он совершенно точно не собирался предположить, что мы можем оказаться в каталажке, за решеткой, не отвечающей установленным стандартам безопасности.

Ясно, мы знали, что такое дело у нас не выгорит.

Одна беда: оно выгорело.

Мы выскользнули из дома через черный ход примерно без четверти двенадцать: горбы капюшонов над головами, шаг с креном вперед. Шли спокойно, даже борзо, вдоль по улице, пар изо рта, руки в карманах, шепот славы засунут в носки. Наше дыхание и сопение процарапывало нас в воздухе, раздирало его, и я казался себе тем чуваком, Юлием Цезарем, пустившимся завоевывать чужую империю — а мы всего-то шли красть паршивый серо-розовый треугольник, который должен быть красно-белым.

Уступи дорогу.

— Больше похоже на «Упусти дорогу», — хихикнул Руб, когда мы подошли к месторасположению знака. Он залез, сорвался, снова залез мне на плечи. — Вот так, — поймав равновесие, продолжил он.

— Ключ.

— А?

— Ключ, олух.

Шепот у него был колючий и плотно туманился на холоде.

— А, да, точно, забыл.

Я подал ему газовый ключ, или разводник, или назовите, как хотите, и мой брат принялся откручивать дорожный знак «Уступи дорогу» на перекрестке Маршалл — и Карлайл-стрит.

— Блин, что-то упирается, дрянь, — сообщил он. — Болт такой ржавый, гайка всю грязь собирает. Ты, главное, меня держи, понял?

— Я как-то уж подустал, — заметил я.

— А ты терпи. Через не могу. На зубах, сынок. Все великие умели преодолевать физический дискомфорт.

— Великие кто? Лямзильщики знаков?

— Нет. — Ехидно. — Спортсмены, балда.

И тут наконец победа.

— Готово, — объявил Руб. — Он у меня.

И спрыгнул с моих плеч, держа знак в тот самый момент, как в одном из обшарпанных домов на углу зажегся свет.

На балкон вышла женщина и со вздохом сказала:

— Вы когда-нибудь повзрослеете?

— Пошли. — Руб потянул меня за куртку. — Бегом, бегом!