Владимир Карпов - Обратной дороги нет

• Название: Обратной дороги нет
• Автор: Владимир Карпов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1973

Книга открывается рассказами Героя Советского Союза писателя В. Карпова «Мы уходили в ночь» о действиях советских войсковых разведчиков в годы Великой Отечественной войны.

В сборник вошли также четыре приключенческие повести: «Белая земля» А. Леонтьева, «Обратной дороги нет» В. Смирнова, И. Болгарина, «Улица царя Самуила, 35» В. Понизовского, «Трое суток рядом со смертью» В. Смирнова, Ю. Попкова.

В этих произведениях раскрывается величие подвига советского человека, твердость и прочность того душевного материала, из которого сложен его характер.

---

Гитлеровцы зевали, прохаживались, лица у них были усталые.

Немного привыкнув к этому соседству, я осмотрелся внимательнее. Впереди наших кустов через все поле тянулось проволочное заграждение. За ржавой проволокой, вдоль нее, вилась траншея, бруствер был обложен дерном. От траншеи ответвлялось в лощину несколько ходов сообщения. По лощине ходили в полный рост. Около двери в блиндаж умывались двое. Один поливал другому из чайника. Лощина поворачивала за высотку, и я не видел, что там дальше.

К восьми часам движение в обороне почти прекратилось, все ушли в блиндажи спать. Напротив меня остался только рыжий у пулемета. Он почти не смотрел в сторону наших траншей, бесцельно слонялся взад-вперед, о чем-то размышлял. Справа и слева от него на значительном расстоянии маячили такие же одинокие фигуры. Тактически это объяснялось просто: на участке взвода оставлены три наблюдателя — по одному от каждого отделения. Наши предположения полностью подтвердились: бдительности, которую проявляли гитлеровцы в ночное время, днем как не бывало.

Часа через два рыжего сменил худой белобрысый. Этот оказался более деятельным. Он поглядывал в сторону наших, иногда брался за пулемет, тщательно прицеливался, выжидал и вдруг давал очередь в того, кого подкараулил.

В течение дня я познакомился со всеми обитателями блиндажа. В нем размещалось отделение, солдаты стояли на посту поочередно. Мне так хорошо запомнились их лица, что я, пожалуй, и сейчас узнал бы любого из них, если б встретил. Особенно запомнился рыжий, он за день так и не побрился.

Часам к двенадцати обстановка была ясна, оборона изучена до мельчайших деталей. А впереди еще весь день. Я передумал обо всем. Поел. Поворочался насколько было возможно. Сидеть в одном положении оказалось нелегко, руки и ноги затекли, спину ломило. Очень хотелось курить; горло иногда перехватывал кашель, приходилось натягивать телогрейку на голову, чтоб заглушить его.

Как только начало смеркаться, в траншею вышли все обитатели блиндажа. Я усмехнулся, когда они встали передо мной. Получалось, как на концерте— выступали по одному, а на прощание все высыпали.

Фашисты готовились к ночи. Они укрепляли оружие на деревянных подставках, чтобы в темноте вести прицельный огонь. С некоторых подставок стреляли засветло — видно, по рикошетам проверяли, где ложатся пули.

Стемнело. На душе стало спокойнее. В темноте мы что рыба в воде.

Я не стал ждать, когда придут разведчики, разобрал «крышу» над головой и пополз к Макагонову. Он бесшумно выскользнул из своей норы и последовал за мной, затем мы забрали Коноплева и отправились восвояси.

Я поступил так умышленно, чтобы встретить своих на подходе, подальше от высотки; малейшая оплошность разведчиков могла испортить дело.

Мы повстречались на середине нейтральной зоны. Я обнаружил их, когда сошлись метров на двадцать. «Неплохо работают», — подумал я, любуясь, как стелются они по земле, словно тени. У меня глаз наметанный, я привык различать предметы и улавливать самое скрытное движение во мраке.

Наш самостоятельный выход не предусматривался по плану. Разведчики могли принять нас за врагов. Чтобы не случилось беды, я вполголоса окликнул:

— Саша! Пролеткин!

Это было надежнее всякого пароля. Тени замерли и затем метнулись к нам. Друзья окружили нас, зашелестели радостным шепотом:

— Ну как? Нормально?

Мы вернулись домой. Нас оглядывали, как после долгой разлуки, заботливо пододвигали миски с горячим борщом, ломти хлеба.

Все ждали рассказа.

Я взял большой лист бумаги, расстелил его на столе и стал чертить все, что видел. Макагонов и Коноплев дополняли мой чертеж тем, что не было видно из моей щели или ускользнуло от моего внимания.

Вывод был один: взять «языка» днем можно. Но как с ним вернуться?

Можно подползти ночью к проволоке, окопаться, а когда гитлеровцы уйдут отдыхать, проникнуть в траншею. Если удастся, взять часового в траншее, если нет — блокировать блиндаж и захватить «языка» в блиндаже. Ну а дальше? Нас, конечно, обнаружат. Придется бежать через всю нейтральную зону.

Даже Саше Пролеткину не смешно, он не острит по поводу того, как мы станем удирать и вслед нам откроет огонь вся оборона противника. Это в поле, средь бела дня!

Однако выход был найден.

Ночью в нейтральную зону вышел весь взвод. Мы отрыли еще пять окопчиков, рядом с прежними. Землю унесли с собой те, кто не участвовал в налете.

На день нас осталось восемь. Когда рассвело, я узнал своих вчерашних знакомых — гитлеровцев.

Утро разгоралось веселое, солнечное. Впервые в жизни солнечный свет действовал на меня угнетающе. Мы не привыкли ходить на задания днем.

Гитлеровцы вели себя спокойно. Как и вчера, они оставили наблюдателей и улеглись в блиндаже. На посту, против нас, стоял рыжий, сегодня он был побрит. Скучая, он походил по траншее и остановился около соседа слева. Они о чем-то беседовали.

Мы не предполагали, что удобный момент наступит так скоро. Саша Пролеткин первым выскользнул из окопчика, ужом подполз к проволоке, перевернулся на спину и торопливо начал простригать проход. Все, затаив дыхание, следили за ним и за гитлеровцами. Фашистов на всякий случай держали на мушке.

Саша быстро кусал проволоку ножницами и продвигался между кольями.

Гитлеровцы ничего не замечали, они стояли в стороне и продолжали разговаривать. Саша махнул рукой. Из щелей поползли к нему еще двое. И вот в эту минуту собеседник рыжего, который стоял к нам лицом, закричал и стал показывать рыжему на ползущих.

Две очереди рокотнули почти одновременно. Стреляли Макагонов и Коноплев. Фашисты не то упали, не то присели в траншее. Мы кинулись к проходу. Торопливо полезли под проволоку. Колючки рвали одежду и больно царапали тело. Разведчики, назначенные для: прикрытия, спрыгнули в траншею и побежали — двое вправо, двое влево. Они стреляли из автоматов по наблюдателям.

С группой захвата я кинулся к лежавшим в траншее «собеседникам». Рыжий был мертв. Второй оказался живым, только на плече было широкое кровавое пятно. Фашист держал в руке гранату. Макагонов вырвал ее и отбросил, потом схватил гитлеровца за ремень и поволок к проволоке. Фашист отчаянно бился и визжал тонко, по-поросячьи.

Из блиндажа выбегали гитлеровцы. Я оперся о край траншеи и дал по ним несколько очередей. Двое свалились на пороге, остальные юркнули назад в блиндаж. Я продолжал стрелять по двери. Макагонов в это время уже был за проволокой. Он бегом тащил «языка» по нейтральной зоне.

Отстреливаясь на три стороны, мы стали отходить из вражеской траншеи. Саша Пролеткин с двумя разведчиками уже выбрался за проволоку. Они залегли и стреляли, не позволяя фашистам вести огонь по Макагонову.

Как только мы выбежали за проволоку, я дал красную ракету. Это был сигнал для артиллерии. Ракета еще не успела погаснуть, как дрогнула земля и вскинулась черной стеной.

Мы вскочили и, пригнувшись, побежали. Снаряды повизгивали над самой головой, вражескую оборону на нашем участке заволокло пылью и дымом.

Артиллерия гитлеровцев открыла ответный огонь, траншеи нашего полка тоже покрылись черной завесой.

Наш пленник испуганно прижимался к земле. Плечо ему перевязали, и он послушно лежал рядом с нами.

Когда канонада стала затихать, мы уползли в свои траншеи.

Остаток дня ходили возбужденные. Солнце сияло вместе с нами. Дерзкий налет прошел хорошо. Но как подумаешь о нем да представишь себе весь ход операции, мороз подирает по коже!

Кто бывал в таких переделках, тот знает…

6

Мне, в общем-то, везло: хотя не раз бывал я ранен, но оставался в строю. Задания выполнял самые разнообразные, понемногу опыт накопился. Очевидно, поэтому однажды меня и вызвали в штаб фронта. Тогда наша дивизия входила в состав Третьего Белорусского. Вызов срочный — даже прислали машину. Промерз я в открытом «газике» основательно, пока ехали. Ветер дул ледяной, он протягивал белую поземку через наш автомобиль насквозь. Не успел я по приезде отогреться, как меня отвели к генералу — начальнику разведки фронта. Видел я его не впервые: низенького роста, толстоват, глаза добрые, как у детского врача.

— Вы, товарищ старший лейтенант, пойдете в Витебск, — сказал генерал. — Там наши люди добыли схемы оборонительных полос противника. Принесете эти чертежи сюда.

Он говорил ровным, спокойным голосом, как будто Витебск где-то рядом, а не в двадцати километрах за линией фронта.

Я знал, что начальник разведки говорит со мной так, чтобы не испугать меня, не заронить неуверенности с первой минуты. И действительно, его спокойствие передалось мне. Да, я пойду и принесу эти схемы. Дело обычное, будничное. Я ожидал большего.