Юрий Ищенко - Черный альпинист

• Название: Черный альпинист
• Автор: Юрий Ищенко
• Издательство: ВТОВ, А.С.К., Диамант
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7707-9690-1

…Страшная и мерзкая, не для нормальных людей затея. Но именно ее предложили долбанные аналитики из теплых кабинетов с компьютерами и прочей ерундой. Отправлять людей в одиночку, автономно на поиск… Но посланные погибали. Двоих нашли еще живыми, оба обмороженные и свихнутые от страха или мучений. Почти кандидаты в новые Черные Альпинисты…

Вниманию читателя предлагается «крутой» криминальный роман молодого, но безусловно талантливого писателя Юрия Ищенко.

---

Поскольку на похоронах мать Тахира не присутствовала (мусульманкам не положено), а месторасположение могилы видела лишь на плане кладбища в кабинете директора комбината, то Тахиру пришлось долго бродить и пробираться по закоулкам. Грешным делом он и сам с трудом мог смутно представить, как выглядит семейная святыня. Тем не менее, был доволен, что отец лежит здесь, недалеко и в престижном месте, лишь вот за разруху, запустение и грязь очень хотелось набить морду какому-нибудь начальству. А мать заплатила за место пять тысяч тенге — это около тридцати ее зарплат.

Проспав сутки, чувствовал себя превосходно, как проснулся — позвонил шефу, задал еще один вопрос: не нашли ли еще Черного Альпиниста? Тот довольно вежливо ответил, что нет, но есть свежие данные о нем. И пять трупов по городу за ночь. И три красотки от пятнадцати до пятидесяти, которых изнасиловали поклонники Альпиниста.

Нутром Тахир уже ощутил: не отвертеться от гор, от Черного Альпиниста. Причем само на язык просилось дополнение — и от Смерти. Какая она будет — спокойная, тяжелая, черная или красная? Холодная и страшная, скорее всего. Поэтому и поспешил сюда, проститься с отцом, и еще — с любопытством и с интригой посмотреть, где живут покойники, чем им тут заняться можно. Ему понравилось, что даже сейчас, в середине октября, много цветов: синие ирисы, розовые и ярко-красные тюльпаны, охапки астр и хризантем буквально пропитали воздух сырым, приторным запахом сладости и спелости. Ему, как никому, были знакомы подобные ароматы — разлагающихся мертвых тел. Стоило запнуться и поддеть носком ботинка землю, сразу высыпали извивающиеся шнурки дождевых червей. Очень много было птиц, шумно ворочающихся в сплетеньях ветвей и высохшей листвы, за которыми не видно над головой неба. Птицы кричат, каркают, свистят, возятся, будто ругают людей и друг друга, летит вниз труха и сор, забиваясь в волосы и за ворот куртки. Наконец, он нашел могилу отца.

С ажурными новыми решетками, выкрашенными еще пахнущей ацетоном белой краской, с достаточно скромным временным памятником без надписей, лишь фотография в металлической оправе (постоянный назарет мать, по обычаю, заказала поставить через полгода).

Тахир постоял, осматривая, замечая подробности свежих похорон: следы от подошв на мягкой земле, почва, потревоженная штыками лопат, неаккуратно рассеянные комья глины со дна могилы. Даже увидел в углу отпечаток угла носилок, на которых был отец, там их ставили, прежде чем опустить в яму. Потребовалось закурить.

Подгреб руками листья и траву посуше, сел. Сидел молча около часа, иногда ему что-то вспоминалось: детство, разговоры, чаще просто лицо отца за столом, за дастарханом в Чилике, или обрывки разговоров. Он не хотел вспоминать — надо было сосредоточиться и почувствовать все, чем был для него отец. Свою любовь, уважение и вину понять и до конца почувствовать. И показалось, что совершил долг с честью. Вдыхал, вспоминая, запахи сырой, гниющей травы, парафиновых венков, наваленных на решетку, с вязью арабских молитв и слов почитания. Сделать надпись от него не решились — и правильно, оскорбился бы. Кислый запах от красных и желтых мокрых листьев, сырой щедрый аромат жирного чернозема…

А затем появилась Марина. Ей повезло, приехала позже, не потревожила и не помешала, нашла Тахира, когда он уже стоял за оградой, вроде бы готовый уходить. Курил.

— А, и ты сюда пожаловала… — сказал равнодушно.

— Здравствуй, это могила твоего отца?

— Да. Надписывать нельзя, обычай такой. Там он, внизу, сидит вот так, согнувшись, совсем еще целый. Как живой, — он зачем-то показал ей, как сидит в яме отец.

— Я нашла могилу своей матери, только что…

Он, будучи сейчас открытым горю и смерти, отреагировал:

— У тебя здесь мать? Ты говорила, что ничего о ней не знаешь.

— Да врала я, стыдилась. Она же отказница, оставила меня в детдоме. То ли сама захотела, то ли по требованию отца. Надеюсь, что из-за отца. Надо же мне хоть кого-то уважать и любить.

— А что ты о матери знаешь?

— Ничего, почти ничего. Отца знаю и ненавижу, он спился, совсем мразью стал. Ну ты в курсе, деньги ему посылаю. Когда мне шестнадцать исполнилось, спортсменкой и чемпионкой стала, он в детдом заявился. О себе, о матери рассказывал. А она с ума сошла вскоре после родов, когда одна оказалась, может быть, себе не простила. И вот нашла могилу, знала, что здесь. В девяностом умерла. Запущенная. — Марина показала руки, вымазанные землей: — Вот, прибрать попыталась.

Помолчали. Она тоже закурила. Тахир отошел к скамейке на соседней могиле и жестом пригласил присесть.

— Знаешь, до меня теперь дошло, в каком я смешном положении. Я не владею ни одним языком настолько хорошо, чтобы выразить себя, — сказал он неожиданно, посмотрел, словно ожидая, что рассмеется. — Не нахожу точных слов. Знаю уйгурский, но на бытовом, детском уровне. Знаю русский, но как-то его не чувствую, это неродное что-то. Ну, скверно знаю английский и немецкий… Будто немой, иногда надо что-то сказать, а не могу, не нахожу. Скажу — не то, неправильно, совсем не в ту сторону. Как калека — ползет на культях, а мечтает бегать.

— Тахир, для меня вообще поразительно, что ты задумываешься над такими вещами, — сказала Марина.

— Когда тебя интересовало, о чем я думаю? Я тебя любил, а ты меня никогда, — убежденно сказал ей муж.

— Наверное, так, — согласилась она.

— Мне часто казалось, что ты видишь во мне лошадь. Злую, — добавил непонятно Тахир. — Вряд ли мы когда-нибудь еще сойдемся. Я завтра попрошу тут, кого надо, развод оформить. Я не умею забывать, сама знаешь. За обиды всегда мщу, это плохо, отец бы отругал, но измениться пока не могу. Я бы, как твой Отелло, сейчас тебя задушил, будь моя воля.

— Знаю, — сказала Марина.

— Вины во мне не меньше, а больше, это и удерживает. И здесь не успокоюсь, сразу новая работа, завтра в командировку уеду. Тебе тут опасно оставаться. У тебя сейчас все нормально, эксцессов еще не было?

Марина отрицательно покачала головой.

— Ты не бойся за Тимурку, пока ему безопасней будет у матери, в Чилике, или даже в Китае, здесь за границей наши родственники живут. Но она сына тебе вернет. Я пока не знаю, как со мной будет… Воспитай его, чтобы знал, что он уйгур и отец его тоже уйгур, ладно?

— Может быть, все так и будет, — сказала ему Марина.

— Хорошо, я рад, что не ругались. Помощь тебе и мать и брат окажут. Деньги все у матери, бери всегда, сколько надо. В Москву хотя бы год не езди, поверь, там тебе очень опасно. А теперь иди, я хочу помолиться, — закончил Тахир.

— Хорошо, я пойду, — она встала и, не оглядываясь, пошла в глубь кладбища.

Тахир тяжело встал, проводил взглядом, опустился на колени и склонился в поклоне. В кармане была бумажка с поминальной молитвой на арабском языке, мать дала. Но ему не хотелось впустую произносить непонятные звуки. Мысленно сказал, что мог.

— Эй, Тахир, соболезную в горе, — сказали в спину.

Тахир с колен разогнулся, посмотрел в ту сторону, — на ограду навалился парень, здоровый, «черный», заросший кучерявой бородой по глаза.

Наконец, узнал. Это был Ориф, одноклассник, ставший вором. Пока Тахир работал ментом, они пару раз цапались, — сначала пожалел, простил, потом юному менту Нугманову пришлось проклинать себя за жалость. Но взять тогда Орифа за грабеж с избиением не удалось. В общем, плохой гость к могиле пожаловал.

— Чего тебе? — спросил у азербайджанца.

— Узнал? Я твоего отца уважал, хотя он на своем складе в ЦУМе скромнягой был, совсем мало тащил. Дел ни с кем не крутил, глупый. Но слово держал. Поэтому, видишь, тебе не мешал с ним проститься. Теперь пойдем, люди хотят с тобой говорить.

— Зачем и кто хочет? — Тахир уже встал, но идти не спешил.

Ориф достал пистолет, направил ему в живот. Махнул рукой — и с двух сторон из-за кустов и памятников подошли, раскрывая себя, парни, тоже в черных кожанках.

— Где баба? — озадаченно спросил Ориф. — Мы вас двоих собрались вести.

— Мы вечерком перепихнуться договорились, потом на свою могилу ушла, — объяснил Тахир.

— Ты не ври, понял! — крикнул, обидевшись, знакомый. — Это твоя жена Марина была. Эй, поищи, она рядом, — приказал одному из подручных.

Тот кивнул, побежал, плутая по лабиринту оград, в глубь кладбища. Тахира это устраивало, одним меньше, а жена уйдет подальше за это время. Может на шум вернуться, мозгов ведь не хватит.

— Иди, понял иди! — Ориф энергично указывал стволом, не желая приближаться.

— Ориф, падаль, ты меня знаешь. За то, что ты здесь, на священной земле, полез на меня, — я тебя раздавлю. Но это потом, а пока скажи — кто и зачем меня зовет.

— Твою мать, сука ментовская, заткнись! — Ориф распсиховался.

— За мать я тебя медленно буду убивать, — объяснил ему Тахир. — Говори, зачем я нужен.