Николай Рерих - Шамбала. Сердце Азии

• Название: Шамбала. Сердце Азии
• Автор: Николай Рерих
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-34136-8

Среди множества любителей и профессионалов дальних странствий лишь некоторые покинули свою родину и обосновались там, где живет их мечта. Гениальный французский художник Поль Гоген уехал на Таити, автор «Космической одиссеи 2001» Артур Кларк нашел свою землю обетованную на Цейлоне (Шри-Ланке). Николай Константинович Рерих (1874—1947) родился и вырос в столице Российской империи, а умер в «стране снежных гор» (Химачал-Прадеш) в Гималаях, на севере Индии.

Прославился бы Рерих, если бы был только художником? Несомненно, ведь среди 5000 его живописных и монументальных работ немало признанных шедевров мирового уровня. А если бы он был только писателем? Вероятно, ведь вихрь сведений, мыслей, чувств, ассоциаций и гениальных догадок книг Рериха увлекает читателя в свой водоворот и поднимает все выше и выше. А как общественный деятель? Еще бы, иначе как бы он смог пробить стену косности и подвигнуть мир к принятию коллективного решения о защите культурного достояния человечества?! А ведь этот человек состоялся и прославился не только как художник, писатель и общественный деятель, но и как философ, ученый и путешественник.

Перед вами книга, в которой рассказывается о грандиозном и захватывающем путешествии Н. К. Рериха и его спутников по Центральной Азии. Цейлон, Индия, Монголия, Восточный Туркестан, Сикким, Ладакх, Тибет – все было исхожено и изведано. Жара и холод, горные тропы и коварные перевалы, вооруженные столкновения и недоразумения с властями – и беседы, беседы, беседы с местными жителями об автомобилях и железных дорогах, о революции и буддизме, об идолах и тайнах восточных учений. И поиск Шамбалы – страны Духа.

Подробные дневниковые записи о перипетиях этого увлекательного и опасного путешествия гармонично дополняют размышления великого русского гуманиста о путях развития человечества, загадках древних цивилизаций и единстве пути Запада и Востока.

Обработка и систематизация обширных научных материалов, собранных экспедицией, потребовали создания и долгих лет труда целого института. Но одно несомненно – вся жизнь этого замечательного человека, все его свершения говорят об одном – он нашел свою Шамбалу.

Электронная публикация включает все тексты бумажной книги и основной иллюстративный материал. Но для истинных ценителей эксклюзивных изданий мы предлагаем подарочную классическую книгу. Издание щедро иллюстрировано цветными и черно-белыми изображениями еще и сегодня труднодоступных экзотических мест, которые посетила экспедиция. Подарочное издание рассчитано на всех, кто интересуется историей географических открытий и любит достоверные рассказы о реальных приключениях. Это издание, как и все книги серии «Великие путешествия», напечатано на прекрасной офсетной бумаге и элегантно оформлено. Издания серии будут украшением любой, даже самой изысканной библиотеки, станут прекрасным подарком как юным читателям, так и взыскательным библиофилам.

---

Глава 12. Тибет (1927–1928)

6 октября.

Точно черные пауки на длинных ногах притаились черные палатки тибетцев на длиннейших веревках. Пограничные разъезды отбирают наш паспорт и предлагают стоять два дня, пока они привезут ответ генерала хортичапа, т. е. от главного правителя области Хор[572], и главнокомандующего северным фронтом. Какие цветистые названия!

Стоим среди болотистой равнины, поросшей убогой колючей травою. На горизонте озеро и умершие горы. Называют их умершими, ибо это настоящее кладбище. Когда-то великие горы, может быть соперники Эвереста, разложились, распались мелким щебнем. Глубокие долины заполнились[573], и получилось нагорье в 15 000 футов, открытое свирепым ветрам. Перед самыми знаменательными местами, перед небесными Гималаями, попадаете в жуткую тундру. Кони скользят и оступаются среди уродливых кочек. Ни птицы, ни зверя.

Юрий клонится в седле и почти падает с коня. Подскочили, сняли. Пульса почти нет. Два сильных приема дигиталиса, растирают руки. Становится легче.

Впереди плохо чувствует себя Елена Ивановна. Из арьергарда сообщают, что лама Малонов упал с коня и лежит без чувств на дороге. Доктор спешит туда. Так неприветливо встречает Тибет.

Пестрое знамя с покривившимся навершием. Музыка – барабаны и волынки. Стрельба салюта. В глубине шатра маленькая фигурка генерала в ярко-желтом халате. На круглой китайской шапке крестообразное акдордже из рубинов. Ласковая речь и опять просьба побыть у него в лагере только два дня. Затем генерал провожает нас в наш стан со знаменем и музыкой и с пестрой толпой свиты.

В полной ненужности проходят впечатления приема у Капшепа. Знамя с покривившимся навершием, бутафорский меч, нечистота под драгоценными камнями, вся старая китайщина, от которой сами китайцы уже отказались. Она и непригодна для жизни, и уже потеряла прежнюю декоративность, ибо ушло качество производства. Вся тонкость художества исчезла. Выступила вся неприглядность и убогость.

Вероятно, генерал думал, что впечатление от его желтого халата было очень велико. Но даже ближайший его конвой был оборван и украшен пуговицами трех армий, но не тибетской. Там же, где не хватало чужой пуговицы, там с особым успехом красовалась английская булавка. Ружья сомнительной пригодности, но зато множество музыкантов. Барабаны и салютные выстрелы. Генерал со всею разношерстной толпою провожает нас в наш лагерь. Заодно любопытствует посмотреть наши вещи, объявляя, чтобы «руки меньших чинов не касались вещей великих людей».

Генерал Капшепа принял подарок и через два дня скрылся. И вместо обещанного продвижения мы остались на открытой ветрам равнине под присмотром пяти солдат и вечно пьяного майора. Начались тягостные попытки послать письма и телеграммы далай-ламе, британскому резиденту в Сиккиме полковнику Бейли и американскому консулу в Калькутту. Но все тщетно. Уверяют, что телеграф разрушен и Лхаса не нуждается более в этом западном изобретении. Вместо помощи майор мешает покупать пищу в соседних аилах, препятствует переговорам с проходившим караваном и безбожно обсчитывает на размене китайских долларов. Доктор пророчествует о грядущих смертельных заболеваниях при крепнущих морозах. Н. В. [Кардашевский] предлагает переодетым пробраться в Индию, но без языка и при его росте это кончилось бы печально.

Капшепа будто бы приезжал, чтобы выяснить какие-то волнения среди хорпа. Он будто бы также запрещал охоту на мускусных баранов. Совершенно непонятно, почему можно убивать домашних баранов, яков, но все находящееся в диком состоянии защищено. Впрочем, население держится иного мнения и стреляет куланов.

Умирает Чимпа. Он был нам полезен при столкновении с панагами и при решении монголов бросить нас после Нейчжи. Но как только Чимпа дошел до Тибета, его природа взяла верх, а при переезде к лагерю хорчичабы он отделился от нас, забрал пять верблюдов, нашу палатку и прервал все отношения. Тибетская благодарность!

Даже тибетец не выдерживает здешнего климата. Это уже третий мертвец в караване. Монгольский лама от воспаления легких умер, харчинский лама – от высот. Не чуяли ли мертвеца медведи, когда подбирались к лагерю в ночь его смерти? Но им недолго пришлось ждать; уже утром труп был оставлен им на съедение.

Генерал уехал в Кам[574], и ласковые два дня превращаются в свирепые пять месяцев стояния в летних палатках при морозах свыше –60 °С[575], при ураганных вихрях на высоте 15 000 футов [около 4575 м]. Оставлен с нами всегда пьяный майор и дикие оборванцы солдаты. Запрещено говорить с проходящими караванами; запрещено покупать пищу от населения. Медленно погибает караван. Каждый день у палаток новые трупы, и стаи диких псов шумно делят свою новую трапезу. Из 104 караванных животных погибает девяносто. Умерло пять человек: три монгольских ламы и два тибетца.

Малонов отек от сердечных припадков и наконец тоже умер. Жена приставленного к нам майора заболевает воспалением легких и умирает. Грифы и орлы спорят со стаями собак о добыче. Письмо мое к далай-ламе найдено на дороге в изорванном виде, а гонец будто бы исчез. Говорят о пропавших гонцах генерала. Перехвачены письма к полковнику Бейли, британскому резиденту в Сиккиме и к Генеральному консулу Соединенных Штатов в Калькутте. Нельзя идти назад, запрещается двинуться вперед. Возмутительно! Несмотря на знание Юрием тибетского языка, мы можем лишь изучать тибетскую жизнь во всем ее неприкрашенном виде, но помочь своему положению не можем. Тибетцы лгут ежедневно[576].

Рассказывают, что телеграф между Лхасой и Индией уничтожен, ибо теперь Тибет не нуждается в сношении с «пелингами», что лхасское правительство не принимает во внимание свидетельство доктора о болезнях. Что наш паспорт потерян по дороге, но тут же свидетели опровергают эту выдумку.

Весь народ, эти черные хоры, толкутся, как нибелунги. Спят сидя, едят сырое мясо, прикрыты полуистлевшими, черными от копоти костров меховыми кафтанами. Шепчут: «Завалили край неслыханные снега. Падут наши яки и бараны. Не будет цампы (ячменя), умрут наши дети, и мыумрем. А все оттого, что правительство поступает с великими приезжими людьми бесчеловечно».

Гадают ламы, и все у них выходит, что вестник с добрым ответом уже едет, уже завтра прискачет. Но дни тянутся. Крепнут морозы и вихри. На белой равнине нет никого. Падают кони и верблюды. За ночь подходят дрожащие животные к самым палаткам, дергают веревки, точно стучатся, а на рассвете находим их мертвыми. И закутанные в овчину люди тащат павших за несколько шагов от лагеря. Иначе стаи диких собак и грифы-могильщики не дают покоя. Одна стая собак, около пятнадцати, уже пробовала нападать на людей. Весь день оружие остается при нас. Хочет майор купить наше оружие, чтобы лишить средств всякой защиты. Берегите оружие.

Морозы, вихри, запрещение покупать пищу и сноситься с проходящими караванами. Приходы лживого и пьяного майора. Восстание и отделение наших лам-бурят, думавших ложью и клеветой улучшить свое положение.

И так каждый день среди мерзлой равнины с вялыми линиями разложившихся гор. Затем – переезд из Чунаргена в Шаруген[577]. Два часа пути – и опять тот же плен. Просили пустить нас в ставку Капшепа в Каме, ответили: «Нельзя». Просили пропустить нас Восточным Тибетом – «нельзя». Просили вообще отпустить нас назад – «нельзя». Все нельзя. А в то же время генерал Капшепа пишет нам нелепое письмо о каплях милосердия, падающих с пресветлых пальцев далай-ламы!

Проходят недели. И вдруг сами правители Нагчу едут[578]. Неслыханное дело, чтобы сами правители выезжали. Пришли в черных очках, в мохнатых малахаях; шумели, чтобы навести страх. Удивлялись, что мы придаем значение тибетскому паспорту, и вообще вели себя глупо и нагло. Один из них – бывший лама, как говорят, задушивший сининского амбаня. Другой – старый маньчжурист-чиновник[579], проевший зубы на кляузах. Пережили все их благоглупости. Теперь нас перевезут в Нагчу, но ведь это тот же плен. А затем будто бы «упадут капли милосердия» и нам разрешат пройти на Сикким. Конечно, будет избран самый нелепый путь.

Конечно, при всяком удобном случае еще задержат, еще потребуют подарки, но все-таки когда-то двинемся. Кто из нас надеется, что наш плен ограничится ста днями, но не будет ли правильнее предположить сто пятьдесят дней, да прикиньте еще все задержки по пути. Значит, на задержание положите полгода. Конечно, за это время тибетцы дают нам необычайный случай знакомиться с их жизнью, обычаями и этикой. Без сношений с губернаторами, генералом, дзонгпенами[580], офицерами, старшинами и ламами мы не могли бы составить убеждение в действительности Тибета.

Всюду знаки креста. И старые монгольские монеты несторианских ханов с крестом. И над древним буддистским монастырем под Пекином – крест. И на чепраке седла – крест. И налобник уздечки снабжен крестом. И на камнях Ладакха и Синьцзяна – кресты. Несториане и манихеи широко прошли по Азии. На фресках монастырей – кресты. На узоре кафтана, на четках, на шее, на ладанках – тот же крест. Не свастика со струями огня, но равноконечный вечный символ жизни. На китайских шапках тибетских генералов горит рубиновое крестообразное дордже. Конь счастья несет знак его. Старые бронзовые фибулы, может быть из могил, – крест в круге.