Тревор Бэкстер - Парик

• Название: Парик
• Автор: Тревор Бэкстер
• Издательство: Журнал «Англия»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1990

Тревор Бэкстер обладает талантом драматурга и актера. Его пьесы шли на лондонской сцене. Их постановки осуществлялись также на радио и телевидении. Последняя пьеса Бэкстера, «Тепличный эффект», впервые увидит свет рампы в этом году. Его актерская карьера проходила в Королевской шекспировской труппе, он снимался во многих фильмах и хорошо знаком телезрителям. Недавно в составе труппы ведущего классического экспериментального театра «Чик-бай- Джаул» («Бок о бок») Бэкстер принял участие в кругосветном турне, исполняя роли Гонзало в шекспировской «Буре» и торговца в трагедии Софокла «Филоктит».

Редакция «Англии» специально заказала писателю рассказ для публикации в журнале. Так на свет появился «Парик» — один из немногих рассказов, написанных Бэкстером.

---

Я постучался. Ответа не последовало, так что я опять постучал в дверь. Я еще раз посмотрел вниз, но женщины там уже не было, так что я постучался в третий раз и вошел в комнату, которую так часто посещал мальчишкой. Там были те же огромные книжные шкафы с книгами в кожаных переплетах, стоящими за стеклянными дверцами, те же разбросанные по полу коврики, тот же самый письменный стол. На одном из книжных шкафов за письменным столом стоял стеклянный колпак. Под ним было чучело совы.

Позади меня дверь открылась и закрылась. Повернувшись, я увидел человека, к которому я так часто приходил в детстве: у него были те же самые огромные, холодные глаза, тот же высокий череп, и такой же голый. Некоторое время мы молчали и действительно, поскольку он смотрел на меня с некоторой враждебностью, я не знал, что сказать в растерянности. Затем он прошел через комнату к письменному столу и уселся за него. Перед столом стоял «мой стул», и, повинуясь старой привычке, я подошел и сел на него.

Я начал разговаривать по-немецки, но он меня прервал, сказав отрывисто, что предпочел бы говорить по-английски, назвав его «языком незнакомцев». Он был настолько похож на человека, к которому я раньше приходил, что было невозможно смириться с тем, что он не узнавал меня, и я почувствовал, как в моей груди стала закипать детская злоба из-за его неприветливости. Достав из кармана парик, который перед отъездом из Англии я постарался тщательно отремонтировать, я бросил его на стол.

«Аа, парик», — сказал он. Затем последовало молчание.

«Вы его сын?» — спросил я.

«Чей сын?»

«Актера», — сказал я.

«О да, — сказал он, как мне показалось, не без доли горечи. — Я сын актера».

«Когда вы в последний раз видели своего отца?»

«Я смотрю на него сейчас», — сказал он, уставившись на парик.

«Почему ваш отец оставил цену? — спросил я его. — Судя по всему у него была очень успешная карьера».

На какое-то время он призадумался, затем сказал: «Мой отец был на гастролях и должен был уже вот-вот отправиться в Вену после субботнего вечернего спектакля, когда к нему зашел парикмахер, который после каждого представления причесывал отцовский парик тщательнейшим образом, и, без конца извиняясь, сказал, что парик куда-то запропастился: видимо, его помощник запаковал его не в ту коробку, и парик уже уехал на вокзал; он сделает все возможное, чтобы найти парик к следующему представлению. Так что отец вышел из театра без парика, надев большую черную шляпу, чтобы прикрыть свою лысину, и уехал в Вену ночным поездом».

«А когда был следующий спектакль?» — спросил я.

«На другой вечер. Но в действительности отцовская проблема заключалась не в этом. Дело в том, что в воскресенье утром он должен был сделать предложение моей матери, и его совершенно не привлекала перспектива сделать ей предложение с головой, лысой прямо ото лба».

«Но совершенно очевидно, что она приняла его предложение», — сказал я.

«Но тогда это казалось мало вероятным. Она никогда не могла воспринимать отца серьезно, и, что еще хуже, у него был соперник: актер в его труппе, который играл ведущие роли во всех трагедиях. Он собирался сделать матери предложение в тот же день. Отец и он договорились между собой, что трагик сделает предложение утром, а комик, мой отец, днем; все полагали, что она примет предложение трагика. Когда мой отец, чувствуя себя совершенно голым и не питая большой надежды на успех, зашел в эту комнату, он увидел, что в глазах матери блестели слезы. Решив, что это были слезы радости, и что она приняла предложение его соперника, он повернулся и хотел уйти, но мать позвала его. Вот тогда-то он и заметил, что на письменном столе лежал его парик. Тогда мать стала объяснять ему, как он туда попал, и отец понял, что ее слезы были от смеха. Трагик, стесняясь своих редеющих волос, подкупил парикмахера, чтобы тот украл парик отца не только чтобы свести его шансы на успех к нулю, но и увеличить свои собственные, красуясь в отцовском парике. Однако парик, вместо того, чтобы придать его предложению то дополнительное достоинство, на которое он так рассчитывал, лишил его профиль характерной суровой простоты и подчеркнул густоту его бровей, отчего его предложение прозвучало крайне нелепо. Мать сказала ему, что никак не может выйти замуж за человека, который на сцене часто заставлял ее плакать, а вне сцены, в такой серьезный момент вызывал в ней смех. Трагик сорвал с головы парик, швырнул его на стол, сознался во всем матери и стал умолять ее пересмотреть отказ. Но пока он говорил, мать, которая представляла его только в парике, продолжала смеяться до слез, пока он в гневе не покинул комнату.

Затем отец попытался признаться матери в любви. Сказав всего несколько фраз, он опять увидел в глазах у матери слезы. Решив, что она смеется над ним точно так же, как смеялась над трагиком, отец замолчал и направился прочь из комнаты. Мать подбежала к нему и сказала, что плакала лишь от того, что никогда прежде не видела его без парика, никогда не видела неприкрытую грусть, которая таилась под его комедийными обликами. Отец спросил ее, выйдет ли она за него замуж. Мать сказала, что ей трудно стать женой человека, которого вне сцены она воспринимает серьезно, но который на сцене, однако, заставлял все казаться тривиальным. Тогда отец торжественно пообещал матери, что если она выйдет за него замуж, он никогда больше не наденет парик. Казалось, что мать колеблется, и поэтому отец подошел к книжному шкафу и, поднявшись на несколько ступенек по библиотечной лесенке, снял оттуда чучело совы под стеклянным колпаком и поставил его на стол. Вместо чучела он поместил под колпак свой парик. Он водрузил его опять на книжный шкаф. Мать тут же подошла к лесенке и сказала, что она согласна стать его женой. Обезумев от счастья, отец спрыгнул с лесенки, обнял ее, и через месяц они поженились».

«Превосходно!» — сказал я.

«Вы думаете? — сказал он. — Когда он в следующий раз вышел на сцену, верный своему слову, без парика, публика встретила его выступление гробовым молчанием: лысый романтический комик в то время никому не мог понравиться. За все представление никто не засмеялся. Никто. Это был конец отцовской карьеры».

«Так как же ваш отец тогда зарабатывал себе на жизнь?»

«Его карьера до этого была настолько удачной, что какое-то время он мог позволить себе не работать. Потом, вскоре после моего рождения, в Австрии произошел Аншлюсе. И отец и мать имели еврейскую кровь, и отец вывез из страны деньги и бежал в Англию. Мать осталась в Вене из-за ее очень престарелых родителей и избежала ареста, выбросившись из того окна. Меня усыновили какие-то неевреи, выдавшие меня за собственного младенца».

Последовала долгая пауза, а затем, кивнув головой, он сказал: «Значит отец забрал парик в Англию. Я часто гадал, куда он мог деваться. Вы когда-нибудь видели отца в парике?»

«Никогда», — сказал я.

«Так, свое слово он сдержал», — сказал его сын, беря парик. Он взял его обеими руками и надел его. Эффект был совершенно поразительным: передо мной стоял комик, которого я видел на фотографиях. Я почти слышал смех и аплодисменты зрителей, из которых вряд ли кто был в живых. Из сухого педанта он преобразился в красивого комика.

«Итак, парик вернулся домой», — сказал он, сняв его. Он взобрался на лесенку, приподнял стеклянный колпак, достал оттуда чучело совы и вместо него положил туда парик.

«Вы тоже актер?» — спросил я его.

Он отрицательно покачал головой.

«Так кто же вы? — сказал я. — Ваше сходство с отцом совершенно фантастическое».

Он спустился с лесенки. Бросив сову на стол, он сказал: «Разница между отцом и мной состоит в том, что моя ложь живет долго: я писатель».

Неожиданно все чувство обиды, которое я испытывал на его отца из-за его скрытности, опять нахлынуло на меня: я знал, что каким-то образом меня опять обманывают и не дают узнать о нем правду.

«Ведь вы же все наврали, верно?» — спросил я. Он не ответил мне, и я закричал на него: «Все, что вы мне рассказали, абсолютная ложь!»

«Абсолютная ложь не существует в природе», — сказал он.

«Существует», — сказал я.

«Как же она может существовать? — сказал он. — На свете нет абсолютной правды».

«Есть конечно!» — сказал я, от злости теряя над собой контроль.

Он покачал головой.

«Есть!» — закричал я, а из глаз у меня закапали слезы ярости.

Совершенно не реагируя на мою злобу, он пожал плечами и сказал: «Спросите у парика».

Trevor Baxter

Журнал «Англия» — 1990 — № 3(115)