Лори Ли - С Рози за стаканом сидра

• Название: С Рози за стаканом сидра
• Автор: Лори Ли
• Издательство: Журнал «Англия»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1974

Лори Ли родился в Глостершире в 1914 году. Свою первую книгу он выпустил в 1944 году. Это был сборник стихов «Мой памятник — солнце». За ним последовало еще два поэтических сборника, радиопьеса и несколько книг автобиографического характера о его поездках по Испании, стране, которую он хорошо узнал еще в 30-е годы.

Своей популярностью и как прозаик и как поэт — а у него эту грань провести очень трудно — Ли обязан удивительной способности воссоздавать дух давно минувшей поры или утратившего свой прежний облик места. Нескрываемая симпатия к миру природы, который он описывает в мельчайших подробностях, и населяющим его произведения персонажам завоевала ему такую признательность публики, что лучшая из его автобиографических книг, «С Рози за стаканом сидра», была включена в школьную программу по литературе как в Англии, так и за границей.

Лори Ли был совсем ребенком, когда окончилась первая мировая война. Его глазами мы и видим сдвиги, вызванные вторжением стремительно меняющегося послевоенного мира в безмятежную жизнь его родной глостерширской деревушки. Книга «С Рози за стаканом сидра» вышла в 1959 году. Г. Э. Бейтс, приветствуя ее появление, в своей рецензии в газете «Санди Таймс» называл ее поэмой в прозе, «быстрой и стремительной, как змея…. веселой, неугомонной и чуточку насмешливой книгой…. прозой, которая сверкает и переливается, точно призма».

Помещенный ниже отрывок, опубликованный с любезного разрешения издательства «Хогарт Пресс», знакомит нас с горячо любимой, но временами казавшейся совершенно несносной матерью Лори. Мы встречаем ее в тот момент, когда она, покинув родительский дом, поступает в экономки к человеку, которому суждено было стать отцом Лори.

---

— Поставьте вон там, — сказала мама. Они сбросили его во дворе, получили на чай и, охая, удалились.

— О Боже, — рассмеялась она. — Я и забыла… Это — приложение к чашечке с блюдцем. Пришлось взять: продавалось все вместе. Но уверена, что это нам пригодится.

Ударом колуна мы открыли ящик и собрались все вместе обследовать его содержимое. Там оказался поплавковый кран, связка прутьев для укрепления ковров на лестницах, перо «эгрет», лопата без ручки, несколько сломанных глиняных трубок, коробка, полная бараньих зубов, и фотография Лемингтонских бань в рамке…

Таким же или сходным образом мы получили несколько прекрасных фарфоровых вещиц. Некоторые из них были даже совершенны. Припоминаю, что как-то у нас были часы из Севра, увитые гирляндами розовых ангелов; золоченый сервиз «Дерби с короной»[*Еще одна известная марка английского фарфора, из города Дерби] и несколько воздушных фигурок из Дрездена или еще откуда, напоминающих вспененный солнечный свет. В том, как матери удавалось раздобыть их, никогда не было полной ясности, но, вытирая с них пыль, она гладила их и улыбалась себе самой, переставляла их при разном освещении, а то просто станет и, не отрываясь, смотрит на них с половой щеткой в руках, вздыхая и дрожа от удовольствия. Все они были для нее чем-то вроде волшебных окон. Одни были треснуты, другие — испещрены щербинами, но все они приоткрывали перед ней вход в тот таинственный, знакомый ей по интуиции мир, в который для нее не было доступа. Однако она не могла долго хранить у себя ни одну из них. Она только успевала прочитать о них в книгах, запомнить их формы или их историю, а потом чувство вины или нужда гнали ее в Челтенхэм, где она снова продавала их агентам. Иногда она зарабатывала на этом один-два шиллинга, что слегка облегчало ей душу, но это случалось редко. Обычно же она кричала:

— Боже, как я сглупила! Надо было запросить с них вдвое…

Пытаясь нарисовать облик моей матери, я играю на порванных струнах. Годы убегают назад хаотичной сумятицей. Ее цветы и песни, ее непоколебимая верность, ее старания поддержать порядок, сменявшиеся периодами, когда вновь воцарялась грязь и запустение, почти полное безумие, до которого она доходила, ее стремление к свету, почти ежедневные слезы об умершей малолетней дочери, резвость и веселье, ее припадки, сопровождавшиеся криками, ее любовь к человеку, ее истерические вспышки гнева и справедливость в отношении каждого из нас — все это правило моей матерью, взгромоздившись на ее плечи, словно усевшиеся рядом на одном насесте вороны и голубки. И так же памятно мне, как временами она расцветала и, погрузившись в себя, становилась таинственно прекрасной. И те летние вечера — мы, мальчишки, уже в постелях, — когда зелень тиса наполняет безмолвную кухню и она, надев шелковое платье и свои не бог весть какие драгоценности, садится за фортепьяно и играет.

Она играла плохо; заскорузлые пальцы спотыкались и дрожали, отыскивая нужные ноты, и все же в ее исполнении слышалось какое-то изящество, сквозь заминки прорывались волны чувства, струившиеся из окон кухни точно сигналы из запертой клетки. Сидя в одиночестве, с закрытыми глазами, окутанная шелками и тайнами, она срывала арпеджио с пожелтевших клавиш, через пропыленные золотые аккорды пробиваясь к вершине этого сокровенного мгновения, и тогда, в озаренной сумерками нежности, сотворенной ею, было ясно, что он должен был вернуться к ней.

Лежа без сна в своей все еще довольно светлой комнате, я слушал доносившийся снизу перезвон фортепьяно — рваные аккорды, мучительные паузы и потом искрометные, задорные рулады. Дерзкая и вместе с тем печальная, резкая, но исполненная тоски, музыка взмывала звонким гомоном, потом наступал перелом и она расплескивалась мягкой волной и лизала мою внимающую звукам голову. Мать играла несколько вальсов и, конечно же, «Килларни». Изредка я слышал ее пение — ровный, одинокий, неуверенный голос, обращенный к ее собственным мыслям. То были мирные звуки, полусонные и все же волнующие, почти бесстыдно трогательные. Мне хотелось тогда побежать к ней и обнять, пока она там играет. Но почему-то я так никогда этого и не сделал.

Laurence Edward Alan "Laurie" Lee

Журнал «Англия» — 1974 — № 1(49)

Леонард Розоман

Эти иллюстрации по специальному заказу рисовал Леонард Розоман, член Королевской академии искусств. Розоман родился в 1913 году, учился в Даремском университете и был назначен официальным художником-баталистом при Адмиралтействе в 1943 году. В 1954 году он руководил художественным оформлением Дьягилевской выставки в Лондоне. Он показывал свои картины на индивидуальных выставках в Лондоне и Нью Йорке и принимал участие в групповых выставках в Галерее Тейт, а также во многих других галереях в Лондоне и в Шотландии. Его картины приобретены музеями по всей Англии, а также в Австралии, Бразилии, Кении и Нью Йорке.