Мейлах Бакальчук-Фелин - Воспоминания еврея-партизана

• Название: Воспоминания еврея-партизана
• Автор: Мейлах Бакальчук-Фелин
• Издательство: Возвращение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-7157-0051-5

Мейлах Бакальчук-Фелин (1904–1961) — непосредственный свидетель Холокоста и участник еврейского Сопротивления в годы второй мировой войны, один из создателей первого еврейского партизанского отряда. События, описываемые автором, происходили в 1942–1944 годах на территории Украины и южной части Белоруссии. Полная драматизма жизнь партизан-евреев и сам факт широкого участия евреев в партизанском движении почти неизвестны нашему читателю.

---

Каждый из этих еврейских партизан прежде побывал в лапах фашистских извергов. Иоську я знаю только по имени. Сам он из Польши, в начале войны бежал оттуда, остановился в Морочном, небольшом местечке неподалеку от Пинска, попал в оккупацию и оказался в Морочненском гетто. Накануне ликвидации гетто Иоська бежал в Любешовский лес, потом — в Завишский, что вблизи городов Камень-Каширский и Пинск. В бою у гребли он проявил героизм.

Борух Флейшман родом из Янова (неподалеку от Пинска) бежал в лес из гетто, захватив с собой нож мясника. В лесу он встретился с партизанами Попова, и они привели его на свою лесную стоянку. Без оружия тогда не принимали в партизанский отряд — обязательно надо было иметь при себе винтовку или наган. У Флейшмана был только нож. Через пару дней командир отряда согласился принять его с условием, что он сам должен раздобыть себе оружие. В этом бою у гребли Флейшман раздобыл винтовку и пистолет. Он бросился со своим ножом на немца и, убив его, забрал оружие.

Особый путь мучений прошел третий партизан — Алик Абугов. Он был из Одессы и после нападения немцев на Советский Союз пошел добровольцем в Красную Армию. Попал в плен. Когда немецкий офицер приказал евреям отделиться от остальных пленных, Абугов понял в чем дело и остался стоять среди русских. Это спасло его от смерти, так как все евреи были расстреляны. Алик Абугов был отправлен в лагерь военнопленных в Ковель. Оттуда он вместе с другим пленным, Федей Никаноровым, бежал. Они сделали подкоп под колючей проволокой и бежали в лес. Некоторое время они блуждали безоружные. С голыми руками напали на украинского полицая, забрали у него винтовку и револьвер. Впоследствии они вступили в партизанский отряд Попова, действовавший в районе Любешов — Пневно — Камень-Каширский.

Отряд Попова проходил мимо нашего леса и совершенно случайно натолкнулся на немцев-карателей. Это было какое-то чудо. Если бы не это, немцы, безусловно, истребили бы евреев, бежавших из серниковского гетто и скрывавшихся в лесу.

Партизаны задержались у нас на несколько дней. Наша группа провела вместе с ними ряд удачных налетов на полицейские участки и немецкие фермы в окрестных селах. Каждую ночь небо было красным от пламени подожженных немецких хозяйств. В селах собрали много хлеба, одежды, полотняного белья. Ведь люди бежали из гетто в чем были, не захватив с собою даже пару белья. Вопрос о смене белья стоял так же остро, как вопрос питания. Наряду с голодом мы страдали от вшей. Не помогало то, что обжигали тела у костра, и то, что несколько раз в день обирали вшей с белья. Через несколько минут тело опять покрывалось большими вшами.

Душевные ребята были партизаны отряда Попова. Среди них особенно выделялся своим дружелюбием к евреям партизан Неделин, награжденный к концу войны Московским партизанским штабом орденом Ленина.

Отряд Попова направился на восток. Их план состоял в том, чтобы быть ближе к фронтовой зоне и при первой возможности достичь советской территории. Наша группа провожала их до реки Горынь.

Из этого отряда в нашей группе остались Алик Абугов, Анатолий Курочкин и Геник Музычко[21]. Это были опытные в боевых делах партизаны.

Глава 5 Налет на Высоцк

В ноябре 1942 года на полесской земле выдались хорошие дни и звездные ночи, как и год назад накануне серниковской резни. Евреи в лесу усматривали в этом милость Божию; они верили, что Иегова[22] не отвернулся от своего народа.

На завалинках возле хат, на гумнах верующие крестьяне поражались сухой осени, какой они не помнили много лет. Они заглядывали в пожелтевшие страницы Нового Завета и выискивали там указания на то, что уцелевшие остатки иудейского племени не будут истреблены и что хорошая погода — это дар евреям, чтобы они не погибли в лесах от дождей и холода.

Действительно, было истинным счастьем, что небо было безоблачным, а ночи ясные, светлые. Однако готовились к непогоде. Строили шалаши, как некогда в пустыне[23].

Еврейское население в Сварыцевичском лесу увеличилось: от трех десятков оно возросло до двух сотен. Евреи поняли, что блуждая мелкими группами они могут скорее погибнуть, и по ночам направлялись в Сварыцевичский лес.

С каждым днем Сварыцевичский лес становился все известнее. После победы над немцами под Бутовскими хуторами прятавшиеся в разных уголках леса евреи переоценили наши боевые возможности, полагая, что немецкие каратели из Столина были разгромлены нашей группой.

Мы расширили нашу деятельность и стали препятствовать отправке крестьянских поставок хлеба немцам в районный центр Высоцк. Мы также мешали осуществлению вербовки молодежи в деревнях для отправки на работы в Германию. Посреди дня выходили мы на дороги, задерживали подводы, возившие хлеб для немцев, и забирали его. Для вида мы выдавали крестьянам квитанции, что хлеб конфискован советскими партизанскими частями. Мы задерживали подводы с молодыми людьми, направлявшимися в Высоцк на вербовочный пункт, чтобы оттуда быть направленными вглубь Германии на шахты. Мы пригрозили крестьянам, что если они будут поставлять хлеб немцам и будут выполнять инструкции немецкого гебитскомиссара, мы накажем по партизанскому закону тех, кто не выполняет наши приказы.

Все это пугало крестьян, и они были в отчаянии, не зная, чью власть признать. Они говорили: «Днем у нас немецкая власть, а ночью — партизанская».

От связных мы узнали, что немцы готовят большую карательную экспедицию для уничтожения «еврейских партизан-бандитов» в Сварыцевичском лесу. Мы также узнали, что немцы приказали лесным сторожам сжечь дома, расположенные на краю леса и на близлежащих к лесу хуторах, и что в компенсацию пострадавшим отдадут еврейские дома в местечках. Немцы этим распоряжением преследовали цель лишить евреев возможности раздобыть себе у крестьян пищу.

Немцы активизировали действия банд, которые уже было притихли, испугавшись нашей группы. В Николаевском лесу бандиты убили семью серниковской еврейки Одл Яшпе, жившую в шалаше. Из Озерского леса прибежал раненый мальчик. Он жил со своим братом и еще несколькими евреями в землянке. Старшие отправились в деревню на поиски пищи, и в землянке остались одни дети. Тогда и напали на них бандиты. Брата прибежавшего мальчика они зарезали. Оба мальчика бежали из гетто в местечке Городно[24] на тракте Столин — Серники.

Алик Абугов сейчас же отправился в Озерск и узнал у крестьянина фамилии убийц. Он застал обоих убийц в одной хате и здесь же на месте их застрелил, а затем среди бела дня поджег хаты обоих бандитов. Для бандитов в Озерске и окружающих селах это было наглядным уроком и указанием на то, что есть карающая рука и что за смерть они поплатятся смертью.

Мы готовились совершить налет на Высоцк — районный центр в 35 километрах от наших землянок. Там находилось 30–40 немецких жандармов и 120 украинских полицаев. Каждый из нас понимал опасность предстоящей операции. Но в такое беспощадное время мы пренебрегали логическими доводами. Нами руководила другая сила — страстное чувство мести.

16 ноября 1942 года мы отправились на выполнение этой операции.

Сперва — на Сварыцевичский двор, и там в вечерних сумерках силой захватили две пары лошадей. Мы окружили двор, разогнали охрану, зашли на конюшню, выбрали четырех гнедых лошадей и впрягли их в повозки.

Когда мы выехали на тракт, связывающий Волынь с Полесьем, было уже темно. Мы быстро гнали лошадей в расчете вернуться этой же ночью обратно и в то же время не были уверены, выйдем ли из Высоцка живыми. Пошел дождь со снегом. Все вокруг побелело. Повозки и нас залепило снегом. Мы зарылись в солому. Молчим, не произносим ни единого слова. Каждый погрузился в свои думы. Всех нас беспокоил некстати выпавший снег, дававший врагу возможность обнаружить наш след. Со двора также могли сообщить немцам о нашем визите.

Мы быстро проезжали хутора. Вокруг мертвая тишина, ни живой души. Ни в одной хате не светился огонек. Белый заснеженный тракт, всегда очень оживленный, где далеко-далеко раздавались крики «вьё-вьё!» волынских крестьян, теперь выглядел мертвым. Этот тракт связывал между собой местечки Полесья и Волыни, по нему когда-то евреи ездили друг к другу на свадьбы и торжества, на базары и ярмарки. В Замрученье[25], деревне на полпути, бывало, останавливались в единственном еврейском доме, у Иоселя Замрученьского, где с большой сердечностью и щедрым гостеприимством принимали всех проезжих, как евреев, так и христиан. Здесь безвозмездно поили и кормили. Даже среди ночи кипятили здесь пузатые медные самовары.

Лежа в повозке зарывшись в солому, вспоминал я многих гостеприимных еврейских поселян, тех, кто давно уже умер, и тех, кого истребили гитлеровцы. Перед моими глазами проплывали лица дорогих и близких людей, которые всего несколько недель назад были со мною вместе. Казалось, что это был страшный сон, и все-таки это была горькая действительность. Сердце сжималось от того, что за такое короткое время мир так перевернулся и я сам висел сейчас между жизнью и смертью.