Джонатан Свифт - Дневник для Стеллы

• Название: Дневник для Стеллы
• Автор: Джонатан Свифт
• Издательство: Наука
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1981

«Дневник для Стеллы» состоит из 65 писем Джонатана Сфифта (1667—1745) к самому близкому ему человеку — мисс Эстер Джонсон. Нигде и никому Свифт не писал о себе с такой откровенностью, как в этих письмах, и едва ли где он еще выразил себя с большей полнотой. Эта книга помогает хотя бы отчасти постичь сложную, удивительную и непостижимую личность Джонатана Свифта. Перевод А.Г. Ингера и В.Б. Микушевича, приложения и примечания А.Г. Ингера.

---

По пути в Лондон он отправил Эстер Джонсон письмо, которое и положило начало «Дневнику для Стеллы», впервые предлагаемого вниманию русского читателя. Это было обычное дорожное письмо, не отличающееся от других писем Свифта. Но, очутившись в Лондоне, он вскоре почувствовал, что становится очевидцем событий, которые, возможно, будут иметь огромное значение для судеб его страны, и что в его собственной судьбе могут произойти перемены, которых он столько лет ожидал и на которые так надеялся. Писать об этом от случая к случаю, лишь в ответ на получаемые из Ирландии письма, значило многое, достойное упоминания, забыть, и тогда он решает превратить свои письма в некое подобие дневника. Постепенно с каждым новым письмом стала складываться у Свифта своеобразная манера вести свои записи, делающая его дневник не похожим ни на какой другой. При этом он и не помышлял превратить свои записи в книгу и отнюдь не собирался публиковать их. Более того, дневник ни в коем случае не предназначался для посторонних глаз и, если Письма первоначально сохранились, то, возможно, лишь благодаря благоговейному отношению Эстер Джонсон к каждой написанной Свифтом строке и еще вскользь оброненным им как-то словам, что на склоне дней ему будет любопытно перечесть эти страницы. Да и название «Дневник для Стеллы» принадлежит не Свифту, а позднейшим его издателям и биографам. И лишь после публикации этих писем отдельной книгой в 1784 г. началась ее история не только как выдающегося документа эпохи и одновременно документа глубоко личного, автобиографического, но прежде всего как литературного памятника, естественно вписавшегося в круг получивших распространение именно в XVIII в. жанров писем, записок, исповедей, дневников.

* * * *

Попытаемся теперь воспроизвести канву важнейших событий, происходивших во время этого пребывания Свифта в Англии, частью на основании записей «Дневника», где они окружены таким количеством самого разнородного материала, что некоторые существенные моменты могут ускользнуть от внимания читателя, а частью выходя за пределы этих записей, ибо Свифт далеко не все в них упоминает — из предосторожности, порой из предвзятости, а еще и потому, что даже он был далеко не обо всем осведомлен, и факты, накопленные с тех пор как литературоведами, так и историками, позволяют более полно восстановить истинную картину тех лет.

Хотя на основании «Дневника» можно подумать, что политическая ситуация, сложившаяся в Лондоне к приезду Свифта, была для него неожиданностью, на самом деле он знал о начинающихся переменах и даже рассчитывал на них: еще до отъезда он писал своему лондонскому издателю Туку, что надеется вскоре его увидеть, и прибавлял: «… похоже… будет установлен новый порядок вещей, а у меня есть та заслуга, что я не стал приноравливаться в старому» [Corresp., 1, 166.]. Дни кабинета вигов еще недавно, казалось бы, столь устойчивого, были сочтены. Этому содействовало много причин, и в первую очередь усталость от войны за Испанское наследство, которой не видно было конца. Между тем виги стояли за ее продолжение, ссылаясь на то, что еще одна-две победоносные кампании принудят Францию к безоговорочной капитуляции. Герцог Мальборо, не довольствуясь своим положением и огромными законными и незаконными доходами, потребовал присвоения ему звания главнокомандующего пожизненно, а его супруга — фаворитка королевы — властная и не менее корыстная Сара Дженингс чувствовала себя в Сент-Джеймском дворце полновластной хозяйкой. Но бывший член нынешнего кабинета вигов, ушедший несколькими годами ранее в отставку, Роберт Гарли давно уже исподволь внушал недоверчивой, упрямой и нерешительной королеве Анне, что ей пора освободиться от ига семейства Мальборо (сын лорда-казначея Годольфина и государственный секретарь Сандерленд были женаты на дочерях герцога). И вот как раз в это время королеве представился подходящий повод.

Неистовые проповеди фанатичного высокоцерковника Сэчверела, провозгласившего, что при вигах церковь находится в опасности, и сопровождавшего свои обвинения оскорбительными личными нападками на министров, всколыхнули рьяных поборников веры. Попытка кабинета обвинить Сэчверела в государственной измене вызвала такую бурю протестов, что замысел кабинета потерпел неудачу. И тут-то королева Анна, всегда ревновавшая о вере, решила этим воспользоваться. В августе Годольфину велено было подать в отставку, и он в ярости сломал свой белый жезл лорда-казначея. Вскоре получил отставку и Сандерленд, а Сара после бурного объяснения с королевой уже несколько месяцев не появлялась в ее покоях. В сентябре последовала отставка остальных членов кабинета, и Роберту Гарли, хотя он занимал тогда скромный пост лорда казначейства, было поручено сформировать новый кабинет. Парламент был распущен и были назначены выборы нового. События следовали друг за другом с такой быстротой, что производили ошеломляющее впечатление. И не только в самой Англии. Ее союзники прекрасно понимали, что это повлечет за собой столь же решительные перемены в ее политике на континенте.

С какой же целью пришли в Уайтхолл умеренный осторожный Гарли и его молодой и честолюбивый коллега Сент-Джон? Последний с завидной откровенностью высказал это много позднее в письме к У. Уиндхему: «Боюсь, что мы появились при дворе с теми же самыми стремлениями, с какими это делали все партии, что главным побудительным мотивом наших действий было забрать в свои руки управление государством, а главным нашим желанием было закрепить за собой власть и все наиважнейшие посты, а также получить возможность вознаграждать тех, кто помог нашему возвышению, и вредить тем, кто нам противодействовал» [Цит. по кн.: Trevelyan G. М. England under queen Anne, in 3 vols. London, 1930—1934, III, p. 96.].

У дальновидного Гарли была своя тактика: желая оставить для себя возможность лавировать, он не хотел оказаться на поводу у крайних тори и вывести из игры вигов; кроме того, он понимал, что единственным козырем, который мог оправдать приход их кабинета к власти и снискать ему популярность, был мир. С этой целью он, еще не будучи главой кабинета, в августе 1710 г. начал искать возможности прямых переговоров с Версалем. Теперь Гарли был крайне необходим человек, который сумел бы представить его кабинет в самом выгодном свете и убедить английский народ в благотворности происшедших перемен. И то, что ему удалось привлечь на свою сторону Свифта, было величайшей его удачей. Приехав в Лондон, Свифт на первых порах еще по инерции посещает вигов, но 29 сентября 1710 г. вскользь упоминает в «Дневнике», что завтра ему предстоит встретиться с Гарли. Судя по всему, эта встреча была подготовлена заранее. Кому принадлежала инициатива? Думается, что она была обоюдной. Свифт искал путей, чтобы выполнить порученное ему дело с первинами; он не скрывал, что считает себя человеком обиженным, с которым прошлое министерство поступило несправедливо, а Гарли через своего секретаря Льюиса и однокашника Свифта по колледжу — банкира Стрэтфорда, по-видимому, давал ему понять, что стоит лишь ему захотеть, и он преуспеет.

4 октября происходит их знакомство, 7 октября Свифт излагает Гарли свое дело, 10 октября Гарли уже сообщает ему, что доложил о его ходатайстве королеве и что через неделю все будет сделано, а 21 октября, то есть через две недели после их знакомства, он уверяет Свифта, что королева даровала первины и осталось только выполнить формальности. Какой это был разительный контраст с поведением вигов! Еще бы, Гарли, против своего обыкновения, торопился: ему необходимо было связать Свифта благодарностью и обязательствами. Мало этого, уже при второй встрече он знакомит Свифта с членами своей семьи; его принимают не чинясь, не в канцелярии, а за обеденным столом, в кругу семьи и знакомых, как друга, как равного, как человека, знакомство с которым — честь. И ему не милость оказывают, а услугу, и в ответ тоже просят помочь, оказать дружескую услугу. Гарли понимал, что имеет дело с человеком гордым, самолюбивым, обидчивым, а подчас и высокомерным с теми, от кого он боялся встретить недостаточно уважительное отношение. После беседы Гарли сам отвозит его в карете, правда, не в своей — это еще впереди — и не домой, а к Сент-Джеймской кофейне. Насколько это было непохоже на холодный формальный прием Годольфина! И сознание этой разницы вызывает в душе Свифта еще большую ярость против вигов.

Виги, по-видимому, прослышав об этом опасном сближении, спохватились. Галифакс беспрестанно приглашает Свифта к себе; главный казначей и смотритель придворных служб изъявляют желание познакомиться с ним, но уже поздно, и теперь Свифт отделывается от их назойливых приглашений. А как меняется тон его записей! Еще недавно он писал, что до смерти устал от этого города, что хотел бы никогда больше сюда не приезжать, а теперь он уже только посмеивается, наблюдая падение вигов, теперь он находит, что жизнь в Лондоне имеет «неизъяснимую прелесть»; и, наконец, 14 октября мы читаем: «Я не намерен пользоваться чьим бы то ни было влиянием, кроме собственного». И если в первых записях единственный мотив, которым он руководствуется, — месть и необходимость во что бы то ни стало добиться выполнения порученного ему дела, то теперь возникают иные мотивы: мистер Гарли «любит церковь». Ведь теперь ему необходимо было как-то сформулировать для себя, в чем же состоят достоинства людей, пришедших к власти.