Джонатан Свифт - Дневник для Стеллы

• Название: Дневник для Стеллы
• Автор: Джонатан Свифт
• Издательство: Наука
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1981

«Дневник для Стеллы» состоит из 65 писем Джонатана Сфифта (1667—1745) к самому близкому ему человеку — мисс Эстер Джонсон. Нигде и никому Свифт не писал о себе с такой откровенностью, как в этих письмах, и едва ли где он еще выразил себя с большей полнотой. Эта книга помогает хотя бы отчасти постичь сложную, удивительную и непостижимую личность Джонатана Свифта. Перевод А.Г. Ингера и В.Б. Микушевича, приложения и примечания А.Г. Ингера.

---

16 августа, не заезжая в Лондон, и не повидавшись ни с кем, Свифт уехал в Ирландию. Он и теперь не оставлял надежд на возвращение, не исключал возможности будущего сотрудничества с Болинброком или с Оксфордом или даже с теми из тори, кто приспособился к новому порядку вещей. Только 11 сентября он узнал об отставке Болинброка и из обстоятельств, сопровождавших это событие, понял, что теперь ему предстоит надолго, быть может навсегда, остаться в Ирландии.

Виги начинали сводить счеты. 18 марта 1715 г. Болинброк, опасаясь преследования, тайно бежал во Францию; 9 апреля был учрежден Тайный комитет во главе с Уолполом для расследования всех документов, относящихся к Утрехтскому договору; 10 июня на основании представленного этим комитетом отчета парламент обвинил Оксфорда, Болинброка и Ормонда в государственной измене, а месяц спустя Уолпол расквитался с одним из своих недавних обвинителей, заключив Оксфорда в Тауэр, откуда тот вышел лишь через два года. Ормонд тоже спасся бегством. Это был разгром, окончательный и бесповоротный. Таков был финал целого этапа в жизни Свифта. Он приехал в Англию на три-четыре месяца, а пробыл почти четыре года и возвратился в Ирландию потому, что после происшедших перемен его политической карьере в Англии пришел конец. Теперь ему предстояло, как он писал, «… с помощью привычки научиться переносить эту страну» (Ирландию. — А.И.) [Corresp., I, 375.].

Читателю «Дневника для Стеллы» невозможно не заметить того обстоятельства, что на его страницах то и дело по разному поводу проскальзывает отчетливая неприязнь автора ко всему ирландскому. У епископа Клогерского «милая ирландская забывчивость»; сестре Парнела «несколько свойственна ирландская бесцеремонность»; в другом месте он замечает: «… зимой в Лондоне нет ничего хуже, нежели полчища ваших ирландцев… впрочем, я всегда держусь от них подальше». Свифт с подчеркнутым пренебрежением относится к оценке его писаний ирландской публикой и уверяет, что вообще предпочитает обходиться без ее одобрения. Следует отметить, что такого рода неприязнь характерна не только для «Дневника». «Известия о раздорах, связанных с выборами мэра Дублина, — пишет он Кингу 13 октября 1713 г., — занимают нас ровно столько же, как если бы вы прислали нам отчет о своем маленьком сынишке, забавляющемся вишневыми косточками, и вообще самое лучшее, что может сделать ирландское правительство, — это не беспокоить нас своими делами» [Ibid., 391.]. «Поверите ли, — читаем мы в „Дневнике“, — я серьезно убежден, что если бы ДД не жили в Ирландии, то я не вспоминал бы о ее существовании и двух раз в году». Свое назначение в деканат св. Патрика он воспринимает как изгнание, как ссылку. «Газеты поведают вам, — пишет он Дайперу, — что я вновь осужден на житье в Ирландии» [Ibid., 346.].

Как ни мучительны были для него последние недели в Лондоне, как ни тяжело было ему наблюдать развал кабинета, там была жизнь, там вершились судьбы Англии и шла напряженная борьба, которая соответствовала его темпераменту и склонностям, там было где развернуться его таланту. Здесь, в Ирландии, все казалось ему провинциальным и убогим, а местные конфликты в сравнении с тем, что происходило в Лондоне, представлялись мелкими дрязгами. Но это еще не все. Ведь он добыл для ирландской церкви первины, а там почти никто не признавал его заслуг, ведь его имя так и не было официально упомянуто в связи с этим делом. Зато все прекрасно знали, что, бывший сторонник вигов, он перешел на сторону тори и был правой рукой свергнутого ныне кабинета. В парламенте и магистратах Ирландии преобладали виги (недаром Свифт с таким раздражением писал об ирландском парламенте тех лет, требуя его роспуска и выборов нового, лояльного к тори). Представители различных религиозных сект — а они составляли не меньше половины английских поселенцев в стране — ненавидели тори, потому что именно тори ввели в Ирландии Акт о присяге и преградили им путь ко всякого рода должностям, а Свифт был рьяным сторонником Акта о присяге. Наконец, все поселенцы в Ирландии — и сторонники англиканской церкви, и нонконформисты — считали, что кабинет тори готовит реставрацию Стюартов, а это было бы на руку коренному населению страны — католикам-ирландцам и во вред всем протестантам: и приверженцам англиканской церкви и диссентерам.

Но и помимо всего этого, что было ему, первому публицисту страны, делать здесь, в Ирландии, лишенной и тени политической самостоятельности? Здесь завистливо игнорировали стремительный взлет, произошедший в его судьбе, и по-прежнему числили в одном ряду с прочими писаками, а для его гордости это было непереносимо. И, кроме того, по рождению он был англичанин и никогда этого не забывал. Он, по-видимому, вполне искренно, будто заклинание, вновь и вновь твердит в «Дневнике» о своем желании уехать в Ларакор, увидеть свои ивы и кустарник, словно стараясь убедить самого себя, что именно в таком образе жизни, вдали от министров и политики, заключается счастье, но в душе прекрасно понимал, что такое счастье не для него. И жить он хотел в Англии.

Должно было пройти несколько лет очень замкнутого, сурового существования, прежде чем Свифт окончательно осознал, что отныне его судьба навсегда связана с этим островом, что и он теперь — один из этих второсортных подданных английского короля. Вот тогда-то и родилось у него желание показать своим торжествующим соперникам в Лондоне, что и там, в Ирландии, он может быть для них страшен, что и в изгнании он заставит их считаться со своим пером. Тогда-то и появились его знаменитые «Письма суконщика» (1724—1725), всколыхнувшие всю Ирландию и явившиеся важнейшей вехой национально-освободительного движения в стране. Вместе с тем не следует, конечно, упускать из вида, что, выступая в этих своих памфлетах против всякого ущемления прав ирландцев в вопросах управления, торговли, ремесел и законодательства, Свифт первоначально вел речь не о коренном населении Ирландии, а о переселившихся туда англичанах. Он недвусмысленно высказал это в письме к графу Питерборо от 28 апреля 1726 г., которое он просил передать тогдашнему премьер-министру Уолполу и в котором он по пунктам изложил свою программу урегулирования ирландских дел. Первым пунктом в нем значится следующее: «Поскольку всех людей, родившихся в Ирландии [курсив Свифта. — А.И.], называют ирландцами и обращаются с ними как с таковыми, несмотря на то, что их отцы и деды родились в Англии, а их предки завоевали Ирландию, то из этого следует всепокорнейше умозаключить, что, в соответствии с принятыми у всех других народов и в частности у греков и римлян обычаями, с ними должны обращаться таким же образом, как и с любыми подданными Британии» [Ibid., Ill, 131.].

Однако высказанным им в памфлетах «Письма суконщика» мыслям о положении жителей Ирландии суждено было постепенно приобрести куда более широкое истолкование, нежели поначалу имел в виду Свифт. Ведь в своих «Письмах суконщика» [Свифт Дж. Памфлеты, с. 118.] и других ирландских памфлетах Свифт писал о том, что английские лорды довели ирландских крестьян до полного обнищания и обрекли их на голодную смерть, о том, что все сколько-нибудь значительные гражданские и церковные должности раздаются и продаются англичанам, что ирландский парламент лишен каких бы то ни было прав и ничего не решает, а судьбу страны вершат в стенах английского парламента, наконец, что интересы Ирландии постоянно приносятся в жертву алчности и властолюбию Англии, а ее жители низведены до положения париев. Все это было справедливо (пусть в неодинаковой степени) в отношении всех категорий обитателей Ирландии: выходцев из Англии и коренных ирландцев, протестантов и католиков, вигов и тори, людей обеспеченных и бедняков. В итоге призывы и обличения Свифта привели к самому неожиданному результату — впервые в истории многострадального острова они объединили эту разнородную, охваченную постоянными раздорами и ненавистью массу людей вокруг идеи борьбы за свое достоинство, за равенство со всеми другими подданными английского короля и право быть хозяевами на своей земле. И Свифт, всегда так упорно сопротивлявшийся допуску диссентеров на государственную службу, так изобличавший происки папистов, так пренебрежительно отзывавшийся во времена, когда он писал свой «Дневник для Стеллы», о спорах в ирландском парламенте, волею судеб оказался выразителем чаяний всех слоев населения Ирландии.

В «Дневнике для Стеллы» он насмешливо уподоблял хулиганские выходки могоков на ночных улицах Лондона, полосовавших ножом лица прохожих, действиям ирландских крестьян, в порыве отчаяния подрезавших сухожилия у скота, принадлежавшего английским лендлордам, и при этом нимало не задумывался над смыслом этих действий, их причинами. В IV же части «Путешествий Гулливера» мы читаем строки, свидетельствующие о существенных переменах в позиции писателя: «… богатые пожинают плоды работы бедных, которых приходится по тысяче на одного богача, и… громадное большинство нашего народа вынуждено влачить жалкое существование, работая изо дня в день за скудную плату, чтобы меньшинство наслаждалось всеми благами жизни». Здесь нельзя не видеть влияния начатой сатириком уже в конце 1719 — начале 1720 гг. кампании в защиту прав Ирландии. Сочиняя в январе 1727 г. посмертную характеристику Стеллы, он счел необходимым включить сюда строки, которых никак нельзя себе представить в тексте «Дневника»: «Она любила Ирландию намного сильнее, нежели большинство из тех, кто обязан ей своим рождением и богатством… Тирания и несправедливость Англии в отношении этого королевства вызывала у нее негодование». Тогда, в Англии, он выступал как публицист одной партии, теперь же он выступал фактически от лица всего народа. Вот почему последующие борцы за независимость Ирландии, несмотря на все приведенные выше оговорки, имели Основание считать его человеком, способствовавшим зарождению ирландского национального самосознания и ирландским патриотом. Таков был объективный результат его последующей деятельности. Однако более обстоятельный разговор об этом периоде его жизни уже выходит за пределы нашего повествования.