Игорь Курукин - Анна Иоанновна

• Название: Анна Иоанновна
• Автор: Игорь Курукин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03752-6

В судьбе Анны Иоанновны было немало крутых поворотов: природную русскую царевну, племянницу Петра I, по его воле выдали замуж за иноземного принца, полжизни провела она бедной вдовствующей герцогиней в европейском захолустье, стала российской императрицей по приглашению вельмож, пытавшихся сделать её номинальной фигурой на троне, но вскоре сумела восстановить самодержавие. Анна не была великим полководцем, прозорливым законодателем или смелым реформатором, но по мере сил способствовала укреплению величия созданной Петром империи, раздвинула её границы и сформировала надёжную и работоспособную структуру управления. При необразованной государыне был основан кадетский корпус, открыто балетное училище и началось создание русского литературного языка.

Книга доктора исторических наук Игоря Курукина, написанная на основе документов, рассказывает о правлении единственной русской императрицы, по иронии судьбы традиционно называемом эпохой иностранного засилья.

---

Что ж, оспины в XVIII столетии портили немало прелестных лиц, и многие портреты той эпохи льстили оригиналам.

Однако нам известны тёплые письма Бирона жене. «Целую своего сына, мой ангел, твой верный слуга Э.И. Бирон», — радовался молодой камер-юнкер 19 марта 1724 года рождению первенца. Старший сын Эрнста Иоганна Пётр (будущий последний герцог Курляндский) родился 15 февраля 1724 года в Елгаве; вопреки точке зрения некоторых исследователей, он не может быть ребёнком Анны{74}. Косвенным доказательством непричастности Анны к его рождению является предпринятая в 1739 году попытка фаворита сосватать за него племянницу императрицы, мекленбургскую принцессу Анну Леопольдовну. Возможно, для циничного и честолюбивого Бирона близкое родство и не являлось препятствием к свадьбе, но богобоязненная Анна Иоанновна едва ли согласилась бы на кровосмесительный брак.

Анне в это время опять подыскивали женихов — на этот раз уже «доброжелательные» курляндские дворяне представили в Петербург список из семнадцати кандидатов в возрасте от трёх месяцев до сорока лет. Но и этот манёвр остался безрезультатным: главный и реальный претендент, ландграф Георг Гессен-Кассельский, был младшим братом шведского короля и потому категорически не устраивал Петра I.

Бестужев отправился уговаривать Фердинанда вообще отказаться от трона и передать право «сукцессии» русскому царю; но герцог от такого варианта отказался да ещё выдвинул финансовые претензии по поводу взимания «контрибуций». «Вашей светлости дружественный дядя Пётр» послал герцога с его запросами к бессильному польскому монарху, а Бестужев — естественно, от имени Анны — представил ему счёт на 900 тысяч рублей, так и не выплаченных Анне по брачному договору, приплюсовав все прочие её расходы, включая покупку мебели и одежды.

Пока обер-гофмейстер был занят этими государственными делами (саму Анну, естественно, никто в расчёт не принимал), медленно, но верно проходило возвышение Бирона. Из обычного управляющего он постепенно превратился в доверенного придворного — камер-юнкера, ведь кто-то должен был добывать деньги на текущие расходы, улаживать бытовые проблемы, наконец, развлекать забытую герцогиню. Весной 1724 года он вместе с Анной прибыл на коронацию императрицы Екатерины; там он общался с коллегой, камер-юнкером голштинского герцога Берхгольцу. Его хвастливый рассказ о своей госпоже и делах курляндского двора передал Берхгольц: «Как рада должна быть добрая герцогиня, что наконец может опять возвратиться в свои владения, где ей совсем иначе живётся, чем здесь, легко себе представить, особенно если принять во внимание, что в последние годы она приобрела в Курляндии такую любовь, что её почитают там почти как полубогиню. У неё, говорят, еженедельно бывают два куртага, именно по воскресеньям и средам, и она курляндскому дворянству при всех случаях оказывает много милости и доброты. Двор её, по словам камер-юнкера, состоит из обер-гофмейстерины Ренне, трёх немецких фрейлин и двух-трёх русских дам, из обер-гофмейстера Бестужева, одного шталмейстера, двух камер-юнкеров, одного русского гоф-юнкера и многих нижних придворных служителей»{75} — у нас, мол, не хуже, чем у больших!

На этот раз довольный Пётр был щедр — пожаловал герцогине три тысячи рублей и обещал навестить её в Митаве следующей весной. Но больше им не суждено было встретиться. Анна в сентябре отбыла в Курляндию и осталась в стороне от бурных петербургских событий во время предсмертной болезни Петра I. Впервые в России вопрос о престолонаследии решался в открытом, хотя и далеко не парламентском споре. Вначале речь шла о регентстве Екатерины при маленьком императоре Петре II. Но за её «самодержавство» выступила новая сила — старшие офицеры гвардии. Добрая, но неграмотная императрица управлять государством не могла. «Кто бы мог подумать, что он целую ночь проводит в ужасном пьянстве и расходится, это уж самое раннее, в пять или семь часов утра» — таковы впечатления саксонско-польского посланника Иоганна Лефорта от жизни петербургского двора. Поэтому в 1726 году пришлось создать Верховный тайный совет, который с тех пор фактически управлял страной. Для Анны и её двора смена фигуры на престоле обернулась к лучшему — Екатерина увеличила содержание покорной родственницы.

Бирон к тому времени дослужился уже до обер-камер-юнкера и прибыл в столицу с поздравлениями новой императрице от герцогини. Он же выполнял финансовые поручения Анны Иоанновны и её родни: «1725 года марта 22 дня по указу её высочества государыни царевны Прасковьи Иоанновны отдано в Санкт-Петербурге от дому её высочества денег её высочества государыни царевны и герцогини Курляндской Анны Иоанновны камер-юнкеру Бирону двести рублёв, которые деньги он, Бирон, повинен привезть в Митаву и подать её высочеству в хоромы. Того дня в приёме оных денег подписался своеручно Е. I. Biron»{76}. По поводу курляндских дел Анна Иоанновна лично писала членам Верховного тайного совета Александру Даниловичу Меншикову и Андрею Ивановичу (Генриху Иоганну) Остерману, прося о содействии. С ними пришлось иметь дело и её посланцу. Могущественный Меншиков в ту пору едва ли обратил внимание на скромного камер-юнкера — светлейший князь сам примерялся к курляндской короне. Но и опытный Остерман едва ли мог понимать, что имеет дело с будущим соперником в борьбе за власть и влияние.

Екатерина I пожаловала Бирону 500 рублей. Каким-то образом он сумел обратить на себя благосклонное внимание императрицы — правда, только как эксперт по лошадиной части. До нас дошёл указ Екатерины Бестужеву: «Немедленно отправить в Бреславль обер-камер-юнкера Бирона или другого, который бы знал силу в лошадях и охотник к тому был и добрый человек, для смотрения и покупки лошадей». Ответственное поручение было успешно исполнено: Бирон купил в Германии нужных коней и доставил в Митаву, аккуратно отчитавшись в трате 4556 талеров из пяти тысяч отпущенных ему{77}. Для закрепления успеха надо было постараться угодить настоящему хозяину курляндского двора Бестужеву, что, видимо, Бирону удалось с помощью сестёр-фрейлин, сумевших произвести нужное впечатление на «пана генерала».

Если познания Бирона по конной части оценила даже императрица, то находившаяся рядом с ним Анна и подавно не могла их не заметить, выезжая из дворца и сравнивая свою упряжку с соседскими. В XVIII столетии, когда живая лошадиная сила определяла уровень благосостояния, возможности передвижения и престиж хозяина, такие вещи ценить умели. Одновременно Бирон постигал и самую важную придворную науку — умение быть необходимым и оказываться в нужном месте в нужное время. Позднее даже его противники признавали, что он «был умён, и хотя он никакого языка не знал порядочно, но от природы одарён был красноречием», весьма полезным при обращении с дамами. Там же стал складываться круг знакомых — камер-юнкеров Анны Иоанновны Германа Карла Кейзерлинга и Иоганна Альбрехта Корфа, чья карьера развернулась при петербургском дворе.

Настоящее же влияние при дворе и в сердце герцогини ему ещё предстояло завоевать. «Кредит» Бестужева оставался в полной силе, несмотря на недовольство поведением Анны со стороны её матери и московской родни — Салтыковых. Завхоз Анны и российский генерал-комиссар, как показывают повседневные записки А.Д. Меншикова, регулярно и подолгу находился в Петербурге среди приближённых князя. Бирон же в 1726 году стал камергером; сохранились выданные Анной «генеральные квитанции» по его отчётам об управлении Вирцавой за 1726–1728 годы, признанным хозяйкой «во всём верными»{78}.

Тогда Анна ещё не оставила мечту о замужестве. Летом 1726 года она почти стала реальностью. Не дожидаясь кончины престарелого и бездетного Фердинанда, курляндское рыцарство с тайного согласия короля Августа II избрало своим герцогом его незаконного сына, офицера французской службы и неотразимого дамского угодника Морица Саксонского. Это избрание вполне устраивало и вдовствующую герцогиню.

Мориц поспешил в Курляндию, заняв денег у матери и любовницы, парижской актрисы. Бюргеры восторженно приветствовали его, а дворяне вручили грамоту, согласно которой глава государства обещал соблюдать и защищать рыцарские привилегии. Новый правитель Курляндии в июне 1726 года был уверен в успехе — ведь он явился спасти «нацию, которой угрожает потеря свободы». Польский сейм против? Пруссия защитит Курляндию от поляков. Россия будет недовольна? Но он женится на русской герцогине, а если надо — то и на цесаревне Елизавете Петровне, о чём поручил хлопотать саксонскому послу в Петербурге. Герцогство слабо и беззащитно? Он с помощью французских мастеров заведёт новые предприятия, устроит армию и флот в составе сорока боевых кораблей{79}.

На герцогиню Мориц произвёл неотразимое впечатление. Сражённая наповал тридцатилетним галантным кавалером Анна слёзно просила Меншикова донести до императрицы её горячее желание выйти замуж: «Прилежно вашу светлость прошу в том моём деле по древней вашей ко мне склонности у её императорского величества предстательствовать и то моё полезное дело совершить», — признаваясь в конце письма: «И оной принц мне не противен». О том же она умоляла Остермана.