Татьяна Романова - В погоне за «Босфором»

• Название: В погоне за «Босфором»
• Автор: Татьяна Романова
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Исторический детектив

1826 год.

Разведка Черноморского флота перехватывает донесение турецкого агента с описанием севастопольских верфей и российских кораблей. Как же найти шпиона с кодовым именем «Босфор»? Командующий флотом поручает это сложное и деликатное дело своему ученику – Дмитрию Ордынцеву. Адмирал уверен, что только тот сможет выполнить задание, Дмитрий храбр и умен, к тому же он – князь и свой человек в столичном свете, а ведь уже ясно, что шпиона придется искать на самом верху.

Капитан Щеглов обживается в Санкт-Петербурге. Участок новому столичному приставу достался не из простых: и разбойный люд шалит, и притоны имеются, да и зельем приторговывают. И ко всем этим заботам на его голову сваливается Дмитрий Ордынцев с просьбой помочь в слежке за связником шпиона. Но капитан Щеглов счастлив, ведь судьба послала ему шанс завершить свое последнее, так и не раскрытое до конца дело в Полесье и наконец-то разгадать тайну деревянных четок.

Надежда Чернышева не привыкла сдаваться. Не тот характер! Семья разорена? Значит, нужно раздобыть новый капитал, и совсем не важно, что для этого придется переступить через грани дозволенного. Надин уверена, что всегда найдет выход из любой ситуации. Но шантажист застает ее врасплох. Надин противостоит негодяю, не зная главного, что уже попала под подозрение за связь со шпионом.

Шпионаж, шантаж и убийство связывают судьбы всех троих в сложнейший узел, бросив на кон их репутацию, карьеру и будущее, ведь в деле «Босфора» конкурируют два самых могущественных человека Российской империи: военный министр Чернышев и шеф жандармов Бенкендорф.

---

Глава 28

Праздник кончился, а вместе с ним ушли тепло и хорошая погода, как будто природа на радостях подержала над молодой и прекрасной венценосной четой солнечный шатер, а потом свернула его и убрала до лучших времен. Свинцовые тучи за окном, безнадежность и тоска в душе – все было закономерно, но Надин отчаянно старалась выбраться из этого серого болота. Хотя бы ради матери, но нужно выглядеть благополучной. Печали все прибывали, и Софья Алексеевна держалась из последних сил. Три дня назад пришло тревожное письмо от Веры – врачи уложили ее постель из-за угрозы выкидыша. На семейном совете порешили, что поддержать Веру поедет бабушка, а Надин вернется в родительский дом и станет опекать Любочку. Старая графиня выехала в Солиту накануне, а сегодня покидала родной дом и сама Софья Алексеевна. Все боялись даже заикнуться об этом, но одному богу было известно, когда семья соберется вновь, да и даруют ли им небеса такое счастье.

Начался дождь. Мелкий, холодный и безнадежный он размывал остатки мужества, и Надин казалось, что небо плачет вместе с ней. На запятках дорожного экипажа почти вровень с крышей увязали сундуки, а внутри негде было повернуться от узлов и одеял. Для Софьи Алексеевны и ее горничной осталось совсем мало места, но Надин уже устала спорить с матерью, настаивая на еще одном экипаже. Хрупкая графиня проявила недюжинный характер и отмела все советы:

– Это все лишнее, дорогая, – твердо сказала она, – я хочу ехать быстро, это – самое главное, а места нам хватит.

Надин практически умолила мать взять пятнадцать тысяч из оставленных ей Дмитрием денег. Теперь вместе с выручкой от продажи соли, присланной Верой, у графини собралось около пятидесяти тысяч. Надин успокаивала себя тем, что как только мать устроится, она будет переправлять ей деньги, пользуясь любой оказией.

Проводить подругу пришла и княгиня Волконская, та зябко куталась в теплую тальму и была непривычно бледна.

– Прощай, Софи, может, и не увидимся, – тихо сказала она. – Я приняла окончательное решение: весной приму католическое крещение, и, скорее всего, мне придется уехать. Ты прости, если что было не так.

– С тобой все всегда было так, – сквозь слезы улыбнулась Софья Алексеевна и попросила: – присмотри за моими дочерьми, пока можешь.

– Обязательно, а ты пиши мне, где бы я ни жила…

Софья Алексеевна только кивнула. Говорить она уже не могла. Рядом навзрыд плакала Любочка, и только Надин крепилась, хоть и ее глаза были полны слез. Софья Алексеевна перекрестила своих дочерей и села в экипаж. Кучер тронул, и карета выехала со двора.

Сестры проводили взглядом свернувший на Тверскую экипаж матери, простились с княгиней Волконской и пошли в дом.

– Как мы сможем жить без мамы, Надин? – тихо спросила Любочка.

– Пока не знаю, но мы обязательно что-нибудь придумаем!

– У тебя щеки мокрые…

– Это все дождь, – твердо сказала Надин. Что ни говори, а плакать под дождем очень удобно: надо потом только не признаваться в своей слабости.

Сколько часов проплакала Надин в черной тиши своей спальни? Она не считала. Тоска душила ее. Казалось, что еще чуть-чуть и отчаяние победит. Надин силой заставила себя подняться с постели. Выйти из этой черноты! Хоть на все четыре стороны. Даже узников выводят из камер! Надин накинула шаль и вышла в сад. Музыка из окон Волконской напомнила ей о прошлой жизни. Оказывается, она просто не понимала, как была тогда счастлива.

«Нужно пойти к Зизи», – мелькнула спасительная мысль.

Тогда хотя бы окажешься среди людей – можно просто сесть в уголке и слушать.

Надин вернулась в дом, выбрала первое попавшееся платье, пригладила волосы и через четверть часа вошла в музыкальный салон княгини Волконской. Концерт уже шел. Допев романс, спустился со сцены смуглый красавец – итальянский тенор. Он галантно подал руку княгине Волконской. Та поднялась на сцену, подошла к фортепьяно и, прежде чем сесть за инструмент, объявила:

– Я хочу спеть для вас русское произведение. Я делаю это с огромным удовольствием, поскольку сегодня его вместе с вами будет слушать знаменитый поэт, написавший эти проникновенные строки.

Руки Зинаиды Александровны легли на клавиши, и зазвучали первые аккорды, а потом вступило великолепное контральто. Это была та самая элегия, которую уже слышала Надин:

– Погасло дневное светило,
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан…

Надин забыла, где находится. Это все было только о ней! Откуда поэт мог знать о ее мечтах, как он понял тоску потерявшего себя человека, откуда знал, что желания и надежды обернутся томительным обманом? Она впитывала каждый звук и каждое слово, ведь Волконская пела о том, что творилось в душе самой Надин. Почему так получилось? Она спасла бы свою гордость, если бы смогла забыть случившееся между ней и Ордынцевым. Как будто отвечая на ее незаданный вопрос, откликнулась Зизи:

– Но прежних сердца ран,
Глубоких ран любви, ничто не излечило…
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Вот и ответ! И все так просто: она любит мужа, а тот влюблен в другую! В этом и был корень всех зол, а остальное лишь усугубляло ее отчаяние. Пораженная сделанным открытием Надин замерла, прижавшись к колонне. Она не хотела принимать правду. Просто не могла! Оказаться недостойной любви – почему?!..

Музыка смолкла, и слушатели зааплодировали, они встали с мест и повернулись к невысокому человеку, сидевшему в первом ряду. Надин из-за голов гостей видела лишь шапку черных кудрей, но вот поэт поднялся на сцену к княгине Волконской и поцеловал ей руку. Надин поняла, что он – совсем еще молодой человек – безмерно счастлив. Крупные серые глаза его блестели от волнения, а улыбка рвалась наружу сквозь маску сдержанности. Поэт чуть наклонил голову, поблагодарив слушателей, и аплодисменты загремели с новой силой.

– Он станет самым знаменитым стихотворцем России, – раздался за спиной Надин ненавистный голос. – Я всегда это знала, с самого первого его появления в свете, я как раз тогда начала выезжать. Мы очень дружили.

Лучезарная улыбка сияла на вишневых губах Ольги Нарышкиной.

– Вам повезло, – стараясь сохранить достоинство, ответила Надин.

Она с гордостью вздернула голову и бросила на соперницу высокомерный взгляд. Но ту это не испугало, Нарышкина насмешливо хмыкнула и объявила:

– Мне всегда везет, потому что мужчины делают лишь то, что захочу я, а ведь они правят этим миром. Но больше всего мне повезло в семнадцать лет – тогда расцвело наше с Дмитрием чувство. Я была и его первой любовью, и его первой женщиной, во мне сошлось все, и теперь он никогда уже не сможет от меня отказаться. Это так трогательно! Знаете, я ведь всегда ношу его подарок, сделанный мне после нашей первой ночи. Вот, гляньте, как мило.

Надин казалось, что она сейчас провалится сквозь землю. Она чувствовала, как горячая волна мучительного румянца предательски заливает ее лицо и грудь, но, собрав все свое мужество, подняла глаза на соперницу. Та вытянула из-за корсажа длинную золотую цепочку и теперь держала на ладони маленький медальон. Ольга подцепила ногтем застежку и открыла его. С крошечной миниатюры на Надин смотрел муж. Художник оказался не слишком способным, но ошибиться в том, что юноша – Ордынцев, было невозможно.

– Правда, он был очень хорош? – наслаждаясь мучениями Надин, поинтересовалась соперница, – впрочем, сейчас он стал еще лучше. Великолепный мужчина и умелый любовник. Прекрасное сочетание!

Надин глупо молчала – слова как-то не находились. Нарышкина весело улыбнулась, спрятала медальон за вырез корсажа и выпустила последнюю стелу:

– Пойду, поздороваюсь со старым другом, ведь воспоминания юности – главные сокровища нашей души.

Поняв, что больше ни минуты не останется рядом с соперницей, Надин кинулась домой. Она даже не стала искать у лакеев свою шаль, а так и выскочила на улицу с оголенными плечами. Влажный холод ночи остудил ее горящую кожу, и кровь отлила от щек. В дверях родного дома ее встретил дворецкий.

– Шаль забыли? – посочувствовал он, – нечего, не беспокойтесь, я сейчас пошлю за ней. Тут для вашей светлости письмо принесли.

Он протянул Надин маленький конверт, где четким мужским почерком было выведено имя княгини Ордынцевой. Она уже знала, кто ей пишет, но теперь не хотела ни встреч с этим человеком, ни его писем, но гордость не позволяла ей сдаться: она сделала над собой усилие, и вскрыла письмо. Дмитрий сообщал, что он приехал в Москву и предлагал жене, если та согласна, вернуться домой.