Дмитрий Минаев - Поэты «Искры». Том 2

• Название: Поэты «Искры». Том 2
• Автор: Дмитрий Минаев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Юмор
• Год: 1987

Во втором томе представлены ведущие поэты «Искры»: Д. Минаев, В. Богданов, Н. Курочкин, П. Вейнберг, Н. Ломан, А. Сниткин, чьи стихи, эпиграммы, статьи, фельетоны вместе с произведениями В. Курочкина сделали «Искру» наиболее ярким и значительным сатирическим журналом 1860-х годов.

Сост., подг. текста и примеч. И. Г. Ямпольского

---

337. ПРИТЧА

Пировал Барыш средь своих хором,
Угощал он Знать дорогим вином,
Не жалел рублей, не щадил труда…
В этот час к окну подошла Нужда.
Говорит: «Барыш! Не оставь меня,
Голодаю я уж четыре дня».
— «Видно, пьянствуешь, — ей Барыш сказал,
Черствый хлеба край ей в окошко дал
И, смеясь, кричит — Пир так пир горой!
Эй, жена, на стол поскорей накрой,
Подавай пирог, подавай нам щи,
Всё, что есть в печи, всё на стол мечи!»
Поплелась Нужда от окошка прочь…
На дворе метель и глухая ночь,
На дворе мороз, в стороне ж кабак,
И в него Нужда доплелась кой-как.
В кабаке Нужде уголок был дан,
За лохмотья ж ей поднесен стакан.
Пропила зипун — стали гнать Нужду,
И пошла Нужда, позабыв беду,
Прямо в темный лес, улеглась под ель,
Хлеб жует она… а над ней метель…
Засыпай, Нужда, — и чего тут? — знай,
Что «коль хлеба край, так под елью рай».

<1864>

338. ПРОЕЗЖИМ (РАЗДУМЬЕ ГОРЕМЫКИ)

Что вы смотрите так подозрительно
На заплаты одежды моей?
Или прихоть пришла снисходительно
Бросить мне пару медных грошей?
Вы сегодня добры изумительно,
Благодарен я вам от души! —
          Только знайте:
Не помогут мне ваши гроши —
          Проезжайте!

Было время: с какою охотою
За работой я грудь надрывал,
Всё боролся с нуждой да с заботою,
Но не мог устоять — и упал.
А теперь я почти не работаю,
Что добуду — тащу всё в кабак…
          Что ж? Ну знайте,
Что я пьяница, нищий, — итак,
          Проезжайте!

Было время: рукою несмелою
Я стучался у ваших дверей…
Да! я с матерью жил престарелою
И с несчастной сестрою моей.
Но теперь я к вам шагу не сделаю,
Миновала невзгоды пора,
          Поздно! — Знайте,
Что уж мать умерла, а сестра…
          Проезжайте!

<1864>

339. НАШ ПРОЛЕТАРИЙ

Смотрите, вот наш пролетарий!
Он не успел окончить курс
В одной из наших семинарий,
          В одной из наших бурс.

Из бурсы с скверным аттестатом
Начальством был он исключен;
Хотел быть по найму солдатом,
          Да плох здоровьем он.

Потом читал он и учился…
Больной, собрав остаток сил,
Пешком в столицу притащился,
          В студенты поступил.

Терпел нужду, терпел лишенья —
Нет сил трудиться, нечем жить…
Бедняга вышел из терпенья —
          И с горя начал пить.

Тут посещать не стал он лекций,
На службу поступить хотел,
Но не имел знакомств, протекций,
          Прав по рожденью не имел.

А время шло и дни летели;
Он, обнищать успев кругом,
Стал в рваной фризовой шинели
          Ходить в питейный дом.

Чем он живет, он сам не знает:
То настрочит прошенье он,
То с днем рожденья поздравляет,
          То сходит на поклон.

Бедняге пьянице не стыдно
Просить дрожащею рукой —
Всё человеческое, видно,
          Убито в нем нуждой.

И вот, помаявшись в столице,
Он станет чахнуть и умрет,
И купят для него в <больнице>
          Гроб на казенный счет.

<1864>

340. ДУБИНУШКА

Много песен слыхал я в родной стороне,
Как их с горя, как с радости пели,
Но одна только песнь в память врезалась мне,
          Это — песня рабочей артели:
                   «Ухни, дубинушка, ухни!
                     Ухни, березова, ухни!
                                   Ух!..»

За работой толпа, не под силу ей труд,
Ноет грудь, ломит шею и спину…
Но вздохнут бедняки, пот с лица оботрут
          И, кряхтя, запевают дубину:
                   «Ухни, дубинушка, ухни!
                     Ухни, березова, ухни!
                                   Ух!..»

Англичанин-хитрец, чтоб работе помочь,
Вымышлял за машиной машину;
Ухитрились и мы: чуть пришлося невмочь,
          Вспоминаем родную дубину:
                   «Ухни, дубинушка, ухни!
                     Ухни, березова, ухни!
                                   Ух!..»

Да, дубинка, в тебя, видно, вера сильна,
Что творят по тебе так поминки,
Где работа дружней и усердней нужна,
          Там у нас, знать, нельзя без дубинки:
                   «Ухни, дубинушка, ухни!
                     Ухни, березова, ухни!
                                   Ух!..»

Эта песня у нас уж сложилась давно;
Петр с дубинкой ходил на работу,
Чтоб дружней прорубалось в Европу окно, —
          И гремело по финскому флоту:
                   «Ухни, дубинушка, ухни!
                     Ухни, березова, ухни!
                                   Ух!..»

Прорубили окно… Да, могуч был напор
Бессознательной силы… Все стали
Эту силу ценить и бояться с тех пор…
          Наши ж деды одно напевали:
                   «Ухни, дубинушка, ухни!
                     Ухни, березова, ухни!
                                   Ух!..»

И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям
Эта песня пошла по наследству;
Чуть на лад что нейдет, так к дубинушке там
          Прибегаем как к верному средству:
                   «Ухни, дубинушка, ухни!
                     Ухни, березова, ухни!
                                   Ух!..»

Эх, когда б эту песню допеть поскорей!
Без дубины чтоб спорилось дело
И при тяжком труде утомленных людей
          Монотонно б у нас не гудело:
                   «Ухни, дубинушка, ухни!
                     Ухни, березова, ухни!
                                   Ух!..»

<1865>

341. ХИМЕРЫ

Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что время настанет, когда у людей
Помчатся стрелою по рельсам подводы
                                   Без лошадей;
Что станут повсюду работать машины,
Что по́ морю плавать без ветра начнем…
                      О боже! какой бы содом
Все подняли тотчас в защиту рутины:
                      «Он рехнулся! В желтый дом,
                                   На цепь сумасброда!
                      Ведь волнует у народа
                                   Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
                                   Скажем мы?

Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что люди со временем так будут жить,
Что им и перуны небесного свода
                                   Станут служить;
Что сила, которой пугают нас грозы,
Покорно депеши мчать станет потом…
                      В ответ бы раздались кругом
И крик, и проклятья, и брань, и угрозы:
                      «Он рехнулся! В желтый дом,
                                   На цепь сумасброда!
                      Ведь волнует у народа
                                   Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
                                   Скажем мы?

Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что станет вдруг солнечный луч рисовать,
Что мы и портреты, и горы, и воды
                                   Станем писать
Не кистью, а пользуясь солнечным светом,
Что кисть и палитру заменит во всем
                      Нам свет, покоренный умом…
В ответ что за крик бы раздался при этом:
                      «Он рехнулся! В желтый дом,
                                   На цепь сумасброда!
                      Ведь волнует у народа
                                   Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
                                   Скажем мы?

Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что в обществе вовсе не будет рабов,
Что время настанет, и снимет свобода
                                   Бремя оков,
И новый склад жизни, склад жизни свободной
Заставит всё делать свободным трудом…
                      Сказать бы всё это — кругом
Раздался б немедленно крик всенародный:
                      «Он рехнулся! В желтый дом,
                                   На цепь сумасброда!
                      Ведь волнует у народа
                                   Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
                                   Скажем мы?

Предсказывать стань-ка кто в наши хоть годы,
Что время настанет такое, когда
На свете не будет страданий, невзгоды
                                   С гнетом труда,
Что люди устроят склад жизни примерно,
Что с голодом бедный не будет знаком…
                      Скажите-ка это — кругом
Поднимутся громкие крики, наверно:
                      «Он рехнулся! В желтый дом,
                                   На цепь сумасброда!
                      Ведь волнует у народа
                                   Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
                                   Скажем мы?

<1868>

342. «Французы в Суэце, как видно…»