Любовь Воробьёва - Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.

• Название: Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.
• Автор: Любовь Воробьёва
• Издательство: ФИВ
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91862-016-8

Вниманию читателей предлагается книга о полной драматизма судьбе Прибалтики и её коренных народов (преимущественно эстонцев) в условиях военного-политического, цивилизационного, информационно-психологического соперничества германцев (немцы, датчане, шведы) и славян (поляки, русские), мира западного (римско-католического, протестантского) и мира восточного (православного), носителей вестернизированной идеологии (социализм, этнонационализм, парламентаризм) и приверженцев идеологии традиционалистской (самодержавная власть, консерватизм, Единая и Неделимая Россия). Анализ охватывает более восьми столетий (XII — начало XX в.) и прослеживает процессы, приведшие к отрыву Прибалтики от России в 1920 г.

---

Через четыре дня эстонцы передали власть в городе подошедшему «атаману крестьянских и партизанских отрядов» подполковнику Булак-Балаховичу (довольно быстро произведённому в генералы). Два с половиной месяца его пребывания на посту командующего вооружёнными силами Псковско-Гдовского района были отмечены ежедневными публичными казнями (все жертвы свозились для казни в Псков), которые к тому же были превращены в коммерческое предприятие. В условиях Гражданской войны, которая сопровождалась частой сменой власти, никто не мог избежать соприкосновения с противоборствующими сторонами. Поэтому при желании поводов для обвинений в большевизме можно было найти предостаточно. Не сумев поймать комиссаров или просто рядовых коммунистов, Балахович стал стряпать обвинения в большевизме в отношении главным образом зажиточных людей, которые ставились перед выбором: плати или иди на виселицу. Одновременно с этим офицеры и солдаты Балаховича рыскали по квартирам в целях конфискации серебра, золота и денег. Сопротивлявшихся избивали. Был также составлен список купцов, преимущественно евреев (правда, в нём встречались и христианские фамилии, внесённые, вероятно, для противодействия обвинениям в черносотничестве), которые должны были внести средства на нужды войска. При крутом нраве Балаховича, которому некоторые обыватели вскоре дали прозвище «соловья-рабойника», это мероприятие было обречено на успех. Удалось собрать значительную по тому времени сумму в 200 тыс. рублей. Впоследствии, из-за отсутствия отчётности, следственным органам белой армии так и не удалось выяснить, куда пошли собранные деньги. Солдаты Балаховича были по-прежнему плохо одеты и обуты, находились на полуголодном пайке и являли резкий контраст по отношению к эстонским войскам, которых державы Антанты прекрасно экипировали и, по-видимому, неплохо кормили, поскольку эстонцы производили впечатление здоровых и крепких ребят. Другой проблемой войск Балаховича было то, что они стали терять поддержку местного населения. В статье «На деревенской телеге», опубликованной в газете «Последние новости», № 121 за 1920 г. корреспондент бывших «Русских новостей» Л. Львов так описывает недобрую память, которую оставил среди населения режим Балаховича: «Мы ехали по району, оккупированному год тому назад знаменитым Булак-Балаховичем. Народная память осталась о нём нехорошая. Грабежи и, главное, виселицы навсегда, должно быть, погубили репутацию Балаховича среди крестьянского мира. За 40–50 вёрст от Пскова крестьяне с суровым неодобрением рассказывают о его казнях на псковских площадях и о его нечеловеческом пристрастии к повешениям. Практиковавшаяся им порка, когда крестьянин — отец и хозяин — принуждался ложиться под удары, глубоко затронула сознание крестьянина и оскорбило его чувство человеческого достоинства».

Зато в атмосфере террора и произвола, установившейся при Балаховиче, пышным цветом расцвёл гешефт эстонцев. Получаемую ими в кредит от США муку для населения Эстонии они обменивали в Пскове на лён по значительно завышенной цене. Эстонское правительство, переживавшее период первоначального накопления ресурсов своей молодой государственности, стремилось тогда скупить по дешёвке весь псковский лён, чтобы образовать для своего казначейства прочный валютный фонд. На лён была установлена расценка раз в десять меньше той, по которой Эстония направляла этот продукт на английские рынки и очень выгодно конвертировала в фунты. Эстонские предприниматели получали колоссальные барыши. А гарантом этой операции выступал Балахович, при поддержке которого новые бизнесмены демократической Эстонии стремились буквально за гроши отнять у псковского населения оставшийся у него единственный и высоко оценивавшийся на мировых рынках продукт обмена.

Большевики умело использовали жестокие реальности режима Балаховича для пропаганды среди солдат северо-западной армии. Их агитация, безусловно, сказалась на моральном духе белой армии и, соответственно, на её последующей судьбе.

В 20-х числах мая 1919 г. Верховный правитель России адмирал А.В. Колчак назначил находившегося в Гельсингфорсе (Финляндия) генерала Н.Н. Юденича «Главнокомандующим всеми российскими сухопутными и морскими вооружёнными силами, действующими против большевиков на Северо-Западном фронте»[104].

Ему формально подчинялись подразделения Северного корпуса во главе с А.П. Родзянко, отряды полковника С.Н. Булак-Балаховича, дислоцировашиеся в Псковской губернии, и части Западной добровольческой армии под командованием генерал-майора П.М. Бермонта-Авалова. Все они были переименованы в Северо-Западную добровольческую армию. Таким образом, спор между Юденичем и Родзянко за командование армией была решён в пользу Юденича. Родзянко же, под началом которого было предпринято майское наступление на Петроград, становился его подчинённым. Трения между обоими генералами были проявлением личных амбиций, по убеждениям оба были консерваторами, людьми «чисто русских устремлений», как они сами говорили о себе, поборниками «Единой, Великой, Неделимой России».

Это показал, вчастности, случай с ижорским отрядом, который под командованием финского офицера Тополяйнена обеспечивал левый фланг армии Родзянко. Когда стали приходить донесения, что ингерманландцы (или ижорцы) носятся с идеей «ингерманландской республики» и перестали признавать комендантов, назначенных в район их расселения (Сойкинская волость), генерал Родзянко вначале по-солдатски прямолинейно предупредил представителей отряда в отношении недопустимости сепаратистской пропаганды, грозя, в случае неподчинения, репрессиями. Открытые ижорцами национальные школы были закрыты. Кроме того, состоялся ряд бурных и далёких от дипломатии объяснений Родзянко с представителями финнов, эстонцев и ижорцев. Когда же стало ясно, что сепаратистские настроения не только не уменьшились, а ещё больше обострились, ижорский отряд был насильственно разоружён. Родзянко очень винил эстонцев в поддержке стремлений ижорцев к политическому самоопределению в рамках собственной национальной республики. Русский генерал считал, что никакого ингерманландского населения вообще не существует и потому нет причин какому-то национальному обособлению. Интуитивно он почувствовал опасность для целостности России, хотя, по всей вероятности, не знал, что, по мысли эстонских стратегов, Ингерман-ландия должна была войти в эстонско-финляндскую унию. Во всяком случае, способ, к которому прибег Родзянко, реагируя в военной обстановке на «национальные запросы» представителей ижорцев, не мог не показать эстонцам, что их ждёт, если белая армия усилится и решит поставленные перед ней верховным правителем Колчаком и Антантой военные задачи. Тем более что и точка зрения Юденича в отношении Эстонии была хорошо известна. Он, в частности, говорил, что «никакой Эстонии нет. Это кусок русской земли, русская губерния».

К началу июня 1919 г. территория, занятая русскими и эстонскими войсками (по линии Копорье — Кикерино — восточнее озера Самры и далее на юг в Псковскую губернию на ст. Карамышево), была довольно значительной и равнялась по площади Крымскому полуострову.

Командованию Северо-Западной армии предстояло удовлетворить самые острые и неотложные потребности населения занятой полосы: регион пребывал в финансовом и продовольственном тупике. В июне было принято решение о выпуске «билетов полевого казначейства Северо-Западного фронта». Эти новые деньги были введены в обращение в начале сентября. В быту они назывались по-разному: «шведскими», так как были отпечатаны в Швеции; «петроградками», поскольку текст на знаках обещал их обмен на общегосударственные деньги в Петрограде после взятия его белыми; «крылатками» — по изображению на них двуглавого орла с распростёртыми крыльями и, наконец, просто «Юденичами» — по имеющейся на них факсимильной подписи главнокомандующего. 1 сентября Колчак перевёл в Лондон в исключительное распоряжение Юденича 860 тыс. фунтов стерлингов. Таким образом была обеспечена валютная поддержка новому рублю. Поскольку пункт 6 объявления о новых знаках упоминал о возможности размена этих рублей на английскую валюту из расчёта 40 руб. за 1 английский фунт стерлингов, новые деньги были встречены хорошо. Рядовые обыватели и военные бросились покупать «Юденичи» в уверенности, что они скоро будут котироваться в Европе{363}.

Другая, не менее важная задача состояла в том, чтобы сделать отвоёванную у большевиков территорию своим надёжным тылом, т.е. привлечь людей на сторону белого движения. Многое зависело от того, сумеют ли белые понять чаяния крестьянства. Однако этого не произошло. Согласно приказу № 12 от 17 июня, в условиях гражданской войны восстанавливался порядок вещей, существовавший до революции. Так, всем лицам, захватившим самовольно и незаконно, или получившим от большевистских властей чужое движимое имущество, вменялось в обязанность под угрозой военного суда вернуть таковое имущество прежним владельцам. По приказу № 13 восстанавливалось старое помещичье землевладение, а мужик загонялся в прежние рамки своих наделов. Возникновение таких приказов объясняется тем, что в высших эшелонах армии, а ещё больше в её обозе находилось много помещиков, которые, разумеется, были заинтересованы в сохранении своего землевладения и считали большевизмом возможность легитимации всех крестьянских захватов, происшедших за время революции. Эти приказы выявили тенденции власти, а их исполнение нанесло страшный удар белому движению, заставив широкие крестьянские массы вначале насторожиться, а позже и вовсе от него отвернуться.