Кир Булычев - Перпендикулярный мир (сборник)

• Название: Перпендикулярный мир (сборник)
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-05668-9

Исторический центр старинного города Великий Гусляр под ударом – для постройки скоростной магистрали решено снести несколько памятников архитектуры. Сохранить облик города может лишь чудо или… изобретение антигравитационного метода переноса зданий. Профессор Минц отправляет Корнелия Удалова в параллельную реальность к своему двойнику, преуспевшему в решении проблемы гравитации. О приключениях Корнелия в благополучном родном Гусляре и его ухудшенной копии вы узнаете из повести «Перпендикулярный мир» и других рассказов сборника.

---

Карась хотел спросить об этом у жены, но жена уже вошла в комнату и сама увидела мужа с духами в руке.

– Это что такое? – спросила она.

– Я у тебя хочу спросить, что это такое? – искренне ответил Карась.

Разница между супругами заключалась в том, что Карась не помнил, как и почему французские духи оказались в его белье, а его жена была убеждена, что ей-то он никогда бы не купил французских духов. Значит, он купил другой, попался и теперь нагло лжет.

Так что Карась на работу опоздал, и это было плохо, потому что надвигался последний этап борьбы с Батыевым. Не сегодня-завтра в области должны принять решение, а пока надо таиться и не давать злобному, подозрительному Батыеву предлогов для расправы.

Карась добежал до управления, прижимая к глазу холодный пятак, пригнувшись, мелькнул коридором и юркнул за свой стол – справа от стола, за которым уже сидел Кобчиков в черном костюме, что само по себе было подозрительно.

– Батыев не проходил? – робко спросил Карась у Кобчикова, на что сослуживец ответил, что вроде бы только сейчас прошел.

Пронесло, возрадовался Карась. Тут зазвонил телефон, и какой-то пенсионер начал кричать, что у них в доме уже месяц трубу никак не заварят, потоп. Карась обиделся, ответил, что про трубу стало известно только вчера, а пенсионер все кричал: «Вы на календарь поглядите, бюрократы!» Карась поглядел на календарь – на календаре был конец сентября, чего быть не могло, потому что сентябрь только-только начинался.

Кобчиков обернулся к соседу по столу и спросил:

– Карась, нам премию за август давали?

Карась понял, что не помнит. А вдруг он духи купил на премию? Но для кого? Неужели для Людмилочки, батыевской секретарши? Но ведь они же договорились тайно, что соединятся в тот день, когда он, Карась, займет это место.

И тут по управлению разнесся жуткий зловещий рык.

В следующее мгновение в комнату ворвалась перепуганная Людмилочка и завопила:

– Карася к Батыеву, на полусогнутых!

Карась хотел перекреститься, но не посмел и потому попросил упавшим голосом Кобчикова:

– Пойдем со мной, а? Ты в месткоме, он при тебе меня съесть не посмеет.

Батыев стоял спиной к ним в собственной приемной, перед собственной дверью. К двери была привинчена табличка: «С. КАРАСЬ». Батыев старался отколупнуть табличку ногтями, но винты не поддавались.

Карась зашатался от страха. Чья-то злая шутка, такая несвоевременная, могла стоить головы.

Кобчиков поддерживал осевшего Карася. Людмила рыдала. В двери приемной заглядывали другие сотрудники.

– Я вам гарантирую, – промямлил Кобчиков, – что Карась никогда и в мыслях.

Батыев оторвал табличку, метнул ее в окно, потом полез, глядя на Карася оловянными глазами, в карман за платком.

С платком из кармана выпала книжечка. Кобчиков подобрал ее и протянул Батыеву.

– Это еще что?! – прорычал тот, раскрывая ее. Прочел, что там написано, выронил книжечку и упал в обморок.

Кобчиков книжечку подобрал. Она была пенсионной книжкой на имя товарища Батыева.

Пока Карася и Батыева откачивали, Кобчиков прошел в кабинет и позвонил в область. И спросил в орготделе, кто у них в Гусляре начальник? И ему ответили, что начальник уже две недели как Карась, а Батыев на заслуженном отдыхе. О чем Кобчиков и сообщил сослуживцам.

Батыева повели вниз, на отдых, а Карась, собравшись с духом, вошел в кабинет, занял место за большим столом и вдруг воскликнул:

– Здесь все мое!

Остальные проверили: в самом деле, на столе были вещи Карася – папка, блокнот, ручки и даже фотография супруги с детьми.

– Кто помнит, как это случилось? – спросил Кобчиков.

Никто не помнил.

А Карась уже пришел в себя и сказал незнакомым, батыевским голосом:

– Попрошу очистить мой кабинет. Работайте спокойно. Кого надо, вызову. А вы, Людмила Иосифовна, останьтесь.

– Это наваждение… любимый, – сказала Людмила, когда они остались вдвоем.

– Будут тебе духи, – пообещал Карась. – Но не сразу.

Несмотря на то что подобные истории происходили в тот день в разных концах города, во всех домах и учреждениях, порой даже более трагические или куда более забавные, нежели те, о которых рассказано, жизнь продолжалась. Своим чередом.

Когда впоследствии профессор Минц размышлял, почему же город к вечеру смирился с пропавшим месяцем, он понял, что жизнь, за редкими исключениями, течет однообразно и месяц сентябрь во всем схож с октябрем.

Наиболее лукавые чиновники с тех пор в критических ситуациях ссылаются на объективную забывчивость.

Среди гуслярцев была по крайней мере одна персона, которая ни о чем не забыла. Учительница русского языка Алла Степановна по утрам пьет молоко. Так что, когда она пришла в школу и начался урок, первым делом к доске был вызван Максим Удалов. Оказалось, что грамматические правила ему неведомы. Она вызвала в школу Ксению Удалову, и Максим не получил велосипеда на день рождения.

И не огорчился. Он не помнил, что ему был обещан велосипед, а Корнелий Удалов, разумеется, не помнил, что обещал подарить велосипед сыну.

Плоды внушения

Лето прошло, а сыграть в домино всё не могли собраться. Меняются времена, меняются люди. Раньше, как вечер наступит, со двора слышен гром – мастера долбят по столу костяшками. А теперь кто уехал, кто занят, кто разлюбил эту рыцарскую игру.

В октябре – вечер выдался мягким, теплым, почти летним – старик Ложкин вынес во двор заслуженную коробку, рассыпал по влажной от утреннего дождя столешнице черные костяшки. И стал ждать.

Сначала появился Корнелий Удалов. С женой повздорил. Потом выглянул из своего окошка Саша Грубин, увидел людей, подошел, сел на скамью, смахнув прилипший желтый лист. Последним появился профессор Минц Лев Христофорович.

– Трудный день, – сказал он. – Газеты читал, а еще и работать нужно.

Все согласились, что трудный день.

– И времена трудные, – сказал Ложкин.

– Да, трудные, – подтвердил Минц. – Не успеваешь прессу читать. Центральные газеты, областные газеты, городская пресса.

– Шумим, – проворчал Ложкин. – Шумим.

Старик был в оппозиции. Грустно ему было смотреть на активность молодого поколения.

Удалов размешал костяшки тщательно, как в старые времена. Но никто не спешил забрать свои.

– Тебе бы Батыева вернуть, – сказал Грубин Ложкину. – Чтобы был порядок и спокойствие.

– Молчи, кооператор, – ответил с презрением Ложкин.

Ложкину было противно считать, сколько Грубин заработал за последний месяц, делая мелодичные дверные звонки для жителей Великого Гусляра. Звонки исполняли любую мелодию, а в случае нужды говорили ласковым голосом, что хозяина нет дома. Звонки пользовались спросом. А когда Ложкин сказал, что такой звонок ему не по карману, то Грубин сделал ему в подарок звонок с негромким колокольным перезвоном, в котором угадывался «Марш энтузиастов». Подарок Ложкина возмутил, потому что укрепил в мысли, что Саша Грубин бесстыдно обогатился, раз может позволить себе делать такие подарки.

– При Батыеве, – заметил Ложкин, – мы тоже немалого добились. Переходящих знамен завоевали штук шестьдесят. Мне звание почетного гражданина дали, семь юбилейных значков. Организованно жили. Солидно. А вот я недавно пришел к Белосельскому с жалобой на Гаврилова, а у Белосельского дверь в кабинет раскрыта. Заходи любой. Так можно и без авторитета остаться.

С Ложкиным спорить не стали.

– Ну, начнем? – спросил Удалов.

– Движение вперед, – сказал Минц, не делая попыток забрать костяшки, – вот главный закон природы. Новые люди, новая инициатива. Смотрите, сколько перемен вокруг!

– Что же получается, движение ради движения? – спросил Удалов.

– Любое движение, – ответил Минц, – подразумевает перемены. А нам нужнее всего перемены.

– Да здравствуют перемены! – воскликнул Грубин.

Наступила пауза. Слышно было, как в соседнем дворе заскрипела калитка. Захлопала крыльями ворона, опускаясь на крышу.

– Нет, – сказал Удалов. – Любые перемены – это опасно. Некоторые так думают, что изобрел, отрапортовал, выдвинулся, а какой ценой – не важно. Есть такая тенденция.

– Есть, – сразу согласился Ложкин. – Устал я от этого.

– Значит, ты против прогресса? – спросил Грубин.

– Я за прогресс, но без лишнего изыска. Хотите, историю расскажу?

– Только не выдумывай, – предупредил Грубин.

– Чистая правда, – сказал Удалов.

И он поведал соседям историю, что приключилась с ним на одной планете во время последнего космического путешествия. Название планеты он не запомнил, да и не важно это – сколько их разбросано по просторам Галактики! И на каждой свои проблемы, свои трудности. Имен действующих лиц и их должностей Удалову также узнать не довелось. Поэтому тамошние к-армины он называл городами, а вку-шера Криссловиа именовал просто начальником. Это мы с вами знаем, что вкушер Криссловиа – плакорисс к-армины Пр. А Удалов не знал. Зато он был свидетелем тех событий и излагал их правдиво.