Алексей Кофанов - Предвечный трибунал: убийство Советского Союза

• Название: Предвечный трибунал: убийство Советского Союза
• Автор: Алексей Кофанов
• Жанр: Политика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9524-5124-7

В 1991 году погибла великая Держава – Союз Советских Социалистических Республик…

Кто виноват в случившемся? Был ли здесь чей-то злой умысел и кому это было выгодно? Может быть, государство распалось вследствие объективных исторических обстоятельств и некого винить?

Автор Алексей Кофанов – неравнодушный человек с активной гражданской позицией – выступает истцом по беспрецедентному делу, озаглавленному как «Убийство СССР». В юридической практике случай исключительный, ибо потерпевший, по мнению большинства, не являлся лицом одушевленным, но тем не менее заседание Трибунала состоится. Девять дней слушаний, девять дней обвинений и откровенных признаний и суровый приговор в финале…

Книга будоражит и захватывает даже совершенно аполитичных людей, и, хотя издатель не всегда согласен с автором, ее обязательно нужно прочитать.

---

Горби поежился, но смолчал.

– Излагайте только факты! – потребовал Адвокат. – Оценки мы сами вынесем.

– Да как скажете. Вот факт: Горбачев обладал поразительным умением всех столкнуть и рассорить. Любил ставить двоих людей на одно дело, чтоб они ругались. Рыжкова столкнул с Лигачевым, Шеварднадзе с Яковлевым, Яковлева – опять же с Лигачевым…

– Зачем он это делал, ваше мнение? – поинтересовался Судья.

Болдин усмехнулся:

– Адвокат велел без оценок…

– Ничего, он нас простит. Так зачем генсек всех ссорил?

Болдин пожал плечами:

– Может, чтоб в политбюро не возникало стойких группировок и им легче было рулить. Разделяй и властвуй. Или нарочно портил систему управления, чтоб страну развалить. Или просто ему нравились конфликты: энергию с них тянул, что ли… Но в итоге на заседаниях люди уже не воспринимали доводы друг друга и принять согласованное решение не могли.

– Версию, что это получалось не намеренно, вы не рассматриваете? – подсказал Судья.

Болдин просто ответил:

– Нет.

Некоторое время молчали, а я думал о том, как опасно преступникам оставлять свидетелей в живых. Рано или поздно они вынырнут и устроят такой вот Трибунальчик! Нет, тазик – цемент – Гудзон, без разговоров…

Впрочем, Болдин мертв, а это не спасло. Правда все равно настигнет. Так что чем свидетелей мочить – может, лучше жить без злодеяний? Оно спокойнее выйдет…

Подсудимый думал примерно о том же. Он усмехнулся криво:

– Я у тебя вообще какой-то дьявол получаюсь… – И добавил: – Валера, что ж ты такой неблагодарный?

– Извините, Михаил Сергеевич. Я вам верил, а оказалось – зря, – сухо отозвался бывший помощник. Следить за этим бунтом ученика было даже забавно.

– Как подчиненные относились к таким действиям генсека? – продолжила допытываться Прокурор.

– В основном адекватно. Недовольство росло – и лично Горбачевым, и перестройкой вообще.

– Недовольство высказывалось открыто?

– Кстати, да! – вставил Адвокат. – Мертвого льва пинать каждый может – но критиковали ли моего клиента в лицо тогда?

– За льва спасибо. Но кто из нас мертвый, это, я вам скажу, вопрос… – пробормотал Горби, косо взглянув на Болдина. А тот сообщил:

– И в лицо говорили. Много раз. Но генсек умел манипулировать людьми. У него имелось два излюбленных приема, как сор из избы не выносить; если угодно, я расскажу их суть.

– Расскажите, пожалуйста! Это очень любопытно, – подзадорил Судья. И позволил Болдину высказаться до конца, хоть Адвокат пытался привлечь внимание поднятой рукой. В голос протестовать не посмел: повода не было.

– Прием первый, – огласил свидетель. – Вот готовится пленум, на котором члены ЦК намерены осудить генсека. Он выступает первым. Но как? Сам проклинает сложившееся в стране положение, выворачивая такие пласты негатива, что многие холодеют от ужаса. Критика! Ярость! Мрак!.. А затем упрекает всех за неверие в перестройку и в творческие силы народа, консерваторов проклинает, взывает к разуму колеблющихся. Грозит своим уходом, гибелью страны, нищетой и другими напастями!

– И что это давало? – спросил Судья улыбаясь. Видимо, он уже догадался.

– Члены ЦК, завороженные актерством генсека, безмолвно взирали на его гневное лицо. Не зря он юным в самодеятельном театре играл! После такого цунами самокритики их собственная критика выглядела бледной и ненужной. Вредной даже: хотелось хоть что-то доброе сказать в противовес. Ораторы вычеркивали разоблачения из своего текста и ограничивались рассказом об успехах. Ну или хотя бы отмечали, что не все так плохо… Секретари обкомов жаловались мне, что мастерство генсека заговаривать зубы столь велико, что лишь позже они начинали понимать, как легко их обвели вокруг пальца.

Судья сдерживался от смеха, но на его лице читалось: «Вот ловкач!»

– Второй способ такой: генсек не сам выпускал пар, а позволял это сделать другим, – вел дальше свидетель. Его не прерывали, так что монолог получился длинный. Изложу его отдельно.

Рассказ Болдина

Накануне пленумов Михаил Сергеевич собирал в малом конференц-зале на Старой площади первых секретарей ЦК союзных республик, краев, областей – и говорил:

– Товарищи, завтра нам предстоит рассмотреть ряд сложнейших вопросов, принять судьбоносные решения, я вам скажу! Знаю, у вас накопилось много проблем. Боюсь, не все успеют выступить на пленуме, а я хочу услышать каждого: ваше мнение важно для меня! Поэтому предлагаю начать сегодня, а завтра мы углубим.

Неслыханная демократичность льстила. Критически настроенные секретари, желавшие выступить на пленуме, охотно брали слово на этом предварительном совещании. И каждый излагал весь джентльменский набор упреков в адрес Горбачева:

1) неясна цель перестройки;

2) шарахаемся из стороны в сторону;

3) экономическое положение ухудшается;

4) внешняя политика невнятна.

Докладчики рекой текли на трибуну – и обрушивались на самоубийственные деяния перестройки. Демократичный вождь внимал, в блокноте строчил, просил уточнить детали. Мне казалось, он записывает даже непарламентские эпитеты в свой адрес – может быть, чтоб позже припомнить…

Он позволял говорить всем, даже своим ярым оппонентам. Я думал, что уж их-то придавит, – но нет! Их он выпускал первыми! И если из зала кто-то начинал спорить с критикой перестройки, то генсек мягко просил не мешать ораторам:

– Пусть товарищ выскажется! Вы тоже получите слово.

Действительно, получали. И говорили, говорили – до изнеможения, до полного выпускания пара. Излияния длились часов восемь-десять, пока поток ораторов не иссякал сам собой.

– Есть еще желающие? – изощренно глумился Горбачев. – Прошу выступить.

Но люди, съехавшиеся со всей страны, уже ничего не могли и не хотели – и сами просили закругляться. Горбачев подводил итог, упирая на то, что принципиальные вопросы раскроет на пленуме, а сейчас надо обсудить уборку урожая, или зимовку скота, или снабжение населения продовольствием… Это было уже всем неинтересно и выше сил, и секретари с облегчением расходились.

Но иногда у кого-то из критиков вдруг открывалось второе дыхание – и он продолжал генсека «доставать». Тогда Горбачев устраивал спектакль по схеме № 1. В нем просыпался трибун-трубач, боец за истину, обвинитель.

– Перестройку начинать надо с себя! – кричал он. – Вы имеете все возможности работать, и нечего кивать на Центр!! Трудиться надо, а не говорильню плодить!

С таких совещаний он возвращался измочаленный, сбрасывал пиджак и жаловался мне:

– Вся спина мокрая, пока им мозги вправляешь. Видел, кто пришел на смену прежним секретарям?

А прежних он сам и заменил…

Что давал такой прием? Завтра на пленуме секретари помалкивали. Устали, пар вышел; некоторые думали, что и так высказались – достаточно; кто-то просто боялся вторично нарываться: запомнят, накажут… И пленум проходил гладко, в лучших традициях прошлого.

Болдин закончил монолог. Судья кивнул и перестал улыбаться:

– Спасибо, это многое объясняет. У вас есть что добавить к описанию действий подсудимого?

– Так, мелочи, – ответил бывший помощник. – Например, он провел чистку ЦК, поувольнял массу людей, обещая всем сохранить привилегии – и обманул, отнял. Сами понимаете, что из этого вышло: он потерял доверие оставшихся. Каждый член команды теперь ждал, что шеф кинет и его. Энтузиазма это не добавляло, и команда распалась. А ведь она управляла страной…

Тут Горбачев опять не сдержался.

– Все ложь, – заявил он; против его воли интонация вышла жалобной. – Нет, Валера, не ждал я от тебя такого свинства.

И Адвокат вступился:

– Да. Если и был факт обмана сотрудников, то надо еще доказать его умышленность!

– Возражение принято. У вас есть доказательства? – спросил Судья.

Болдин признался:

– Формальных – нет. Но я в этом уверен.

Горбачев что-то шепнул Адвокату, и тот заявил, вынув некий листик из материалов дела:

– Привожу свидетельство о дисциплине в аппарате ЦК:

«Один мой знакомый номенклатурщик, далеко не глупый и очень порядочный человек, признался, что если бы в 1986 году их выстроили в холодный зимний день на мосту и заставили прыгать вниз головой, то, даже видя толстый слой льда на реке, они все равно бы дружно нырнули»[21].

Судья полюбопытствовал:

– Это вы к чему?

– К тому, что столь вышколенные сотрудники все равно продолжали качественно работать, даже если б действительно состоялся гипотетический факт их обмана. Следовательно, никакого развала управления не произошло.

– Протестую! – вставила Прокурор. – Как выражается сам коллега Адвокат, это все домыслы.