Вячеслав Бакулин - Некроманты (сборник)

• Название: Некроманты (сборник)
• Автор: Вячеслав Бакулин
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Книги магов
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-77239-1

Юный некромант приезжает в гости к тете Аглае, готовясь провести обычное скучное лето, и вступает в схватку с демонами преисподней…

Благородный чер Рэкто и его ученик готовы противостоять колдунам и личам таинственной обители ради спасения наследника престола…

Локи спускается в Мидгард, чтобы отыскать безумца, поднимающего целые кладбища, а в провинциальном Клонмеле объявляется некто, обещающий лишний год жизни тому, кто отважится станцевать со смертью…

Жизнь и смерть на страницах новой фантастической повести Ника Перумова и в произведениях других авторов сборника «Некроманты»!

---

Но все закончилось в один момент: Айван схватил ее за волосы и оттащил от брата. Повинуясь силе заклинания, снежная дева не могла даже тронуть мужчину, но он поклялся бы на чем и чем угодно, что демон вдруг сам оттолкнул Мишу. Нет, несчастный не умер. Зайдясь в сухом кашле, он, выпучив глаза, смотрел на то, как его возлюбленная безвольно, словно игрушка, замирает под рукой брата. Только смотрит своими огромными нечеловеческими глазами, и упругие локоны девушки почему-то распрямляются, превращаясь в длинные черные прямые шелковые пряди. Они стелются, растут до самой земли, закрывая белоснежную, слишком белоснежную кожу груди, черноту обгоревших рук, шелк платья. И ветер из пустоты за ее спиной раздувает пряди, они тянутся к Мишу, но он смотрит только на изменившееся лицо любимой и крупные слезы на этом белом лице.

– Прочь! – Выкрик Айвана прогнал морок. Он резко отшвырнул девицу с ее космами. – Прочь в свою бездну! – И та полетела, как тряпичная кукла…

– Каждый раз после трубки опия последнее, что я вижу, – как она летит в лапы безликого клерка в холодную пустоту. Такая маленькая, такая красивая, моя Ана… – признавался Мишу брату много раз. – Потом я просыпаюсь, а ты сидишь рядом и греешь руки у дымного камина в курильне. Зачем ты вмешался, брат? Пусть бы я умер тогда, на белом снегу, рядом с ней. Или через полгода, когда бы она высосала из меня жизнь у церкви. Но я был бы с ней, я бы умер счастливым. Нет, я бы еще полгода жил счастливым. – Выцветшие от горя и опия глаза Мишу смотрели без упрека. Он просто мечтал. – Знаю, ты не виноват, а я тряпка. Но жить без нее… Если б было что отдать, я бы отдал за возможность снова… – Мишу никогда не заканчивал этой фразы.

…Почти пять лет прошло с той ночи, когда проклятые призраки наконец исчезли из дома братьев. Мишу тогда потерял сознание, а Айван отчетливо помнил все подробности: оторвав девку от брата, он выкинул ее прочь, в ту черноту, что ее породила. И в снежном вихре, этом рыке бездны, он тоже увидел высокую худую фигуру без лица. Силуэт из сгустка тьмы, омываемый нетающим роем снежных хлопьев, протянул длиннющие руки к девице, утягивая ее в свой мир. Но Мишу не видел, а Айван заметил, как обугленное распятие взлетело вверх, подкинутое одной из змеящихся прядей ведьмы. И в тот момент, когда руки-плети из снега уже смыкались над девой, металл вошел ей в живот и прядь, как живая, направила его слева направо и вверх. Крови не было. Были белые комки, вывалившиеся из чрева, и присыпанная снегом прощальная улыбка. Шум, шорохи и свист стали невыносимым гвалтом, и длинная фигура в метели задергалась, получив дважды мертвую добычу.

Айван чувствовал, как отнимаются обмороженные руки, но схватил брата, лежавшего без чувств, и потащил к выходу из комнаты. Дверь за ними захлопнулась сама, но то, что произошедшее – реальность, сомнений не вызывало. Как и то, что не время успокаиваться: братья в глухой обороне. Превозмогая боль, старший дотащил младшего до гостиной, сунул руку в погасший камин и сажей оттуда нарисовал на лице брата иероглиф «молчание». Так он сам прятался пять лет и так надеялся спрятать его от нечисти. В темноте, молчании и ожидании жутких атакующих тварей провел Айван эту ночь. Как тогда, в детстве, они с братом снова прятались от чужого мира, почему-то решившего, что эти двое людей должны мучиться или стать его частью. «Брата я вам не отдам!» – решил Айван тогда, хоть и не знал, что конкретно делать. Сеппуку Аны смешало все его преставления о ней. «Главное – продержаться до утра» – лишь это точно знал Айван. Но ни шорохов, ни стонов, ни шагов за стенами он больше не слышал, хоть и напрягал слух, превозмогая все растущую боль в руках. Лишь когда рассвело за окном, Айван, измученный событиями ночи и тупой распирающей болью, провалился в сон.

А наутро начался новый виток кошмара. Братьев разбудил констебль. В саду их дома нашли труп молодой девушки. Предстояло разбирательство. Невероятная истина, очевидно, была непригодна к рассказу в век, когда в науку и паровые машины верят больше, чем в силу проклятия. Мишу шепотом велел брату молчать или говорить только по-японски, делая вид, что не понимает языка полиции и судей. Перемазанных сажей, раненых, их забрали в участок, приняв за бродяг и грабителей. Несколько дней они провели среди нищих, сумасшедших, проходимцев и бандитов, пока кто-то из старых друзей отца не заехал навестить их в давшем трещину доме и, встревожившись, не начал поиски.

Конечно, братья были оправданы и выпущены через некоторое время: труп девушки подвергся осмотру, и стало ясно, что она замерзла еще прошлой зимой, как минимум полгода назад, и хозяева усадьбы тут совсем ни при чем. Но Айван понимал, что значили все звенья в цепи событий вокруг их семьи, когда говорили «полгода». Понял ли Мишу? Неизвестно. Младшему просто стало неинтересно жить. Что его сломало – события страшной ночи или время с отребьем в тюрьме, или что-то еще, старший брат не понял до конца. Навалилось слишком много дел, непривычных для двух молодых джентльменов, которые, по сути, никогда не жили без прислуги, а в «проклятый дом с трещиной» никто не хотел идти. Китайская пожилая пара оказалась сговорчивей. С ними в дом пришел относительный порядок, хороший чай и опий. Мишу все чаще именно так проводил вечера: с трубкой китайского зелья на диване в гостиной. Сначала он оправдывался, объяснял что-то про лекарства, а потом просто улыбался:

– Оно не сделает хуже, чем есть. Брат, незаслуженное проклятье никогда к невиновному не пристанет. Это зелье лечит. Все лечит, что болит. Попробуй, твои руки тоже будут болеть меньше…

Неизвестно, сколько тянулось бы это тягостное прозябание, если бы однажды Айван не получил в спину камнем. Так бывает, человек терпит, терпит град неприятностей, приворовывающую прислугу, скудный обед, не слишком чистые одежды и комнаты, но все как-то терпимо. Нерешенные задачи все как-то откладывает на завтра, на потом, на «пока подождем» и «время лечит», на «можно жить и так» и «эта жизнь лишь тлен, и дух томится в ожидании освобождения», но однажды какой-то соседский мальчишка кинет тебе в спину камнем и убежит с хохотом, потому что ты для него – одноглазый калека; проходящий экипаж обдаст тебя грязью из канавы, а на тебе последние чистые брюки – и ты вдруг понимаешь: «Все! Дальше так продолжаться не может! Лучше не будет! Это конец». С Айваном так и случилось.

Забрызганный грязью, он вбежал в дом и, увидев, что Мишу продолжает грезить на диване в гостиной, в засаленном уже халате, когда старая Яи тут же, при нем, прячет в складки одежды серебряную табакерку, он словно очнулся.

– Мы уезжаем, сегодня же, собирай вещи, – крикнул он брату и властно протянул руку к служанке. – Положи на место то, что взяла.

Старуха подчинилась, положив табакерку в покрытую шрамами руку мужчины.

– Ошибка, это ошибка, все время ошибка, – пробормотала она, но в ее голосе не было ни извинения, ни смирения, ни испуга. – Нет, это ошибка, господин. Я все исправлять.

– Убирайся, пока я не вызвал полицию! – Айван уже не хотел ничего слушать. Надоело быть щепкой в потоке вод судьбы.

– Нельзя брать то, что не знаешь, как работает, – сказала китаянка и посмотрела на Айвана выжидающе, – будет еще хуже. И брать то, что не надо брать.

– Верно, – сказал он. – Потому ты уволена. А табакерку, так и быть, оставь себе как плату.

– Господин начинает понимать, – старуха поклонилась и ушла. Но Айвану надоело слушать всякий бред. Он решил действовать. И это была первая настоящая победа. Победа над разливающейся в доме серой тоской.

Как тогда, в битве с призраками, Айван знал, что надо делать, и больше не раздумывал, не сомневался. Собрать чемоданы, купить два билета на ближайший корабль в Японию. В единственную страну, где он хоть что-то понимает. Долгая дорога без заходов в порт, смена обстановки и морской ветер должны будут промыть Мишу мозги, изгнать пары китайского зелья. Не только оно лечит. А дальше – пристроить брата там в одну из торговых миссий. Или при монастыре, что даже лучше, а самому – исправить то, что наделал. Если это еще возможно. Или сгинуть уже окончательно, чтоб «дух нашел освобождение».

Сейчас, как пять лет назад, Айван снова взялся за ту же ручку в виде разноглазой лисы. Меч снова был с ним, и снова нужно было задержать дыхание при входе в пыльную колдовскую лавку. Так учили древние свитки во дворце сёгуна. Мужчина вдохнул поглубже и отодвинул сёдзи.

Как и в прошлый раз, дверь закрылась сама, отрезав его от мира людей. Как и в прошлый раз, сумрак вокруг не был пустым. Но ничего не отражалось в лезвии меча. Не шевелилось за спиной. Никто не пытался высосать живое тепло из пришельца. Только где-то далеко, словно под кожей или за толстым стеклом и стенами, слышался гул и ритмичные удары. Сначала едва уловимо, так, что непонятно, морок это или твой пульс, потом все сильнее и громче, в такт с ударами сердца. Когда же воздух в легких закончился, когда кровь в висках застучала так сильно, что невозможно уже понять, сотрясаются ли стены или это галлюцинация, Айван выдохнул.