Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

• Название: Любви все роботы покорны (сборник)
• Автор: Ринат Мусин
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-78947-4

Что будет с миром, где покупают любовь и продают мечты? Можно ли одинаково сильно любить двоих? Что будет платой за исполнение желаний – тело, душа? Может боль быть желанной?

Мрачное и прекрасное, смешное и странное – все смешалось в палитре страстей, пороков и затаенных желаний. Мир многогранен, и не сосчитать вариантов того, что возможно. И эльфийка задорно подмигивает орку. Среброволосая дева целует губы мраморного бога, демон покоряется смертному, и вовсе не бесстрастно наблюдает за утехами людей электронное око робота…

Генри Лайон Олди, Святослав Логинов, Евгений Лукин, Далия Трускиновская, Игорь Минаков, Максим Хорсун и другие в неожиданном и провокационном сборнике русской эротической фантастики!

---

Анке послушно расправила лопатки.

– Как подготовка? Скоро экзамены.

– Историю повторить осталось.

– Ты должна стараться. – Анке кивала в такт маминым нравоучениям, не особо вслушиваясь в слова. – Престижный лицей… юристы всегда в цене… зависит будущее…

Потом мама выдохлась и умолкла. Анке собрала тарелки, оглянулась:

– Ладно, мам, я заниматься.

– Подожди. – Мама подняла голову, вокруг ее глаз темнели круги. – Сегодня я на дежурство, и если бабушка не придет, тебе одной ночевать.

– Хорошо.

– Но никаких гулянок, ясно? Билеты повторишь и спать.

– Да, мам.

– Смотри, Анна, – с угрозой сказала мама. – Принесешь в подоле – убью.

Анке молча смотрела в пол. Какой подол? Она тихоня, рта боится раскрыть, даже с девчонками не разговаривает, не то что с мальчиками. Наверное, ей было б лучше вовсе никогда не рождаться на свет.

– Задание в студию сделала?

Анке вздохнула, выудила из папки, брошенной на подоконник, лист акварели. Протянула рисунок маме.

– Цветок папоротника. Хорошо получилось, правда?

– Неплохо, – устало сказала мама. – Папоротники не цветут.

* * *

От Ляли разило потом, табаком и бензином. Забористый букет, но Ксавье возбуждало такое амбре. Да и дамочка покладистая, эта мойщица с автозаправки. Денег не просит, уйдешь в загул – слова не скажет. Не то что бывшая супруга. Эх, лучше не вспоминать.

Он утянул Лялю в комнату, хлопнул по гузке – нагнись, мол. Да, бабец что надо, думал он, тиская под футболкой набухшие груди. У иных дамочек вымени считай что и нет – не сиськи, а прыщи какие-то, а тут буфера так буфера!

Ляля пискнула, когда Ксавье игриво куснул ее за шею. Рука переместилась ниже, оглаживая огромный живот. Ребенок брыкнулся изнутри, и от этого движения, отдавшегося толчком прямо в ладонь, в трусах аж взыграло. Ксавье рывком задрал на Ляле юбку, пальцем потыкал среди волосни. Плюнул, растер, прицелился и с усилием втиснул член куда следует. Ляля вскрикнула, но пощады не дождалась. Член с хаканьем долбился в шток влагалища, Ксавье пыхтел, сопел, наяривал. Ляля, смирившись, подмахивала задом.

– Клево трахаетесь, – сказали за спиной.

Ксавье отпрянул от Ляли. Член качнулся и позорно обвис.

– Ты-ы… – путаясь в трусах, прохрипел он. – Ты-ы… откуда взялся? Что здесь делаешь вообще?

– Ну, извини. У тебя дверь нараспашку, в курсе?

С прошлой зимы не виделись. Сколько ему, четырнадцать? Вы-ырос, сволочь, – так вскоре и макушкой станет вровень. Чернявый, в мать, а глаза светлые, отцовские. Ксавье знал по опыту – дамочки млеют от таких глаз.

Ляля кое-как прикрылась юбкой.

– Кса-ав… кто это?

– Сын, – хмуро ответил Ксавье.

Учебник давно валялся заброшенным. Теперь Анке отложила и книгу. «Практическая магия, – гласил аляпистый заголовок. – Тайные силы природы для исполнения ваших желаний».

Через пять минут она стояла на лестничной площадке одетая – джинсы, кроссовки, ветровка. Закрыла дверь, повернула ключ в замке. Опрометью сбежала по лестнице.

У подъезда остановилась. Тихо-то как, только за аркой с шелестом проносятся машины. И небо ясное, ни облачка, – значит, звезд будет много, будто в августе, хотя лето только сегодня перевалит за половину. Ведь эта ночь – особенная. Ночь летнего солнцеворота.

Ночь цветения папоротника.

Анке сорвалась с места. Пронеслась мимо детской площадки, мимо парковки с дремлющими автомобилями. Свернув под арку, вприпрыжку кинулась к остановке.

Десять минут до вокзала. Сесть на электричку, выйти на полустанке близ Эльмота… страшно, даже дыхание схватывает, но надо быть полным ничтожеством, чтобы упустить свой шанс. Ведь только в глухом тысячелетнем лесу можно надеяться на действенность магического обряда. Так пишут в книгах.

Она сумеет.

Ляля уперла руки в бока.

– Оборзел? Сынка своего мне на шею повесить хочешь? Что он сюда приперся? Дома наскучило?

Ксавье тосковал. Вот разошлась дамочка! Аж в ушах звенит.

– Тише, зая, – уныло повторял он. – Не шуми, пацан в комнате, услышит…

Ляля выругалась, длинно и нецензурно. А потом тяжко опустилась на табуретку и заплакала.

Помедлив, Ксавье обнял Лялю, погладил по волосам. Она ревела долго, уткнувшись мордой ему в живот. Затем, еще вздрагивая от рыданий, потянула носом и сказала:

– Я ведь рожу скоро, Ксав… куда нам. Скажи ему, пусть уходит… а?

– Скажу, – нехотя обещал Ксавье.

Он встал, почесал зад и уже собирался окликнуть сына, как в прихожей негромко стукнула дверь. Ксавье протопал в коридор, заглянул в комнату – никого.

Ушел, подумал Ксавье. Слышал, значит, как Лялька лаялась. На душе было смутненько. Сын как-никак. Когда-то катал его на закорках…

Терзаемый муками совести, он сунул руку в карман трико. Под пальцами приятно хрустнула заначенная двадцатка. Завтра хватит на пиво. И кальмарчиков.

Жизнь определенно налаживалась.

Он бесцельно брел по обочине. Автомобили проносились мимо реже и реже, небо меркло, близилась ночь. Идти, собственно, было некуда.

– Малой! Эй, малой!

Рядом зашуршали шины, скрипнули тормоза. Из окна внедорожника, свесив руку, выглядывал мужчина в тренировочном костюме. На запястье блеснули золотом огромные командирские часы.

Мальчик отступил назад, чуть не запнувшись о бетонный поребрик.

– Отвали.

– Да ты не трясись. – Мужчина улыбался, у него было широкое открытое лицо – как у моряка на рисунке в детской книжке. – Поздно гуляешь, говорю. Копы загребут, так родителям мало не покажется.

Он промолчал.

– Или собрался куда? Если что, так подброшу. Так куда надо-то?

Он поколебался и ляпнул первое, что пришло в голову:

– В Марницу.

– В Ма-арницу? – протянул мужчина. – За Эльмотом? Далеконько. А деньги-то есть?

Мальчик замотал головой.

– Из дома сбежал, что ли? Видал я тебя сегодня на рынке. Работу ищешь?

Он кивнул. Дверца вдруг распахнулась.

– Садись, – бросил мужчина. – Как раз туда собираюсь. На полдороге в местечко одно заедем, а к утру будешь в своей Марнице.

* * *

…Всякое рассказывают об Эльмоте, крохотном осколке тех лесов, что росли здесь еще во времена мамонтов. В газетах пишут, что ночами над Эльмотом кружат вереницы цветных огней, что в пещерах над рекой живут заросшие шерстью чудища – йети и что пропадают бесследно забредшие сюда случайные путники – туристы, рыболовы, грибники. Может, и сочиняют впустую, да только лучше б те истории оказались правдивыми: иначе как надеяться на силу волшебства?

Анке шла медленно, почти на ощупь, сдерживая дрожь в коленях. Под ногами с треском сминался подлесок, где-то высоко гикнула и заухала невидимая сова. Затем путь преградило поваленное дерево, сухие сучья тянулись из тьмы, словно ломкие пальцы скелета. Всхлипнув, Анке кое-как перелезла через ствол и на той стороне вдруг увидела то, что искала.

Деревья здесь расступались, и пролесок густо зарос папоротником, серебрившимся в мягком сумеречном свете. Она пригляделась к перистым удлиненным листьям – да, то, что надо: не орляк, не колчедыжник, а щитовник. Щитовник мужской, разрыв-трава, жар-цвет.

Анке выбрала куст повыше, опустилась перед ним на колени, вдохнув запахи трав, мха, влажной лесной земли. Сломанной веткой очертила круг, замкнув в нем себя и папоротник, и, затаив дыхание, возложила руки на листья.

– Загорайся, жар-цвет, – облизнув пересохшие губы, четко и звонко приказала Анке. – Исполни загаданное. Пусть папа вернется домой, пусть мама перестанет мной командовать, пусть в школе не будут… – Голос сорвался, она кашлянула и зачастила испуганной скороговоркой: – Пусть у меня появятся друзья, пусть я стану хоть кем-нибудь в этой жизни, или пускай я смогу умереть…

Ветер зашелестел в кронах. Замирая в благоговейном ужасе, Анке смотрела на свои руки, русалочьи бледные в бликах восходящей луны, – вот-вот между пальцев вспыхнет огонек, затанцует на листьях пламенем колдовской свечи, переливаясь кипенно-белым, карминным, золотым. Но минуты текли, а папоротник не расцветал. И не расцвел, разумеется, а она-то, идиотка, так верила глупым книжонкам!

Снова на знакомой дороге Анке оказалась уже в полной темноте. Но ветвившийся развилками проселок не вывел ее к бревенчатым домишкам полустанка. Вокруг только гуще смыкался лес, а колея сужалась, зарастала кустарником и, по-видимому, уходила в никуда.

Анке заблудилась.

– Что это?

Мальчик вертел в руках синий блестящий шарик, не больше грецкого ореха. Надо же, неактивированный, подумал Лотош. Должно быть, завалялся с прошлого раза, когда вывозил на дачу жену с детьми.

Он присел на диван рядом с мальчишкой.

– Новинка ассортимента. – Забрал у пацана шарик, небрежно подбросил и снова вложил мальчишке в ладонь. – Эрзац-фантом.