Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

• Название: Любви все роботы покорны (сборник)
• Автор: Ринат Мусин
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-78947-4

Что будет с миром, где покупают любовь и продают мечты? Можно ли одинаково сильно любить двоих? Что будет платой за исполнение желаний – тело, душа? Может боль быть желанной?

Мрачное и прекрасное, смешное и странное – все смешалось в палитре страстей, пороков и затаенных желаний. Мир многогранен, и не сосчитать вариантов того, что возможно. И эльфийка задорно подмигивает орку. Среброволосая дева целует губы мраморного бога, демон покоряется смертному, и вовсе не бесстрастно наблюдает за утехами людей электронное око робота…

Генри Лайон Олди, Святослав Логинов, Евгений Лукин, Далия Трускиновская, Игорь Минаков, Максим Хорсун и другие в неожиданном и провокационном сборнике русской эротической фантастики!

---

– Моя сестра обожает эту игру, – сказал мальчик. – Она мелкая, три года. И брат есть, еще младше. А у тебя?

– Только родители. И то папа… – Анке замолчала.

Мальчик тронул ее за плечо.

– Слушай, а зачем ты поехала? В Эльмот, ясное дело.

И Анке ему обо всем рассказала.

– Значит, не получилось?

Она горестно кивнула, моргнув своими чумовыми глазищами. Тогда он вскочил:

– Делов-то! Айда попробуем вместе! Все будет зашибись.

Он потянул ее в лес. Обалденная девчонка! Не то что овцы из его класса – у тех кишка тонка в одиночку провести ночь в Эльмоте. А Анкин папец – урод, ясное дело. Но так уж выходит, что все взрослые – или сволочи, или придурки.

Давешний шарик словно сам собою скользнул в ладонь. Как-нибудь с голоду не подохну, подумал он, так пусть Лотошев подарочек сгодится на что-то большее, чем жрачка.

Пальцы стиснули эрзац-фантом. Он ожидал знакомого покалывания, еле заметного, будто щекотка, он ожидал, что шарик вдруг сделается горячим – не удержать! – а потом лопнет, расколовшись на две половинки. Замирая в нетерпении, он ожидал, что с ладони стечет на ковер подлеска живой огонек, затанцует на листьях папоротника пламенем колдовской свечи, переливаясь кипенно-белым, карминным, золотым.

Он ожидал, как несколько часов назад ожидала Анке, и, разумеется, не дождался.

Мальчик незаметно разжал кулак. Игрушка лежала на ладони мертвой пластмассой. Значит, Лотош обманул, обвел вокруг пальца. А на что еще, холодно сказал он себе, ты рассчитывал?

Несильно размахнувшись, он бросил фальшивку под ноги и обернулся к Анке. Странно, ее лицо словно светилось в сумраке, а в широко раскрытых глазах играли отблески огненного зарева.

– Гляди, – хрипло шепнула она.

И тогда он тоже увидел, как недалеко впереди, в зарослях папоротника возле поваленной ели, вспыхнул, не опаляя листьев, золотой в алом сиянии – невозможный, настоящий, волшебный, живой, несбыточный – цветок.

Они смотрели на него, держась за руки, пока последние искры не отгорели, растаяв в лиловом воздухе. Держась за руки, вернулись к реке.

Анке снова стала бить дрожь, и она, ссутулившись, вся сжалась, пряча ладони под мышками. Точно так же делала мать, когда маленьким он заигрывался на площадке: ежилась от холода, пока он, перепачканный и счастливый, шлепал по лужам. Брат родился хилым, плачет сутками напролет, отчим на работе, как они там?

Анке ойкнула:

– А я ничего не загадала…

Мальчик облизнул губы. Он хотел сказать Анке, что она клевая и что ее желания обязательно сбудутся. Что таких, как она, он никогда не встречал. Что пускай мир погряз во зле и неправде, но они сегодня видели чудо. А это, наверное, что-нибудь да значит.

Так он хотел сказать, но ему не хватило слов. Поэтому он только обнял Анке и шепнул:

– Ты очень красивая.

Они сближались медленно, словно пугливые молодые зверьки. Соприкоснулись губами и отпрянули, и снова начали путешествие: неизведанные страны лежали перед ними, и они изучали их ландшафт прилежней картографов в научной экспедиции. Бережно, как художник расписывает тушью страницы драгоценного манускрипта.

Тихо в келье; завиток за завитком ложатся на выбеленный пергамент. Олени в удивлении оборачивают гордые головы, лисы подходят к палаткам, не ведая страха перед людьми. Шумят янтарные сосны, грохочет река на перекатах, бьет хвостами форель, и везде – в воде и воздухе, и под пологом лесной чащи – и кипит, и ликует, и умирает, чтобы снова родиться, вечно юная жизнь.

А путь ведет дальше, вдоль станового хребта позвоночника, к впадине в основании затылочной кости. Глубоко, под тонкой кожицей земной коры, под тягучей мантией мышечной ткани мощно и часто пульсирует сердце, и кровь расплавленной лавой струится по руслам артерий. Кружится голова; жарко, и сладко, и маетно, и ноги подкашиваются, и тянет опрокинуться навзничь, в травы и росы, в звезды, в горячку любовного забытья.

И в последний миг перед тем, как исчезли всякие мысли, он подумал, что отчим, если по-честному, мужик нормальный, а еще он подумал, что хватит валять дурака, набегался, пора возвращаться домой.

С реки стелился туман. Белые змейки ползли по траве, обвивались вокруг стволов деревьев, полупрозрачным маревом подергивали светлеющее небо. Еще немного, и берег утонет в густой молочной мгле.

Они явились с туманом. Дымчатые фигуры одна за другой возникали из ниоткуда, босые ноги ступали по воздуху, едва касаясь верхушек трав. Старшая, с венком из мятлика и шалфея на длинных волосах, хищно вытянула голову, всматриваясь: где чужаки?

Человечьи детеныши ночь напролет резвились на Священном Лугу, досаждая им возней, и криками, и неуместным смехом. Достойные отпрыски своих отцов, не желающих помнить древние обычаи. Высокомерных в собственном могуществе, возомнивших себя владыками земли.

Что ж, невежи и святотатцы, наказанием за ваш проступок – смерть.

Старшая скользнула вперед, ее сестры тенями последовали за ней. Они окружили поляну, теснее и теснее смыкая круг, и у березы, на ложе примятой травы, увидели тех, кого искали. Чужаков из Мира-за-Лесом, обнаженных и беззащитных, тесно переплетшихся телами под аккомпанемент соловьиных трелей.

Они, невидимые за туманом, долго смотрели на детей человеческих, и старшая медленно, не в такт убыстрявшимся движениям вечного танца, одобрительно качала головой. А когда обряд завершился и дети человеческие, усталые и счастливые, уснули в объятиях друг друга, тогда старшая подала знак, и они в молчании покинули берег, беззвучно и стремительно, как с началом дня развеивается утренний туман.

Над миром, пылая, восходило жаркое солнце.

* * *

– Мне звонили из лицея, – неестественно спокойным голосом сказала мама.

Анке поправила прическу. Она еще не привыкла к ощущению коротко остриженных волос.

– Сообщили, что по твоей просьбе отец забрал документы. Можешь объяснить, что происходит?

Анке пожала плечами.

– Могу.

– И насчет студии тоже. Чем ты занимаешься, когда прогуливаешь занятия?

– Работаю, – сказала Анке. – А учиться я буду в колледже при биофаке. С моим аттестатом меня туда уже зачислили. Без экзаменов.

Мамины глаза сузились, на скулах проступили красные пятна.

– Тварь неблагодарная! Ради тебя одной стараюсь, а ты…

Пощечина не была сильной. Мама совсем не умеет давать пощечины, с состраданием подумала Анке. И боится жить.

– Не делай так больше. – Анке встала из-за стола. – Иначе я уйду жить к отцу. Я ведь знаю, что вы разводитесь.

Она приготовилась выдержать новый натиск бури, но мама молчала. Поколебавшись, Анке тронула ее за плечо:

– Пожалуйста, подпиши.

Мама отняла ладони от лица. Спросила глухо:

– Что это?

– Разрешение на аборт, – очень мягко объяснила Анке. – И поскорей, если можешь: меня ждут в лаборатории.

В лабораторию при институте ее устроила Эльза, папина будущая жена, – мыть пробирки, ничего особенного, но Анке была рада и этому. И сейчас, мчась по улице, она снова радовалась наконец-то обретенному счастью.

Если сегодня получится повторить тот опыт с чашками Петри… Эльзин начальник считает, что из нее, Анке, наверняка выйдет перспективный специалист. Что с таким упорством и талантом ее ожидает блестящая научная карьера.

Перепрыгивая через лужу, Анке поймала улыбку случайного прохожего и широко улыбнулась в ответ. Жаль, конечно, что нельзя оставить ребенка, осенним листком мелькнула мимолетная мысль, но сразу исчезла, словно унесенная порывом ветра. Будущее манило ее, захватывающее и лучезарное, и она поспешила ему навстречу без сожалений и колебаний.

Дарья Зарубина, Вячеслав Бакулин Лисий край

Она убегала, изредка оборачиваясь и хохоча. Дразня, нарочно распаляя в нем древний инстинкт хищника. Плескался по ветру лисьим хвостом белый подол. Мелькали обнаженные ступни, взметая кровавые медяки осиновых листьев. И князь гнал свою добычу, гнал без жалости. Шел как зверь на манящий терпкий запах живого, животного, сладковатый и горячий. И страсть, темная и жадная, сродни ярости, застилала ему глаза. Как широколобый молодой гончий пес, летел он в хрустальной прохладе осеннего леса, ведомый лишь одним желанием – не выпустить из виду мелькающее впереди светлое платье и облако рыжих волос.

И странный, торжествующий звук, чистый и дерзкий, как звук охотничьего рога, вырвался из его горла, когда он понял, что ей не уйти. Лисичка вновь засмеялась, когда он рванул ее за плечи. Они покатились по траве, листьям. Влажные еловые лапы хлестали по лицу. Сцепились отчаянно, ни один до последнего не желая сдаться на милость победителя. Он навалился волкодавом, рвал ее рыжий мех. Она не уступала ему, с дикарским горловым рычанием норовя вцепиться в шею. И когда слепая, страшная страсть готова была превратиться в ярость, она поддалась. Подставила мягкое лисье горло под оскаленную пасть торжествующего противника.