Ю. Куликов - Сподвижники Чернышевского

• Название: Сподвижники Чернышевского
• Автор: Ю. Куликов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.

Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.

---

Бумагами Муравского занимался чиновник, до этого проверявший архив Чернышевского. После просмотра чиновник написал обстоятельную записку в следственную комиссию князя Голицына.

«Действия Муравского, — писал чиновник, — выраженные в переписке его с товарищами, должны быть признаны злоумышлением, имевшим целью возбудить к бунту против власти верховной».

Этот же чиновник просматривал дело Н. Серно-Соловьевича. Он нашел там письмо Завадского из ссылки к издателю Пыпину с просьбой прислать запрещенные сочинения. Эта находка явилась достаточным основанием для обыска у Завадского. В бумагах Завадского нашли два письма Муравского. В них он писал о том, что по части «общего дела» есть много хорошего, упоминал об «известных целях».

На допросе его спросили о содержании двух писем к Завадскому. Арестованный дал первый отпор.

— По причинам, которые считаю вполне уважительными и которых нахожу нужным не объяснять комиссии, на этот вопрос я отвечать не намерен.

Муравский решил не скрывать своих политических убеждений и вступить с тюремщиками в открытый бой. Через два дня жандармы читали письменное объяснение заключенного.

«В последние три или четыре года, — писал Муравский, — я пришел к твердому убеждению, что от русского правительства (под именем которого я понимаю императора и всех ныне существующих властей) подвластные ему национальности не должны ожидать никаких существенно полезных преобразований, так как правительство не имеет ни способности, ни желания сделать что-нибудь подобное для народа, и что единственное средство к перемене существующего порядка остается, по моему мнению, путь насильственной революции».

Следователей нелегко удивить. Они уверены, что пройдут недели, месяцы, и арестованный переменит тон. Их ждало разочарование. Муравский обладал стальной твердостью.

14 января 1863 года после многочисленных допросов он написал и передал следственной комиссии свой политический манифест. В нем революционер с гордостью повторял, что единственным выходом для России с ее тяжелым положением остается насильственная революция.

Заключенный обвинял царизм в стеснениях университетов, гонениях на воскресные школы, репрессиях в Польше, в несправедливом решении, крестьянского вопроса, нападках в печати на передовых людей без предоставления им права ответа на клевету, в боязни распространить будущее гласное судопроизводство на политические преступления.

Допросы окончились. Суд неторопливо заканчивал дело. Муравского приговорили к 6 годам каторжных работ.

Вскоре он был отправлен в распоряжение Тобольского приказа, а оттуда переправлен на Нерчинскую каторгу.

* * *

Шли годы. Свыше десяти лет имя Муравского не упоминалось в полицейских донесениях. Он бесследно исчез с политического горизонта и лишь значился в полицейской картотеке Третьего отделения под рубрикой политических поднадзорных.

Имя Митрофана Муравского вновь появилось на страницах жандармских донесений в 1874 году, после ареста в Челябе. По обвинению в революционной пропаганде среди крестьян он был привлечен к суду вместе с группой обвиняемых по делу, получившему название «процесс 193-х».

Революционер-демократ Муравский примкнул к народникам, увидя в их движении возможность дальнейшей борьбы.

Август 1877 года. Свыше четырех лет продолжалось следствие по невиданному даже в богатой событиями истории царской тюрьмы процессу. Число обвиняемых было рекордным.

Около 70 человек еще в крепости решили отказаться от суда. В «предварилке» они нашли способ общения. Переговаривались по трубам, проложенным в стенах. Так возник своеобразный «клуб» политических заключенных. Говорили обо всем. Чаще всего на тему о жандармской клевете, направленной против ходоков «в народ».

В угрюмых тюремных стенах новички познавали беспримерную историю борьбы узников с жандармским следствием. Героем этой борьбы стал Митрофан Муравский. Он томился здесь уже много лет.

Обычно разговор новичков начинался так:

— Читали книгу «Безвыходное положение»?

— Нет. Кто же написал ее?

— Составляли многие, а редактировал и собирал материал отец Митрофан.

— Это кто?

— Муравский, разве не знаете? Из оренбургского кружка… О, это особенный человек, его зовут отцом Митрофаном, потому что уж очень уважают… А молодежь так за ним и ходит… на прогулках у него целая школа… Ведь он уже был на каторге, ему уже сорок два года, умный, образованный.

Муравский разработал четкий план, как, сидя в одиночке, составить контробвинение против прокурора и комиссии.

Скоро камера отца Митрофана превратилась в своеобразное училище. Была создана группа, члены которой выписывали из дел нужные сведения, опрашивали заключенных, если возникали сомнения, а в особых случаях доставали письменные свидетельства от компетентных лиц. Весь материал был тща-тельно отредактирован Муравским. Он не оставил камня на камне от обширного «труда» следственной комиссии по «Делу о революционной пропаганде в 36 губерниях». Члены следственной комиссии оказались в безвыходном положении. Отсюда и название сборника — «Безвыходное положение». Блестящая аргументация, остроумное изложение сделали книгу популярной не только в тюрьме, но и на воле. Даже адвокаты охотно использовали сборник для защиты. Друзья «с воли» отправили это произведение за границу для напечатания.

В тюрьме люди тянутся друг к другу. Это помогает не сойти с ума в одиночной камере.

Муравскому писали письма. Он охотно отвечал. Кое-что из его переписки сохранилось. В одном из писем Муравский так писал о себе;

«Я не был ни героем, ни бойцом, и много сказать о себе мне нечего. Единственное крупное достоинство, которое я признаю за собой, это то, что я всегда был смел без нахальства и осторожен без трусости. Мне думается, что моя жизнь — это типичная жизнь честного человека, прожившего свой век в русском царстве».

Осужденный на десять лет каторги, он скончался в одном из ужасных «централов» в 1879 году.

Г. Ионова СЕРГЕЙ РЫМАРЕНКО

Сенатор Гедда спешил на заседание особого присутствия сената. Коляска мягко катилась по набережной. Мимо проплывали каменные громады дворцов. Стоял светлый осенний день. Но сенатор не замечал ни нежных красок петербургского неба, ни строгой красоты города. Его мысли были поглощены «делом» студента Медико-хирургической академии Сергея Рымаренко.

Да! Этот загонит всех в тупик.

Судя по донесениям полиции, он — один из вожаков революционной партии. Третье отделение уже давно располагает сведениями о его крайних противоправительственных взглядах. И все же следствие не дает материала для обвинения. Все вопросы комиссии Рымаренко парирует умело и притом весьма дерзко. Вчера на вопрос, что означает выражение «голос с Альбиона», найденное в его письме к студенту Манасееину, арестованный позволил себе невозмутимо заявить, что «это голос господина Герцена».

— Я читал, — заявил молодой медик, — брошюру под названием «Письма Герцена к русскому послу в Лондоне с примечаниями Шедо-Ферроти». Из этой брошюры я очень хорошо мог узнать как о характере деятельности Герцена, так и о его сочинениях.

Сенатор побагровел при одном воспоминании об этом заявлении. Неслыханная дерзость! Теперь благодаря «Колоколу» всем известно, что брошюра Шедо-Ферроти напечатана тайно, под видом подпольного издания на деньги русского правительства, чтобы опорочить Герцена. Рымаренко заговорил о ней с явным умыслом. Мол, правительство само позаботилось о популярности знаменитого изгнанника…

А его ответ на вопрос о шифре для переписки, который он послал бывшему студенту Португалову? 404/36, 324/4, 395/5 — эти цифры врезались в память сенатора. Он столько ломал над ними голову!

— Не могу припомнить значения этих знаков, — заявил бунтовщик, — может быть, это было напоминание о какой-нибудь задаче-шараде или дружеской шутке.

Разве это не издевательство над комиссией?

…Коляска остановилась. Медленно растворились тяжелые двери особняка. Сенатор, минуя грозных каменных львов, вошел в подъезд. Небрежно сбросив на руки швейцара шинель, Гедда, страдая одышкой, тяжело поднялся по лестнице.

Члены комиссии уже в присутственном зале. Склонившись над папкой, просматривает бумаги сенатор Жданов. Гедда неприязненно покосился в его сторону. Этот далеко пойдет! Сделает карьеру!

Председатель комиссии князь Голицын застыл на своем месте, словно изваяние. Высокий, седой, с оловянными глазами и брезгливым выражением лица, он медленно обвел взглядом членов комиссии и объявил об открытии очередного заседания.

— Господа! Нам предстоит сегодня вынести определение по делу студента Медико-хирургической академии Сергея Рымаренко. Каковы мнения членов комиссии?