Виссарион Белинский - Русская литература в 1845 году

• Название: Русская литература в 1845 году
• Автор: Виссарион Белинский
• Жанр: Критика

Настоящая статья является последним обзором, написанным Белинским в «Отечественных записках». Белинский в этой статье не только подвергает критике романтизм в его идейных и эстетических основах, но и рисует историю его возникновения и развития.

Вслед за критикой романтизма в статье дается смелое и решительное утверждение нового направления русской литературы, ведущего свое начало от Гоголя и свидетельствующего о значительных успехах молодых писателей-реалистов, воспитанных и руководимых Белинским.

---

Кн. Вяземский

Что ты несешь на мертвых небылицу,
Так нагло лезешь к ним в друзья?
Приязнь посмертная твоя
Не запятнает их гробницу.
Все те ж и Пушкин, и Крылов,
Хоть ест их червь, по воле бога;
Не лобызай же мертвецов —
И без тебя у них вас много.{20}

Справедливость требует еще указать, как на довольно замечательные стихотворные произведения, на некоторые опыты г. Григорьева (в «Репертуаре и Пантеоне»), как, например, прекрасное стихотворение «Город», и на рассказ в стихах «Олимпий Радин», в котором целое темно, бессвязно, но есть прекрасные места. Вообще, о г. Григорьеве можно сказать, что он, кажется, сделался поэтом не по избытку таланта, а по избытку ума и что на нем мучительно отяготело влияние Лермонтова, отчего и происходят темнота и неопределенность в целом многих пьес его, и больших и малых: видно, что он не в силах ни отделаться от преследующей его мысли гения, ни овладеть ею. Он написал даже драму в стихах: «Два эгоизма», – в целом довольно бледное отражение довольно бледной драмы Лермонтова «Маскарад». Г. Григорьев, в этой драме, так запутался в неопределенных рефлексиях, возбужденных в нем извне, что читатель никак не в состоянии понять чувств героев ее, ни того, за что они любят и ненавидят себя и друг друга, ни того, за что непонятный герой отравляет ядом непонятную героиню. Но вообще, в этом странном и неудачном произведении промелькивает местами что-то такое, что невольно возбуждает интерес, если не к лицам драмы, то к лицу автора. Местами хороши в ней сатирические выходки; как хорош, например, этот монолог славянофила Баскакова:

Семья – славянское начало.
Я в диссертации моей
Подробно изложу, как в ней преобладала
Без примеси других идей
Идея чистая, славянская идея…
Читая Гегеля с Мертвиловым вдвоем,
Мы согласились оба в том,
Что, чувство с разумом согласовать умея,
Различие полов – славяне лишь одни
Уразуметь могли так тонко и глубоко…
У них одних, от самой старины,
Поставлена разумно и высоко
Идея мужа и жены…
Жена не res[7] у них, не вещь, но нечто; воля
Не признается в ней, конечно, но она
Законами ограждена…
Муж может бить ее; но убивать не смеет:
Над ней духовное лишь право он имеет,
И только частою in corpore[8]: притом
Глубокий смысл в преданьи том,
Иль, лучше, в мысли той о власти над женою.
Пусть проявляется под жесткою корою,
Под формою побои: что форма? Признаюсь,
Семья меня всегда приводит в умиленье…
Власть мужа и жены покорное смиренье…
Чета славянская – я ей не надивлюсь!{21}

Замечательными и оригинальными повестями наши журналы в прошлом году были не очень богаты. Начнем с «Библиотеки для чтения». Лучшим оригинальным произведением в этом роде был в ней сатирический очерк китайских нравов, под названием: «Совершеннейшая из всех женщин» барона Брамбеуса. У этого писателя нет ни дара творчества, ни юмора, но много таланта карикатуры, много того, что по-малороссийски называется жартованием, или жартом. Его повести и рассказы местами невольно заставляют читателя смеяться; в них много блесток и порывов ума. Если бы в этих сатирических очерках было больше определенности в мысли, больше глубины и дельной злости, – их литературное значение имело бы большую важность. «Совершеннейшая из всех женщин» есть одно из удачных произведений шутливого пера барона Брамбеуса, и нельзя не пожалеть, что эта забавная повесть осталась неконченною. – «Счастие лучше богатырства», рукопись найденная и изданная Ф. В. Булгариным и Н. А. Полевым, – роман, написанный в сотрудничестве двумя лицами, – небывалое до сих пор явление в нашей литературе! «Ум хорошо, два лучше», – говорит русская пословица; но на этот раз, кажется, численность не имела никакого влияния на роман. Это довольно неудачное усилие двух прежних писателей подделаться под новую школу. Особенно жалко тут лицо какого-то удалившегося от людей добродетельного химика. Но если о достоинстве вещей должно судить относительно, то скучная сказка «Счастие лучше богатырства» может показаться даже очень сносным произведением в сравнении со всеми остальными оригинальными изящными произведениями в «Библиотеке для чтения» прошлого года.{22} – «Емеля, или Превращения», первая часть нового романа г. Вельтмана, решительно напоминает собою блаженной памяти «Русалку», волшебную оперу, которая так забавляла наших дедов своими «превращениями». Тут ничего не поймете: это не роман, а довольно нескладный сон. Даровитый автор «Кащея бессмертного» в «Емеле» превзошел самого себя в странной прихотливости своей фантазии; прежде эта странная прихотливость выкупалась блестками поэзии; о «Емеле» и этого нельзя сказать. – «Вояжеры», quasi-комедия[9] г. Основьяненко, – высокий образец бездарности и плоского вкуса. – «Башня Веселуха» (вскоре потом изданная отдельно) – так себе, ни то, ни се. – «Петербург днем и ночью» – пародия на «Парижские тайны»; сочинитель, впрочем, не думал писать пародию – пародия вышла против его воли, и оттого читать ее очень скучно. Ни образов, ни лиц, ни характеров, ни правдоподобия, ни естественности, ни мыслей! Зато фраз, фраз – разливанное море! Давно уже не являлось в русской литературе такого странного произведения.{23} – «Три периода», роман г. Кукольника, может служить мерою читательского терпения.

Переводных романов и повестей в «Библиотеке для чтения» прошлого года было шесть, кроме «Теверино» и нескольких небольших рассказов, помещенных в «Смеси», и кроме окончания «Лондонских тайн» и «Вечного жида», начатого еще с 1844 года и тянувшегося почти целый прошлый год.{24} Лучшими можно назвать «Элену Миддльтон» г-жи Фуллертон и «Якова Ван-дер-Нес» г-жи Паальцев: эти две повести, особенно первая, по крайней мере естественны, хотя и страшно растянуты, особенно первая. Конечно, «Граф Монте-Кристо» – блестящее беллетристическое произведение, которое читается легко и скоро; но оно – не роман, а волшебная сказка, только не в арабском, а в европейском вкусе. – Что касается до «Вечного жида», – он окончательно дорезал литературную репутацию своего автора. Правда, в нем много частностей очень интересных, умных, обличающих в писателе замечательный талант; но целое – океан фразерства в вымысле площадных эффектов, невыносимых натяжек, невыразимой пошлости. Лица мадмуазель Кардовиль, мосье Гарди, Габриеля, двух сироток – Розы и Бланки, дражайшего родителя их, маршала Симона, – верх неестественности и приторности. Какое отношение имеют к роману вечный жид и Иродиада? – ровно никакого, гораздо меньше, нежели лист бумаги, в которую завертывают «книгу, имеет отношения к самой книге. Если бы автор назвал свой роман просто: «Иезуиты», не ввел бы в него ни вечного жида, ни Иродиады, ни Самуила с женою, ни двухсот мильйонов нелепого наследства, ни приторно сентиментальных лиц вроде сироток-сестер и Габриеля, если б не преувеличил характера Родэна, придумал поестественнее завязку и, вместо десяти томов, написал только четыре, и написал не торопясь, но обдумывая, – из-под пера его вышел бы прекрасный роман, потому что у Эжена Сю больше таланта, чем у гг. Бальзака, Дюма, Жанена, Сулье, Гозлана и tutti quanti[10] вместе взятых. Но жажда денег и мгновенного успеха равняет теперь все таланты, и большие и малые, подведя их произведения под один и тот же уровень ничтожности.

Ряд оригинальных произведений по части изящной прозы в «Отечественных записках» прошлого года заключился одною из тех повестей, которые составляют приобретение литературы, а не литературного только года. Мы говорим о превосходной повести «Кто виноват?», напечатанной в последней книжке нашего журнала. Эта повесть не принадлежит к числу тех произведений, запечатленных высокою художественностью, которая иногда творит из ничего, не заботясь ни о цели, ни о ничтожестве содержания; но эта повесть не принадлежит и к числу тех умных произведений, в которых лишенный фантазии автор, словно в диссертации, развивает свои мысли и взгляды о том или другом нравственном вопросе и в которых нет ни характеров, ни действия. Автор повести «Кто виноват?» как-то чудно умел довести ум до поэзии, мысль обратить в живые лица, плоды своей наблюдательности – в действие, исполненное драматического движения. Какая во всем поразительная верность действительности, какая глубокая мысль, какое единство действия, как все соразмерно – ничего лишнего, ничего недосказанного; какая оригинальность слова, сколько ума, юмора, остроумия, души, чувства! Если это не случайный опыт, не неожиданная удача в чуждом автору роде литературы, а залог целого рода таких произведений в будущем, то мы смело можем поздравить публику с приобретением необыкновенного таланта в совершенно новом роде.{25} – «Маменькин сынок», роман г. Панаева, напечатанный в первых двух книжках «Отечественных записок», отличается всеми достоинствами и всеми недостатками таланта этого писателя. Мы не будем распространяться ни о тех, ни о других и скажем коротко, что они связаны с сущностью таланта г. Панаева, который, не рискуя ошибиться, можно назвать дагерротипным. Во всяком случае «Маменькин сынок» – одно из лучших его произведений и одна из лучших повестей прошлого года. – «Необыкновенный поединок», романтическая повесть Говорилина (псевдоним), чужд всякого художественного достоинства, но весьма не чужд литературного интереса, особенно для тех, кто поймет живое отношение этого рассказа к эпиграфам, которыми он украшен, и эпиграфов к рассказу. С этой точки зрения, мы считали и считаем «Необыкновенный поединок» произведением, заслуживающим внимания и способным навести читателя на некоторые весьма любопытные соображения насчет некоторых знаменитых имен нашей литературы. – «Богатая невеста», драматический рассказ г. М., написан под влиянием комедий Гоголя и есть едва ли не единственный опыт в этом роде, который читается с наслаждением и после комедий Гоголя. Жаль, что этому рассказу повредило то, что не означено звание действующих в нем лиц. – В повести Ста-Одного «Старое зеркало» много интересных частностей и умных заметок, хорошо очерчено лицо Ивана Анисимовича и дочки его, Маши; но в целом эта повесть не выдержана, и развязка ее как-то странна, неестественна и неудовлетворительна. – «Милочка», повесть г. Победоносцева, не лишена интереса; жаль, что рассказ ее не довольно сжат и быстр. – Сверх того, в «Отечественных записках» прошлого года были напечатаны: «Дача на Петергофской дороге», повесть г-жи Жуковой; «Ошибка», драматический анекдот г. Нестроева, и «Няня», повесть г. Победоносцева.{26}