Виссарион Белинский - Журнальные и литературные заметки

• Название: Журнальные и литературные заметки
• Автор: Виссарион Белинский
• Жанр: Критика

«Зная не только, что и как пишется в наших журналах, но и догадываясь наперед, что и как будет в каждом из них писаться, мы не принадлежим к числу ревностных их читателей. Если же и заглядываем в них, так больше для своего личного удовольствия, из желания прочесть иногда что-нибудь забавное, – нежели по обязанности. А между тем, ища удовольствия, встречаем иногда и пользу: время от времени попадаются в журналах вещи курьезно поучительные, по поводу которых иногда невольно раздумаешься о том и о сем…»

---

Фельетон 135 № «Северной пчелы» наполнен льстивыми разглагольствованиями о провинции. Там-то – видите ли – процветает и просвещение, и добродетель, и счастие, и вкус изящный, и образованность, и начитанность, и патриотизм, и все благородные чувства, все великое, святое и прекрасное жизни; а отчего? – оттого, что оттуда присылаются требования за пятью печатями на книги, журналы, газеты… Льстивые разглагольствования оканчиваются гимнами и дифирамбами в честь книжного магазина г. Ольхина и во славу издаваемых им книжных изделий…{122} О tempora, о mores![29]{123} Мимоходом разруганы «Мертвые души» и «Ревизор», как клевета на провинцию и карикатуры на провинциальные нравы. Жаль, что при этом удобном случае не объявлено, почему же провинция с такою жадностию расхватала «Мертвые души» и «Ревизора»: объяснение было бы очень интересно… Между прочим, вот что еще сказано в этой любопытной статье: «Не многим из городских жителей известно, что некоторые из господ журналистов и книгопродавцев печатают особые объявления для провинций и что в этих объявлениях они говорят о себе и о своих журналах и лавках такие вещи, которые возбудили бы общий хохот в столице, где на людей и на дела смотрят вблизи! Эти несчастные спекуляторы думают, что они ловят на удочку простодушных провинциалов, а в провинциях, напротив, платят им деньги из сострадания, из жалости – руководствуясь одним патриотизмом». О каких объявлениях, секретно рассылаемых в провинции, говорится здесь? Правда, было некогда разослано в провинции печатное объявление о публичных чтениях г-на Греча, очень ловко написанное, и оно было, в свое время, перепечатано в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду»«(1840){124}. Оно случайно попало в редакцию этой газеты, будучи прислано из провинции; иначе Петербург и на увидел бы его. Что же касается до спекулянтских книгопродавческих объявлений, – они беспрестанно попадаются даже в фельетонах иных газет, где издания разных вздоров, вроде «Супружеской истины»{125}, и перепечатку залежалых изделий выписавшихся и вышедших из моды старых писак – величают оживлением русской литературы!

В этом же фельетоне замечено, что «есть и теперь в провинциалах свое смешное и кое-что такое, что б надлежало истреблять орудием благонамеренной сатиры, но до этого именно еще не коснулись нынешние комики и сатирики». Так кто же, по вашему мнению, коснулся этого? Уж не старые ли сатирики, ученики Карамзина и Дмитриева? Где им! Понятие о сатире далеко ушло вперед со времен Карамзина и Дмитриева. Теперь сатириками поставляют за честь называть себя только выписавшиеся старые писаки – ученики, в сатире, Сумарокова. Сатиру заменили теперь художественные создания – роман и комедия, как выражения общественной жизни, и такой роман имеем мы в «Мертвых душах», и такую комедию в «Ревизоре». – Тут же рассказан чувствительным слогом учеников Карамзина трогательный пример душевной болезни, которую немцы называют Heimweh, а русские – тоскою по родине. Кто-то до того близкий г. фельетонисту (собственные слова его), что его можно счесть за самого г. фельетониста, стосковался на чужбине – по чем бы вы думали? – по какой-то рыбе (должно быть, соленой севрюжине – самая национальная рыба!) и гнилых диких грушах… Человек этот начал худеть и впал было в меланхолию, да, к счастию, поспешил воротиться на родину… Нет, господа ученики Карамзина! вы отстали даже и от Карамзина, который никогда не поставлял любви к родине в любви к рыбе и гнилым грушам. А еще хотите, чтоб вас читали, и берете смелость восклицать к людям, которые боятся скуки деревенской жизни: «А мы-то на что!» Такого рода деликатное восклицание могло сорваться только с пера какого-нибудь дюжинного писаки…

* * *

Весь фельетон 140 № «Северной пчелы» наполнен нападками на совместничество, которым с умыслу неправильно переводится слово concurrence, означающее не совместничество, а соревнование. «Северная пчела» – отъявленный враг всякого соревнования и страстная поклонница и любитель монополии! Где теперь старинные гродетуры и гроденапли, кожаные венецианские золоченые и росписные обои, гобелены, обои шелковые, севрский и майенский фарфор, богемское стекло, брабантские кружева, филиграновая работа? – восклицает он. Все эти вещи бесспорно были очень хороши, но так дороги, что ими пользовалась только небольшая часть привилегированных людей. Благодаря дешевизне, свободному производству и индустрии XIX века, теперь несравненно большее против прошлого века число людей пользуется благодеяниями цивилизации и образованности; можно надеяться, что со временем, благодаря им же, и еще несравненно большее число людей начнет жить по-человечески, то есть с удобством, опрятностию и даже изяществом. Итак, хвала соревнованию, свободному производству, индустрии и в особенности благодетельной дешевизне – этому новому покровительному гению нашего времени! Ими спасется бедное, страждущее от разных монополий человечество! «Северную пчелу» приводит в негодование дешевизна поездок за границу. Другое дело, говорит она, когда едет ученый, артист, фабрикант, мастеровой; а то праздношатающиеся, которые не читают даже сочинений учеников Карамзина и Дмитриева!.. Но если бы последние не могли ездить дешево, то и первые принуждены были бы сидеть дома. По мнению «Северной пчелы», соревнование, ошибочно называемое ею совместничеством, погубило литературу и в Европе и у нас, в России… В самом деле, если б, например, «Северная пчела» одна пользовалась литературного монополией), то есть единоторжием, мы уверены, русская литература расцвела бы в один год… Кто же усомнится в этом!..

* * *

Но довольно для первого раза. В следующей книжке «Отечественных записок», между прочим, познакомим мы читателей с другим фельетонистом «Северной пчелы». Подобно первому, он «знаменитый», хотя и не раз немилосердно обруганный в «Северной пчеле» романист; подобно первому, он написал в жизнь свою томов семьдесят и намерен еще столько же написать; сверх того, он еще и драматург не последний… Имя его… но мы скажем вам знаменитое его имя в следующий раз;{126} а пока заключим наши «заметки» курьезным, но нисколько не вымышленным известием, что один журнал, издающийся в монгольско-китайском духе, находя язык Пушкина не русским, вознамерился перевести всего Пушкина по-русски!!!.. Для этого приискал он себе какого-то дешевого горемычного пииту, существование которого мистериозно, то есть покрыто тайною…{127} Вот какие чудные дела готовы совершиться в русской литературе!..

Продолжение

Мы как-то раз обещали читателям познакомить их с одним из фельетонистов «Северной пчелы»{128}, – и что же? наше обещание многими было растолковано в дурную сторону. Говорили, что мы хотим написать тип, составленный из черт частной жизни почтенного фельетониста… Что за смешные люди! Неужели не знают они, что, во-первых, личности не могут быть печатаемы и, во-вторых, что мы не любим их и пишем всегда так, чтоб читатель мог сказать:

Тут не лицо, а только литератор!{129}

Давно уже в «Северной пчеле» печатаются фельетоны, подписываемые заветными и таинственными буквами Р. З. Эти буквы многих приводили в крайнее изумление, и никто не хотел верить, чтоб они означали г. Рафаила Зотова, о котором порядочная читающая публика узнала из первого тома «Ста русских литераторов»{130}.

Для нас нисколько не было удивительно ни то, что г. Рафаил Зотов захотел быть фельетонистом «Северной пчелы», и то, что «Пчела» решилась г. Рафаила Зотова взять к себе в фельетонисты. Однако ж мы думали, что это дело, для пользы и чести обеих сторон, останется в секрете. Оно и было в секрете довольно долго. Над фельетонами г. Рафаила Зотова читатели сперва смеялись, потом зевали за ними, а наконец вовсе перестали их читать, – как вдруг, в 155 № «Северной пчелы» нынешнего года, великий незнакомец, подобно Вальтеру Скотту, снял с себя маску и, к удивлению публики, решился назваться собственным своим именем{131}. «Вы уже читали мой фельетон о немецкой певице Валькер», – говорит он, давая тем знать, что он – фельетонист «Северной пчелы» и что его фельетоны даже находят себе читателей. «Достается мне, как фельетонисту «Северной пчелы»«, – восклицает он далее, давая тем знать, что у него есть даже враги и что его фельетоны наделали ему врагов… Не довольствуясь этими небылицами, он начинает уверять, что «пишет по внутреннему убеждению и с чистою благонамеренностию». «Я (говорит он) ищу лучшего в области искусств, хочу содействовать к усовершенствованию отечественных дарований и самым скромным образом представляю к этому (?) мои мнения. Опытности моей – увы! – (именно увы!) в театральном деле, верно, у меня не отнимут и жесточайшие враги мои. Дав на сцену более девяноста пиес (в том числе более двадцати опер), я, кажется, могу знать и сцену и музыку». Каков тон! Не правда ли, что и приличный и скромный?