Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

• Название: Жуков. Портрет на фоне эпохи
• Автор: Лаша Отхмезури
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-05712-9

Фундаментальный исторический труд посвящен жизни выдающегося военачальника, крупнейшего полководца Второй мировой войны Георгия Константиновича Жукова. Начиная с его детства и юности, проведенных в родной деревне Стрелковка Калужской области, первых лет воинской службы, участия в первых боях, авторы максимально подробно рассматривают военную и государственную деятельность Г.К. Жукова, его решающее влияние на ход Великой Отечественной войны и роль в самой победе над захватчиками. Особое внимание уделяется судьбе Жукова в послевоенный период, его преследованию и последующему взлету. Не скрывая ни достоинств, ни недостатков маршала, исследователи представляют его читателю как человека храброго и целеустремленного.

В российской истории Жуков стоит в одном ряду с Суворовым и Кутузовым, его жизнь неразрывно связана с жизнью Красной армии, большевистской партии и Советского Союза. Интерес к его личности не ослабевает, Жуков остается одним из немногих деятелей советской эпохи, почитание которых сохранилось и после крушения системы.

---

Твердую руку Жукова чувствовали и на Халхин-Голе, и во всех крупных сражениях Великой Отечественной войны. 13 июля он приказал приговорить к смертной казни и расстрелять двух солдат, уличенных в членовредительстве, и велел довести решение до всех. Как сообщает генерал-майор Григоренко, вскоре к смерти были приговорены еще пятнадцать человек, в том числе командиры. Штерн обратился в Главный военный совет и добился для них помилования. Но двум командирам и одному красноармейцу, приговоренным к смерти 27 июня, не повезло. Жуков лично обратился в Главный военный совет, к Ворошилову и Шапошникову и добился приведения приговора в исполнение. Жестокость Жукова может объяснить то огромное количество случаев членовредительства, дезертирства, самовольного оставления постов и уголовных преступлений – всех тех язв, которые будут терзать Красную армию до 1945 года и которые мы встречаем уже на Халхин-Голе.

На протяжении июня и июля Жуков, благодаря усилиям Штерна, накопил в своем ближайшем тылу тысячи ящиков с патронами, снарядами, цистерн с горючим, были построены 42 взлетно-посадочных полосы, пополнен парк техники, протянуты многие километры телефонных проводов, развернуто много радиостанций. Параллельно он приказал Смушкевичу начать мощное авиационное наступление с целью завоевания господства в воздухе, без чего победа в глубоком бою была невозможна. Советские потери были очень велики (предположительно 200–250 сбитых самолетов), но ВВС СССР могли их пережить, а вот японская авиация (она потеряла около 80 самолетов) не могла позволить себе такую роскошь. Чтобы уравновесить качественное превосходство противника, Смушкевич добился присылки новейших истребителей И-153 «Чайка», новой 20-мм пушки для И-16 и даже экспериментальных образцов первых советских ракет класса «воздух – воздух» РС-82. 22 июня над рекой вели бой более 200 самолетов – наивысшая концентрация военно-воздушных сил в тот период. Видимо, это была единственная в истории битва в воздухе, в которой оба противника применяли воздушный таран. К сильной досаде Жукова, после двухмесячных боев, в которых тактические успехи чередовались с неудачами, к августу Смушкевич так и не сумел завоевать абсолютное господство в воздухе. Но японская авиация уже не могла выдерживать такой темп боев.

Японцы атакуют первыми

В конце июня генерал Комацубара понял, что, выжидая, рискует получить затяжную войну на истощение, к которой он не был готов. Поэтому он решил использовать наступательный дух своей пехоты и ее умение воевать по ночам. Он разработал план окружения противника. Правую клешню тисков составлял ударный отряд, включавший основную часть имевшейся у него пехоты (подразделения 23-й и 7-й дивизий, из которых последняя была элитным соединением), усиленную артиллерией. Левую клешню составлял ударный отряд из конницы и легких танков (две бригады). Правый отряд должен был форсировать реку и затем повернуть на юг, охватывая советские войска, занимавшие плацдарм на восточном берегу Халхин-Гола. У Комацубары было 38 000 человек, 300 орудий разных типов, 300 танков и бронеавтомобилей. Их поддерживали сто восемьдесят самолетов. Штаб Квантунской армии был настолько уверен в предстоящей победе, что пригласил присутствовать при торжестве японского оружия журналистов, а также германского и итальянского военных атташе при правительстве Маньчжоу-Го. К тому моменту Жуков еще не получил основную часть подкреплений в живой силе и артиллерии. Имевшиеся в его распоряжении силы уступали японцам во всем, кроме танков (12 000 человек, 450 танков и бронеавтомобилей). Он был уязвим, и его застали врасплох.

2 июля, в полночь, люди Комацубары пересекли на лодках Халхин-Гол и быстро построили наплавной мост. Место переправы плохо охранялось, подразделения монгольской 6-й кавалерийской дивизии были без труда отогнаны от реки, гора Баин-Цаган была взята. Жуков допустил ошибку: ему следовало оставить на этих высотах надежные части. Необъяснимо, но монголы ничего не сообщили о неудаче своим советским союзникам. Чисто случайно, на рассвете 3 июля, один советский командир, выехавший инспектировать монгольские войска, нарвался на японский авангард. Была поднята тревога, но японцы продвинулись еще на 10 км на юг, не встречая никакого сопротивления. Жуков вскочил в «Форд-8» и вместе со своим порученцем Михаилом Воротниковым помчался разобраться с ситуацией на месте.

Бои на Халхин-Голе (20–31 мая 1939 г.)

Момент был критический. Жуков сохранил хладнокровие. Он приказал подразделениям, удерживавшим передовой плацдарм, оставаться на своем месте, то есть вокруг высоты 733, присматривая за тремя мостами через реку, находившимися за их спиной. В воздухе развернулся жестокий бой. В 10:45 Жуков приказал перейти в контратаку 11-й танковой бригаде комбрига Яковлева – единственному соединению, которое он увидел идущим с запада в большом облаке пыли. В уставе танковых войск не предусматривалось наступление танков без поддержки пехоты, артиллерии и авиации. Вот что рассказывал Жуков одиннадцать лет спустя Константину Симонову: «На Баин-Цагане у нас создалось такое положение, что пехота отстала. Полк Ремизова [149-й] отстал. […] Только кое-что из вторых эшелонов еще осталось на том берегу. […] Создавалась угроза, что они сомнут наши части на этом берегу и принудят нас оставить плацдарм там, за Халхин-Голом. А на него, на этот плацдарм, у нас была вся надежда. Думая о будущем, нельзя было этого допустить. Я принял решение атаковать японцев танковой бригадой Яковлева. Знал, что без поддержки пехоты она понесет тяжелые потери, но мы сознательно шли на это. Бригада была сильная, около 200 машин. Она развернулась и пошла. Понесла очень большие потери от огня японской артиллерии, но, повторяю, мы к этому были готовы. […] Танки горели на моих глазах. На одном из участков развернулось 36 танков, и вскоре 24 из них уже горело. Но зато мы раздавили японскую дивизию. Стерли. […] Когда все это начиналось, я был в Тамцак-Булаке. Мне туда сообщили, что японцы переправились. Я сразу позвонил на Хамар-Дабу и отдал распоряжение: „Танковой бригаде Яковлева идти в бой“. Им еще оставалось пройти 60 или 70 километров, и они прошли их прямиком по степи и вступили в бой. А когда вначале создалось тяжелое положение. Кулик потребовал снять с того берега, с оставшегося у нас там плацдарма артиллерию – пропадет, мол, артиллерия! Я ему отвечаю: если так, давайте снимать с плацдарма все, давайте и пехоту снимать. Я пехоту не оставлю там без артиллерии. […] Тогда давайте снимать все. В общем, не подчинился, отказался выполнить это приказание и донес в Москву свою точку зрения. […] И эта точка зрения одержала верх»[274].

Этот последний пункт противоречит истине. Рассказанный инцидент датируется 14 июля, то есть он произошел неделей позже описанных событий и совершенно не похож на то, что было рассказано. На самом деле еще 13-го Кулик приказал Жукову отвести все войска с восточного берега Халхин-Гола, чтобы лучше организовать оборону на противоположном берегу. Жуков подчинился. Когда в Москве Шапошников и Ворошилов узнали о существовании этого приказа, они немедленно отменили его, квалифицировав как «неправильный и крайне вредный». Жуков подчеркнул, что выполнял приказ Кулика, но было понятно, что в душе он согласен с Шапошниковым. Ворошилов занервничал, объявил Кулику выговор и приказал ему вернуться в Москву[275]. В этой истории Жуков продемонстрировал дисциплинированность, хотя был не согласен с полученным приказом. Его можно понять: ведь он был никому не известным комдивом. Как он мог не подчиниться командарму, начальнику Артиллерийского управления РККА, заместителю наркома обороны и личному другу Ворошилова? Жукову настолько не понравилось, как он себя повел в данной ситуации, что он написал неправду. Действительно, в своих воспоминаниях Жуков очень любил представать человеком, уверенным в себе и умеющим отстаивать собственное мнение, несмотря ни на какое давление. На Халхин-Голе он не всегда был таким. Он будет таким – до известной степени – в дальнейшем.

Под ударом танковой бригады Яковлева японская пехота остановилась, зарылась в землю, выставила батареи противотанковых орудий и выпустила вперед волны никухаку когеки – людей-бомб, которые бросались под танки и подрывали их вместе с собой. Никакой паники, никакого отступления, офицеры и унтер-офицеры действовали инициативно: мы готовы биться об заклад, что Жуков хотел бы командовать такими войсками. Во второй половине дня он бросил в новую атаку еще 200 танков 7-й и 36-й механизированных бригад – последней командовал комбриг Федюнинский, который в дальнейшем станет одним из ближайших сподвижников Жукова,  – и снова потерял половину танков. Но японский план был сорван. Тем более что продвижение левофлангового ударного отряда Комацубары остановлено настоящим ливнем огня артиллерии, которую Жуков отказался отводить. У Кумацубары не осталось иного выбора, кроме как ночью уйти за реку, на прежние позиции. Он потерял 20 % личного состава и более половины своих танков. Оставшиеся дни июля японцы безуспешно пытались выбить красноармейцев с плацдарма на восточном берегу. В частности, 23 июля, получив дополнительную артиллерию из Японии, 23-я дивизия предприняла фронтальную атаку. Но на 25 000 снарядов, выпущенных японцами за три дня, советская сторона ответила вдвое более интенсивным огнем. Сражение затягивалось, а в этой ситуации советская сторона была сильней. Она готовилась к продолжительной операции, а японцы – к короткому сражению. Мощь советской артиллерии увеличивалась, ее огонь изматывал противника. Жуков позволил провести ряд контратак с целью расширить плацдарм на восточном берегу. Это было очень важно: плацдарм позволял ему перейти в решающее наступление, не тратя времени и сил на форсирование реки. Однако в этих атаках погибли двое лучших из подчиненных ему командиров – Яковлев и Ремизов.