Владимир Талалаев - Свеча

• Название: Свеча
• Автор: Владимир Талалаев
• Жанр: Научная Фантастика

---

Он остался у нас в Замке на неделю, и все время пел странные, берущие за душу песни. Я так и не заметил, откуда он берет свою лютню. Он просто доставал какой-то блокнотик, раскрывал его на какой-то страничке -- и вот уже лютня у него в руках, и он поет, порой заглядывая в книжицу, чтобы не сбиться и не перепутать слов.

У него было с собой много красивых безделушек -- видимо, страсть к предметам искусства он унаследовал от дедушки -- центаврийского офицера... Но особенно мне понравилась подзорная труба. Старинная, медная, в рельефных узорах и с клеймом древних корабельных мастеров, она обладала неимоверным увеличением: со двора я явственно мог рассмотреть глаз стервятника, следящего за всем из-под крыши. И этот реликт Корабельных времен меня прельстил. Я решился.

Я выменял трубу на две бутылки старого вина из наших подвалов и косметичку, найденную мною в старом противогазе на берегу пруда. Принес новое сокровище к себе, пристроил на подоконнике и приготовился кинуть взгляд на деревенские улочки. Я не торопился, оттягивал момент, как настоящий гурман. А может быть -- просто боялся, что вблизи деревенька окажется миражом? Декорацией, зачем-то поставленной то ли горгулом-привратником, то ли стервятником из-под крыши? Почему-то я верил, что они могли бы пойти на такое, хотя спроси меня кто, зачем им это -- пожал бы плечами и не нашел ответа... И все же, вздохнув, я осторожно склонился к трубе и заглянул в нее.

Улочка оказалась одна. Главная. Она же -- единственная. Сама же деревенька насчитывала четырнадцать домов, церквушку да магазин, наполовину вросший в пологий холм. Взрослых я не приметил -- уже потом я понял, что в эти летние дни они в поле, заботятся об урожае. Зато по улице бегали деревенские ребятишки. Они играли во что-то, размахивая деревянными мечами. Уж не в Короля ли Артура они играли?

Я смотрел в трубу, пока дворецкий не постучал в комнату и не напомнил, что пора обедать. Тогда я спрятал трубу под матрац и кинулся в обеденный зал.

Кое-как отобедав, я вернулся к созерцанию недоступной мне жизни... И отложил трубу только вечером, когда в сумерках все сливалось в сплошной сизоватый туман.

Ночью я решил еще раз попробовать бежать из Замка. Сплетя из жгутов, бинтов и простыней подобие веревочной лестницы, я закрепил ее на подоконнике, сбросил вниз и гордо сделал первые шаги...

Ой, мамочка! Это кажется так просто, пока смотришь в кино. Но на самом деле порывы ветра раскачивают тебя туда-сюда, нещадно бьют о седые камни стен, и в свежие царапины попадает пыль и жгучий мох.

Я понимал, что долго не выдержу. Но долго и не надо! Главное -поскорее спуститься вниз, а там -- ищи-свищи! Я перебирал руками и ногами, когда резкий треск сверху, напоминающий щелчок клюва стервятника, ударил по мозгам... Веревка лопнула, и я, намертво вцепившись в нее, полетел вниз. Прямо в заботливые руки горгула.

-- Все у Вас детство в голове, молодой господин... -- добродушно проворчал он. -- Все неймется Вам, все шалите... А не успей я вовремя -- что бы я потом сказал Вашим родителям, когда они все же вернутся?.. Где Ник, спросят они. А нету, отвечу им я, разбился, акробатничая за окном... Грустное зрелище... Душераздирающее зрелище...

Он внес меня в Замок и осторожно закрыл двери.

-- Пообещайте, что больше не станете делать таких лестниц...

-- Обещаю! -- радостно выкрикнул я. Ведь ТАКИХ лестниц я больше делать не буду! Я сделаю другую, из стальных тросов, чтобы никто перекусить не мог!

Вернувшись в свою комнату, я отвязал обрывок простыни от подоконника и выбросил на улицу вместе со стервятничьим пером, валявшимся на полу...

Сон был тревожным, разбавленным тихими шорохами и поскрипываниями, словно за стенкой шуршали крысята.

Наутро я был на своем посту -- верхом на подоконнике, со здоровенной подзорной трубой в руках. И завтра. И послезавтра. Я уже узнавал в лицо ребят и девчат на далекой улице. Увы -- я не мог подойти к ним и просто познакомиться. А потому я придумывал им имена, которые на мой взгляд им больше всего подходили. Вон тот, конопатый -- Санька, а тощенький и большеглазый -- Арсен, Светка все время пытается верховодить, но у нее ничего не получается, ребята больше прислушиваются к рассудительной Полине... А вот промчался по улице Данька, и ветер развевает его желтые локоны, спадающие до середины спины. Сперва я было принял его за девчонку, но вскоре понял, что ошибся... Когда он использовал забор не по назначению... А имя придумалось само -- он был похож на Данило-Мастера из сказов Бажова, подарочное издание которых я листал в библиотеке. Перевод был так себе, но иллюстрации. Словно фотографии, такие настоящие! А Данька и правда похож на уральского мастера из далекой Руси, даже волосы стягивает таким же кожаным ремешочком-хайратничком. Вот только не с камнем он возится, а делает ребятам деревянные мечи и доспехи из жести.

Кроме моих деревенских наблюдений в те дни мне запомнился только один вопрос Менестреля.

-- А почему это у Вас в Замке такие маленькие картины и портреты на стенах? -- спросил он, когда мы встретились по дороге в обеденную.

-- Какие ж маленькие? -- удивился я. -- Разве бывают больше?

Сейчас-то я понимаю, как это тогда прозвучало... Ведь картины на стенах были не больше современной почтовой открытки, но тогда ж я не бывал ни в Лувре, ни в Третьяковке, а репродукции в книгах -- не более того, что висело на стенах...

-- Бывают... -- ответил тогда Менестрель. -- А при таком крохотном размере нельзя рассмотреть никаких подробностей... Так, самое общее впечатление...

-- Ну-у-у, не знаю... Традиция, наверное... -- неуверенно начал я, но тут вмешался услыхавший нашу беседу горгул:

-- Это старая традиция... -- сказал он. -- Предки нынешних обитателей считали, что стены Замка стары и слабы, и боялись, что если вешать на них картины побольше -- то древний камень может не выдержать, и стены рухнут... Вот и выбрали оптимальный размер...

Ничего не говоря, Мерестрель со всей силы треснул ногой в стену. Запрыгал на второй ноге, затем фыркнул:

-- Эти стены попадание из танка выдержат! Тут можно шкуру немейского льва цеплять, а не только эти крохотные листочки!

-- Так-то оно так... -- осторожно начал горгул. -- Выстрел они выдержат. Но выстрел -- это воздействие кратковременное, а тяжесть висящих картин -- явление постоянное во времени. Камень же, как известно, именно капля точит, ежели долго и упорно... Так что размер картин и родовых портретов оптимален для нашего Замка, тут я с предшественниками полностью согласен...

Внук центаврийского офицера только хмыкнул в ответ, но от дальнейшего развития спора отказался... А я решил перед отъездом подарить ему пару картин, которые он наиболее пристально рассматривал. Ту, где трое стоят у ледяного зеркала и ту, где наш бизнес-волк воет на медно-желтую Луну... А еще я, наверное, дам ему мой портрет и попрошу передать его Даньке в той деревушке. Надеюсь, он не откажет мне... Да и стены разгружу в угоду дворецкому...

И снова я любовался играми в деревеньке. А ночью попробовал спуститься из окна по стальному тросу... Кто ж знал, что у стервятника есть ножницы по металлу!.. И я снова оказался в руках горгула... И на этот раз пришлось пообещать, что никаких больше лестниц... Ладно, в следующий раз сделаю дельтаплан...

Когда я вернулся в комнату, то посреди птичьих перьев увидел разбитую в клочья подзорную трубу. Эта птица превзошла все правила приличия! Увы -- мне до нее не добраться -- высоко сидит!.. В бессильной злобе я метался по комнате, строя планы постройки катапульты или арбалета... И вдруг... Какая-то сила потянула меня вниз... Нет, не прижала к полу... Я просто понял, что мне нужно в подвал! В самый нижний подвал... Все точно: там может сохраниться подземный ход! А уж ход-то стервятник не контролирует!

В верхних подвалах хранилось вино. Ниже -- склады, более напоминающие пыльные свалки. Дубовые двери скрипели, когда я переходил из комнаты в комнату. И вот за очередной из них, продравшись сквозь паутину и обветшалые тряпки, я увидел винтовую лестницу, ввинчивающуюся в недра горы. Она пронзала ярусы, забытые обитателями Замка. Где-то на семидесятом этаж представлял собой берег реки, и старик-перевозчик потребовал с меня пийсят копеек за переправу на другую сторону. Он так и сказал -- "пийсят", чем здорово напомнил мне нашего финансиста. Я показал старику язык и вернулся к лестнице, спускаясь еще ниже... Теперь каждая ступень -- как порог у нового мира. Шагни -- и войдешь! Но я не отвлекался... Не эти миры мне нужны. Мне нужна дыра в моем собственном мире! Каменная нора или глинистый ход, но ведущий не в чужие сказки, а подальше от своей собственной!

Ступени кончились внезапно. Вокруг была пустошь, изредка разбавленная стальными гнутыми конструкциями и обрывками проводов и кабелей. То тут, то там горели железные бочки, наполненные какой-то гадостью. А в свете желтоватого пламени танцевало несколько крысенышей в курточках и с припанкованными всклокоченными прическами. Один из них, в моднявых очках, напевал, то ли развлекая толпу тусовщиков, то ли разговаривая сам с собой. Я прислушался, и когда он протянул вверх, к стальным перекрытиям, лапки, различил слова: