Саша Черный - Стихотворения

• Название: Стихотворения
• Автор: Саша Черный
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Поэзия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49176-6

Беспощадный сатирик и тонкий лирик, ярко и с безукоризненным вкусом блиставший всеми гранями таланта – Саша Черный (А. М. Гликберг, 1880–1932) был необыкновенно популярен в России начала XX века. Его острые, беспощадные сатиры искали в свежих номерах «Сатирикона», знали наизусть, о нем спорили и им восторгались. Саша Черный прожил не очень долгую, но насыщенную и плодотворную жизнь. В ней была и война, на которую он ушел добровольцем и о которой рассказал в стихах, и революция, которую он решительно не принял, и эмиграция, нелегко дававшаяся ему. Но он всегда был верен себе, оставался настоящим поэтом, не отступавшим от своих творческих принципов. Может быть, поэтому его поэзия до сих пор жива. Более того, она злободневна, свежа, иронична. Откройте книгу – и вы увидите знакомые ситуации, знакомые лица. Вы будете смеяться, хмуриться, раздумывать – эти стихи не оставят вас в покое, будут припоминаться, потребуют перечитать их. Словом, они навсегда останутся с вами.

---

Радость

По балке ходит стадо
Медлительных коров.
Вверху дрожит прохлада
И синенький покров.

На пне – куда как любо!
Далекий, мягкий скат…
Внизу кружит у дуба
Компания ребят.

Их красные рубашки
На зелени холмов,
Как огненные чашки
Танцующих цветов…

Девчонки вышивают,
А овцы там и сям
Сбегают и взбегают
По лакомым бокам.

Прибитая дорожка
Уходит вдаль, как нить…
Мышиного горошка
И палки б не забыть!

Шумит ракитник тощий,
Дыбятся облака.
Пойти в луга за рощей,
Где кротко спит Ока?

Встаю. В коленях дрема,
В глазах зеленый цвет.
Знакомый клоп Ерема
Кричит: «Заснул аль нет?»

Прощай, лесная балка!
Иду. Как ясен день…
В руке танцует палка,
В душе играет лень.

А крошечней мизинца
Малыш кричит мне вслед:
«Товарищ, дай гостинца!»
Увы, гостинца нет.

<1911>Кривцово

Разгул

Буйно-огненный шиповник,
Переброшенная арка
От балкона до ворот,
Как несдержанный любовник,
Разгорелся слишком ярко
И в глаза, как пламя, бьет!

Но лиловый цвет глициний,
Мягкий, нежный и желанный,
Переплел лепной карниз,
Бросил тени в блекло-синий
И, изящный и жеманный,
Томно свесил кисти вниз.

Виноград, бобы, горошек
Лезут в окна своевольно…
Хоровод влюбленных мух,
Мириады пьяных мошек,
И на шпиле колокольном —
Зачарованный петух.

1907Гейдельберг

Апельсин

Вы сидели в манто на скале,
Обхвативши руками колена.
А я – на земле,
Там, где таяла пена, —
Сидел совершенно один
И чистил для вас апельсин.

Оранжевый плод!
Терпко-пахучий и плотный…
Ты наливался дремотно
Под солнцем где-то на юге
И должен сейчас отправиться в рот
К моей серьезной подруге.
Судьба!

Пепельно-сизые финские волны!
О чем она думает,
Обхвативши руками колена
И зарывшись глазами в шумящую даль?

Принцесса! Подите сюда,
Вы не поэт, к чему вам смотреть,
Как ветер колотит воду по чреву?
Вот ваш апельсин!

И вот вы встали.
Раскинув малиновый шарф,
Отодвинули ветку сосны
И безмолвно пошли под смолистым навесом.
Я за вами – умильно и кротко.

Ваш веер изящно бил комаров —
На белой шее, щеках и ладонях.
Один, как тигр, укусил вас в пробор,
Вы вскрикнули, топнули гневно ногой
И спросили: «Где мой апельсин?»
Увы, я молчал.
Задумчивость, мать томно-сонной мечты,
Подбила меня на ужасный поступок…
Увы, я молчал!

<1911>

Утром

Бодрый туман, мутный туман
Так густо замазал окно —
А я умываюсь!
Бесится кран, фыркает кран…
Прижимаю к щекам полотно
И улыбаюсь.
Здравствуй, мой день, серенький день!
Много ль осталось вас, мерзких?
Всё проживу!
Скуку и лень, гнев мой и лень
Бросил за форточку дерзко.
Вечером вновь позову…

<1910>

Тифлисская песня

Как лезгинская шашка твой стан,
Рот – рубин раскаленный!
Если б я был турецкий султан,
Я бы взял тебя в жены…

Под чинарой на пестром ковре
Мы играли бы в прятки.
Я б, склонившись к лиловой чадре,
Целовал твои пятки.

Жемчуг вплел бы тебе я средь кос!
Пусть завидуют люди…
Свое сердце тебе б я поднес
На эмалевом блюде…

Ты потупила взор, ты молчишь?
Ты скребешь штукатурку?
А зачем ты тихонько, как мышь,
Ночью бегаешь к турку?

Он проклятый мединский[193] шакал!
Он шайтан[194]! Он невежа!
Третий день я точу свой кинжал,
На четвертый – зарррежу!..

Искрошу его в мелкий шашлык…
Кабардинцу дам шпоры —
И на брови надвину башлык,
И умчу тебя в горы.

<1921>

Прибой

Как мокрый парус, ударила в спину волна,
Скосила с ног, зажала ноздри и уши.
Покорно по пестрым камням прокатилась спина.
И ноги, в беспомощной лени, поникли на суше.
Кто плещет, кто хлещет, кто злится
в зеленой волне?

Лежу и дышу… Сквозь ресницы струится вода.
Как темный Самсон[195], упираюсь о гравий руками
И жду… А вдали закипает, белеет живая гряда,
И новые волны веселыми мчатся быками…
Идите, спешите, – скорее, скорее, скорее!

Mотаюсь в прибое. Поэт ли я, рыба иль краб?
Сквозь влагу сквозит-расплывается бок полосатый,
Мне сверху кивают утесы и виллы, но, ах, я ослаб,
И чуть, в ответ, шевелю лишь ногой розоватой.
Веселые, милые, белые-белые виллы…

Но взмыла вода. Ликующий берег исчез.
Зрачки изумленно впиваются в зыбкие скаты.
О, если б на пухнущий вал, отдуваясь и ухая, влез
Подводный играющий дьявол, пузатый-пузатый!..
Верхом бы на нем бы – в море…
далеко… далеко…

Соленым, холодным вином захлебнулись уста.
Сбегает вода, и шипит светло-пепельный гравий.
Душа обнажилась до дна, и чиста и пуста —
Ни дней, ни людей, ни идей, ни имен,
ни заглавий…
Сейчас разобьюсь – растворюсь
и о берег лениво ударю.

1912Капри

Над морем

Над плоской кровлей древнего храма
Запели флейты морского ветра.
Забилась шляпа, и складки фетра
В ленивых пальцах дыбятся упрямо.

Направо море – зеленое чудо.
Налево – узкая лента пролива.
Внизу – безумная пляска прилива
И острых скал ярко-желтая груда.

Крутая барка взрезает гребни,
Ныряет, рвется и всё смелеет.
Раздулся парус – с холста алеет
Петух гигантский с подъятым гребнем.

Глазам так странно, душе так ясно:
Как будто здесь стоял я веками,
Стоял над морем на древнем храме
И слушал ветер в дремоте бесстрастной.

1912Porto Venere. Spezia[196]

Человек

Жаден дух мой! Я рад, что родился
И цвету на всемирном стволе.
Может быть, на Марсе и лучше,
Но ведь мы живем на Земле.

Каждый ясный – брат мой и друг мой,
Мысль и воля – мой щит против «всех»,
Лес и небо – как нежная правда,
А от боли лекарство – смех.

Ведь могло быть гораздо хуже:
Я бы мог родиться слепым,
Или платным предателем лучших,
Или просто камнем тупым…

Всё случайно. Приятно ль быть волком?
О, какая глухая тоска
Выть от вечного голода ночью
Под дождем у опушки леска…

Или быть безобразной жабой,
Глупо хлопать глазами без век
И любить только смрад трясины…
Я доволен, что я человек.

Лишь в одном я завидую жабе, —
Умирать ей, должно быть, легко:
Бессознательно вытянет лапки,
Побурчит и уснет глубоко.

<1912>

Призраки

Неспокойно сердце бьется, в доме всё живое спит,
Равномерно, безучастно медный маятник стучит…
За окном темно и страшно, ветер в бешенстве
слепом
Налетит с разбега в стекла – звякнут стекла,
вздрогнет дом,
И опять мертво и тихо… но в холодной тишине
Кто-то крадучись, незримый, приближается ко мне.
Я лежу похолоделый, руки судорожно сжав,
Дикий страх сжимает сердце, давит душу,
как удав…
Кто неслышными шагами в эту комнату вошел?
Чьи белеющие тени вдруг легли на темный пол?
Тише, тише… Это тени мертвых, нищих, злых
недель
Сели скорбными рядами на горячую постель.
Я лежу похолоделый, сердце бешено стучит,
В доме страшно, в доме тихо, в доме всё живое
спит.
И под вой ночного ветра и под бой стенных часов
Из слепого мрака слышу тихий шепот вещих слов:
«Быть беде непоправимой, оборвешься, упадешь —
И к вершине заповедной ты вовеки не дойдешь».
Ночь и ветер сговорились: «Быть несчастью,
быть беде!»
Этот шепот нестерпимый слышен в воздухе
везде,
Он из щелей выползает, он выходит из часов —
И под это предсказанье горько плакать я готов!..
Но блестят глаза сухие и упорно в тьму глядят,
За окном неугомонно ставни жалобно скрипят,
И причудливые тени пробегают по окну.
Я сегодня до рассвета глаз усталых не сомкну.

1906

* * *

Замираю у окна.
Ночь черна.
Ливень с плеском лижет стекла.
Ночь продрогла и измокла.
Время сна.
Время тихих сновидений,
Но тоска прильнула к лени,
И глаза ночных видений
Жадно в комнату впились.
Закачались, унеслись.
Тихо новые зажглись…
Из-за мокрого стекла
Смотрят холодно и строго,
Как глаза чужого бога, —
А за ними дождь и мгла.
Лоб горит.
Ночь молчит.
Летний ливень льнет и льется
Если тело обернется —
Будет свет.
Лампа, стол, пустые стены,
Размышляющий поэт
И глухой прибой вселенной.

1907Гейдельберг

На кладбище