Василий Емельянов - О времени, о товарищах, о себе

• Название: О времени, о товарищах, о себе
• Автор: Василий Емельянов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

Настоящая книга представляет собой первую часть воспоминаний одного из организаторов советской промышленности, известного ученого, члена-корреспондента Академии наук СССР, Героя Социалистического Труда Василия Семеновича Емельянова. Кинозрители нашей страны и за рубежом знакомы с автором по одному из больших эпизодов фильма «Русское чудо». Книга посвящена в основном тридцатым годам, когда закладывался фундамент сегодняшнего индустриального могущества Страны Советов. Рассказывает В. С. Емельянов и о более раннем периоде — работе в Баку в первые годы Советской власти, учебе в Московской горной академии, встречах с И. Ф. Тевосяном, А. А. Фадеевым, А. П. Завенягиным. С большим интересом читаются страницы, посвященные пребыванию В. С. Емельянова в 30-х годах в Германии, где он работал на заводах Круппа. Автор — человек, много повидавший на своем веку, с точным пониманием людей и событий. Поэтому за отдельными фактами, характерами, судьбами перед читателем встает огромный исторический фон, интереснейшее время первых пятилеток.

---

Толпа безмолвно слушала. Огромная масса людей как бы оцепенела. По всей видимости, до сознания большинства еще не дошло, что значит новое понятие Volksgrenzen[85].

Далее Гитлер перешел к резкой критике Версальского договора и ошибочности мнения, что будто бы путем уничтожения экономики шестидесятипятимиллионного народа можно сослужить полезную службу другим народам.

Речь Гитлера становилась все более горячей. Голос звучал громче, фразы стали более короткими.

«Если сегодня Германия предъявляет требования действительного равноправия в отношении разоружения других наций, так к этому она имеет моральное право».

«Ибо Германия разоружена и Германия это разоружение выполнила под международным контролем».

«Было сдано или уничтожено 6 миллионов винтовок и карабинов, 1,3 миллиона пулеметов, огромное количество пулеметных стволов, 91 000 снарядов, 38 миллионов 750 тысяч гранат и огромное количество других военных изделий».

«Рейнская область была демилитаризирована, немецкие укрепления снесены, наши корабли сданы, самолеты уничтожены. Кто сегодня осмелится оспаривать эти факты?»

Теперь голос Гитлера гремел на всю площадь. На площадь прорвалась буря аплодисментов. Это аплодировали депутаты рейхстага. Толпа на Бургплятц задвигалась — все стали также аплодировать.

Наконец Гитлер стал говорить о том, что со дня заключения Версальского договора немецкий народ стал пищать в экономическом и в политическом отношении. Многие хозяйства были разорены, появилась огромная армия безработных. «Со времени подписания Версальского договора, — теперь Гитлер уже истошно кричал, — только из-за обнищания, 224 900 человек покончило самоубийством — мужчины и женщины, старики и дети».

Из репродукторов неслись возбужденные голоса:

— Слушайте, слушайте! — это кричали там, где выступал Гитлер.

Старая седая женщина, стоящая рядом со мной, вдруг зарыдала и уронила голову на плечо своего соседа. Я отвел глаза от репродуктора и оглянулся. Мужчина успокаивал рыдавшую старуху, а у него лицо тоже было в слезах. Многие вытирали платками глаза. Толпа была наэлектризована и казалось, что пойдет на любые меры, чтобы покончить с Версальским договором.

«Эти неподкупные свидетельства являются обвинителями против самого духа и содержания договора!» — истерично кричал Гитлер.

Он закончил свое выступление, а народ стоял на площади и ждал еще чего-то, недосказанного фюрером.

Вечером, когда мы собрались к ужину на квартире Рауэ, старый офицер Рауэ спросил меня:

— Ну, слушали речь Гитлера?

— Да, слушал.

— Haben Sie verstanden, was bedeutet das Wort die Volksgrenzen?[86]

И, не ожидая моего ответа, продолжил:

— Das ist doch ein Krieg![87]

Старый офицер, всегда такой веселый и жизнерадостный, был мрачен. Он стоял у стола и обеими руками опирался на его край.

— Мне казалось, что я не буду свидетелем еще одной войны. Боюсь, что я ошибся. Для военного встречать новую войну в моем возрасте — это трагедия. Но я вижу и другую трагедию. Бисмарк считал, что Германия может выиграть войну на Западе только в том случае, если на Востоке будет иметь дружественную или по крайней мере нейтральную Россию. Я с этим полностью согласен, и меня очень тревожит ухудшение отношений между нашими странами.

Ужин в этот вечер прошел необычно тихо. Все были встревожены, разговоры не клеились.

И вот теперь, через три десятилетия с лишним, в Западной Германии снова поднимает голову фашизм. Неофашисты вновь ставят вопрос о пересмотре границ.

И вновь, как и тогда, многие политические деятели Запада недооценивают эту опасность для дела мира.

…А на заводе дел все прибывало. Ночью, когда я проходил по Фронхаузенштрассе, то увидел во всех окнах закрытого раньше снарядного цеха яркие огни.

«Неужели работают?» — подумал я.

На огромных заводских воротах висел большой ржавый замок. Казалось, что он висит здесь уже много лет и является свидетельством заброшенности цеха и того производства, которое здесь когда-то было.

Я повернул обратно и зашел в листопрокатный цех. Встретив на дворе знакомого рабочего, я спросил его, как мне пройти в снарядный цех.

— Я пытался пройти, но на воротах висит замок.

Рабочий улыбнулся.

— Этот замок висит уже много лет. Теперь в этот цех ходят вот через этот проход, — и он указал мне дорогу. В цехе на горизонтальных прессах штамповались какие-то длинные цилиндры.

Я подошел к конторке мастера и взял в руки карточку, на которой был изложен выполняемый в цехе заказ. В такие карточки обычно заносились все технические характеристики. Ко мне подошел мастер:

— Простите, я вас вижу здесь впервые. Покажите, пожалуйста, ваш пропуск.

Я вынул свою карточку, разрешавшую мне посещать все цеха завода. Мастер почтительно протянул мне ее обратно и еще раз извинился за причиненное беспокойство.

— Выполняем заказ на секции для котлов высокого давления, нами получен заказ из Японии.

— Вы давно ввели в действие этот цех? Я никогда не видел, чтобы в этом цехе проводились работы, в особенности ночью. Я уже второй год хожу мимо и никогда не видел в окнах огней.

— Вторая неделя пошла, как мы начали работать. Ведь раньше в этом цехе штамповали снаряды — и он был закрыт. Когда мы получили японский заказ, решили секции изготовить вот на этом прессе. Раньше мы на нем прошивали шестидюймовые снаряды. Но технология-то производства одна и та же — что при производстве снарядов, что при изготовлении секций.

— Да и сталь-то по своему составу близка к снарядной, — добавил я.

Мастер замялся.

— Да, конечно, можно, вероятно, найти некоторое сходство.

Я попрощался со словоохотливым мастером и пошел домой. Вспомнилось вчерашнее выступление Гитлера.

— Кто будет утверждать, будто бы Германия не выполнила договорных обязательств и не разоружилась?

А вот здесь в цехах крупповского завода были другие свидетельства, свидетельства того, как идет вооружение Германии. Оно началось давно. Почти год назад в третьем мартеновском цехе, когда шла загрузка сталеплавильной печи, я обратил внимание начальника цеха на стальной лист со следами пуль на нем. Было ясно, что это так называемая броневая корочка — образец брони, посылаемой на полигон для испытания бронестойкости стали.

— Что это за сталь? — спросил я тогда начальника цеха.

— Эта сталь используется у нас для изготовления сейфов.

— По ведь это вот следы от пуль? — задал я новый вопрос.

Начальнику цеха нельзя было не согласиться со мной: слишком уж все было очевидным.

— Да, конечно. Дело в том, что мы испытываем нашу сталь для сейфов также и путем обстрела на полигоне.

— Для чего же?

— А ведь сейф могут пытаться вскрыть путем стрельбы.

На меня были устремлены нагловатые глаза моего собеседника.

Потом мы вместе с одним из практикантов побывали в инструментальном цехе, и он обратил мое внимание на длинные конусные детали.

— А ведь это пулеметные стволы! Что это у вас за изделия изготовляются здесь?

— Инструмент, — последовал лаконичный ответ мастера.

— Какой же это инструмент? Это пулеметный ствол.

— А что я вам сказал? Инструмент — это общее наименование многих изделий, обрабатываемых в нашем цехе, — и мастер отошел к нагревательным печам.

Напрасно их считают людьми

Хозяин моей квартиры оказался мерзавцем. До прихода Гитлера к власти он состоял в компартии, затем отрекся от нее, а свою дочь направил в гитлеровский союз молодых девушек — Hitlermädchen. На меня он написал какой-то донос.

Уже в начале марта, когда вечером я сидел дома и читал, раздался стук в дверь. Не ожидая ничего плохого, я сказал:

— Herein[88].

Дверь стала медленно раскрываться, и вдруг я увидел вначале вытянутую руку, держащую револьвер, а затем фигуру грузного штурмовика. За ним в комнату вошло еще шесть человек.

— Оружие есть?

У меня в руках был карандаш, и я сказал:

— Вот мое оружие.

— Я вас серьезно спрашиваю — есть у вас оружие?

— Кроме вот этого, у меня нет никакого другого.

— Мы хотим проверить, чем вы занимаетесь, — сказал один из вошедших в комнату, видимо старший. Всё почему-то стали рассматривать потолки и стены комнат. Потом один из штурмовиков сказал:

— Нам заявили, что у вас на потолках и стенах нарисованы советский герб: серп и молот.

— Но вы видите, ведь этого нет! — ответил я.

Штурмовики открывали ящики стола, шкафы, прошли к кроватям, поднимали подушки, заглядывали под кровати, зачем-то отодвинули диван.

На мой протест, кто дал им право производить у меня обыск, я услышал надменный ответ:

— Во время революции права не получают, а берут.

«Какой цинизм, — подумал я. — Неужели этот молодчик действительно считает этот разгул реакции революционным процессом? Ведь их вождь зовет назад — к средневековью. Они уничтожают все наследие культуры, сажают в тюрьмы и отправляют в лагери всех прогрессивных людей, они воспевают самое низменное».